Лоран Бине - HHhH Страница 62

На третьем этаже «Буловки», откуда выкинули всех до единого пациентов, в кабинете профессора, который тот приказал срочно переоборудовать в палату, лежит на больничной койке Гейдрих. Он ослабел, отупел от лекарств, все тело у него саднит, но он в сознании. Открывается дверь, и охранник пропускает в комнату его жену. Рейнхард пытается улыбнуться посетительнице, он доволен, что Лина здесь. Ей тоже становится легче, ведь она видит мужа пусть в постели, пусть ужасно бледным, но живым. Вчера, когда ей показали Рейнхарда после операции, без сознания и белого, как простыня, она подумала, что он умер, да и когда он очнулся, его состояние было немногим лучше. Лина не поверила докторам, которые ее успокаивали и обещали, что все будет хорошо. И если парашютисты глаз не могли сомкнуть нынешней ночью, то и она даже не вздремнула.

Сегодня утром она принесла мужу в термосе горячего супа. Вчера Рейнхард стал жертвой покушения, сегодня он уже выздоравливающий. У белокурой бестии дубленая шкура, он выпутается, он, как всегда, победит.

Тетушка Моравцова приходит за Вальчиком. Славный человек железнодорожник, у которого он ночевал, не хочет отпустить его просто так. Он дает парашютисту книгу, «Тридцать лет в журналистике» Уильяма Томаса Стэда[329], – дескать, наклонитесь над ней в трамвае, сделаете вид, что читаете, лица не будет видно. Тот благодарит. После ухода Мирека жена железнодорожника убирает комнату, в которой он ночевал, и, застилая постель, обнаруживает пятна крови. Не знаю, насколько тяжело Вальчик был ранен, но знаю точно, что всех врачей Протектората обязали сообщать в полицию о любом огнестрельном ранении. Под страхом смертной казни.

Экстренное совещание за толстыми серыми стенами Печекова дворца[330]. Комиссар Паннвиц подводит предварительные итоги: принимая в расчет улики, собранные на месте преступления, можно сделать вывод, что речь идет о покушении, запланированном в Лондоне и осуществленном двумя парашютистами-десантниками. Так же думает и Франк. Но Далюге, только вчера назначенный уполномоченным по управлению делами имперского протектора Богемии и Моравии, наоборот, опасается, как бы покушение не оказалось сигналом к народному восстанию, мятежу. Он – в качестве превентивной меры – отдает приказ расстреливать кого только можно, лишь бы побольше, и собирает для подкрепления городской полиции все резервы полиции региональной. Франка одурачили! Нет никаких сомнений в том, что покушение – дело рук Бенеша, а если в данном конкретном случае и не его, не все ли равно, какая разница! С точки зрения политики Франку наплевать, замешано тут чешское Сопротивление или не замешано: «В мире не должно создаться впечатления, что у нас тут всеобщее народное восстание. Мы должны говорить об “индивидуальной акции”». К тому же массовые аресты и столь же массовые казни способны дезорганизовать промышленность. «Неужели мне надо напоминать вам о жизненной важности чешской индустрии для нужд ведущей войну Германии, господин оберстгруппенфюрер?» (Почему мне пришла в голову эта фраза? Наверное, потому, что он на самом деле произнес эти слова.) Визирь полагал, что пришло его время. Однако вместо этого ему навязывают Далюге, который никогда не был государственным деятелем, ничего не смыслит в делах Протектората и вряд ли даже найдет Прагу на карте мира. Франк не против демонстрации силы, развязать в городе массовый террор ничего не стоит, ему это хорошо известно, только ведь он усвоил уроки своего непосредственного начальника: никакого кнута без пряника! Истерическая облава прошедшей ночи прекрасно доказала бесполезность акций такого рода. Правильно проведенная кампания с призывами к доносам и с щедрой оплатой услуг доносчиков наверняка окажется куда более эффективной.

Франк покидает это сборище. Он и так потерял достаточно времени из-за болвана Далюге! Франка ждет самолет, который прямо сейчас доставит его в Берлин, где уже назначена встреча с Гитлером. Франк надеется, что политический гений фюрера помешает тому впасть в гнев, давно уже ставший притчей во языцех. Вчерашний телефонный разговор показывает, что Франку выгодно быть убедительным, и во время полета он тщательно обдумывает свое сообщение со списком предлагаемых мер. Чтобы не выглядеть тряпкой и слюнтяем, он предложит ввести в город танки, разместить солдат на боевых позициях, нескольких человек казнить, но – тут надо будет повторить еще раз – следует избегать каких бы то ни было массовых репрессий. Лучше, посоветует он, надавить на Гаху и его министров, пригрозив отменой автономии Протектората, переводом всех чешских организаций и учреждений – абсолютно всех, чем бы они ни занимались, – под контроль немцев. А кроме того, применить обычные способы запугивания населения: давление, шантаж, притеснение и т. п. – только теперь уже в ультимативной форме. Идеально было бы добиться, чтобы чехи сами выдали парашютистов.

Паннвиц в это время занимается совсем другими вещами. Его дело не политика, его дело – расследование. Он сотрудничает с двумя присланными из Берлина супердетективами, которые никак не могут оправиться от потрясения: их ошеломили «катастрофические масштабы» хаоса, увиденного ими по приезде. В присутствии Далюге они помалкивают, но Паннвицу жалуются на обстановку: дескать, им потребовались охранники, потому как иначе было не добраться до гостиницы целыми и невредимыми. Диагноз, поставленный ими этой своре бешеных собак, эсэсовцам, обжалованию не подлежит: «Совершенно сумасшедшие. Им ни за что не найти возможностей выйти из хаоса, который сами же и создают, а уж тем более – не найти убийц». Надо действовать более методично, считают супердетективы, и меньше чем за сутки три следователя добиваются вполне приличных результатов. Благодаря собранным ими свидетельским показаниям удается довольно точно реконструировать ход покушения, а главное – получить, пусть пока и довольно расплывчатые (эти чертовы свидетели никогда не могут договориться о том, что все они видели своими глазами!), описания двух террористов. Вот только пока не видно и кончика нити, которая к ним приведет. Значит, надо искать, и они ищут. Ищут вдалеке от уличной суеты – листая гестаповские досье.

И натыкаются на старую покоробившуюся фотографию, обнаруженную при осмотре трупа доблестного капитана Моравека, последнего из «трех королей», главы чешской сети Сопротивления, который застрелился два месяца назад на трамвайных путях, когда его окружили гестаповцы. Лицо у красавца Вальчика на снимке какое-то одутловатое, но тем не менее это Вальчик. У полицейских нет никаких причин считать, что человек с фотографии имеет отношение к террористам, они могут либо перейти к следующей папке, либо – на всякий случай – принять решение разобраться со снимком. Если бы расследование вел комиссар Мегрэ, основанием для выбора назвали бы «невероятное чутье комиссара».

В дверь квартиры Моравцовых звонят – это пришла молодая чешка по имени Ганка, связная организации Сопротивления[331]. Ганку провожают на кухню, и она видит сидящего там в кресле Вальчика, хорошо знакомого ей еще по временам, когда тот работал официантом, ведь Ганка и ее муж-подпольщик живут в Пардубице. Парень, как всегда, приветлив, он улыбается гостье и просит прощения: вывихнул, мол, лодыжку, потому не могу встать.

Ганке поручено доставить отчет Вальчика оставшейся в Пардубице группе Бартоша, чтобы можно было с помощью драгоценной радиостанции «Либуше» проинформировать Лондон о последних событиях в Праге. Вальчик просит молодую женщину не упоминать о его хромоте. Капитан Бартош как руководитель группы «Сильвер А» все еще официально остается непосредственным начальником Вальчика, он был с самого начала противником покушения, а Вальчик, в общем-то, самовольно принял решение перейти из одной группы в другую, поменял «Сильвер А» на «Антропоид», и сейчас, при том, как все обернулось, не считает себя обязанным отчитываться перед кем бы то ни было, кроме двух своих друзей, Габчика и Кубиша (он очень надеется, что они живы), если на то пошло – лично Бенеша и, может быть, Господа Бога (мне говорили, что Вальчик был верующим).

Молодая женщина отправляется на вокзал. Но прежде чем сесть в поезд, останавливается перед новым, только что приклеенным красным плакатом – и тут же бросается к телефону, позвонить Моравцу. «Тут кое-что интересное, вам бы стоило посмотреть!» «Кое-что интересное» – это, конечно, плакат, где напечатана фотография Вальчика с подписью: «100 000 крон вознаграждения!» – а ниже приведено не слишком точное описание внешности парашютиста. То, что описание не во всем соответствует действительности, а на снимке Вальчик не очень-то и похож, дает Йозефу дополнительный шанс ускользнуть от гестапо. Фамилия там правильная, но имя, место и дата рождения перевраны (на самом деле Вальчик на пять лет старше). А совсем уже внизу мелкими буковками набрано самое пикантное в розыске: «Сообщения от населения, способствующие поимке вышеуказанного человека, по желанию будут рассматриваться как абсолютно доверительные».