Владимир Волосков - Где-то на Северном Донце. Страница 62

— Женаты? — вдруг спрашивает Федотов.

— Нет.

— Мать и отец живы?

— Матери нет. Умерла. У отца новая семья.

— Гм… — Федотов поправляет на плечах шинель. — Хорошо, что не женаты.

— Да, хорошо, — неожиданно для себя охотно соглашается Лепешев и невольно вспоминает ту, которая так и не приехала к нему в Кишинев. Ему уже не жаль ни ее, ни себя, ни канувшую в Лету юношескую любовь. Сейчас есть только легкая грусть о прошлом да запоздалое облегчение, что судьба не связала его с расчетливой, лицемерной женщиной.

— В атаку сами взвод водили? — спрашивает Федотов.

— Нет. Помкомвзвода. Я оставался здесь. — У Лепешева начинают гореть уши, ему кажется, что генерал сейчас саркастически усмехнется. — Нужно было грамотно прикрыть огнем атакующих в случае осложнений.

Генерал не усмехается. Он внимательно смотрит на лейтенанта и уважительно говорит:

— Весьма разумно поступили. Для молодых командиров такое самопожертвование — редкость. Юные лейтенанты зачастую стремятся и где нужно, и где не нужно играть первую скрипку. Чаще всего в ущерб руководству боем. Не зазнавайтесь, но вы молодец.

— Да ну… — снова конфузится Лепешев. — Моей заслуги тут нет. Помкомвзвода у меня надежный. Опытный боец. Это он вам огненный сигнал устроил.

— Да? — весело удивляется Федотов. — Вы бы хоть показали мне его. Как-никак я ему чем-то обязан…

— Глинин! — кричит Лепешев.

Из здания бесшумно появляется Глинин. Он останавливается у дверного проема, вдали от костра, и вытягивается по стойке «смирно».

— Красноармеец Глинин по вашему вызову явился.

— Подойдите ближе, — говорит Лепешев.

Глинин делает три шага и опять останавливается.

— Да подойдите же! — добродушно смеется Федотов. — На немцев в атаку ходить не трусите, а своих генералов боитесь.

Глинин подходит к костру. Федотов делает шаг навстречу и жмет ему руку.

— Спасибо, красноармеец Глинин! Вы нам весьма и весьма помогли. Благодарю. От всего личного состава благодарю!

— Служу Советскому Союзу! — чужим голосом отвечает боец.

Генерал досадливо морщится, ему, очевидно, хочется поговорить не по-казенному. А Лепешев удивляется. Он видит, как мелко подрагивают пальцы у его вытянувшегося в струнку помощника. Такого за Глининым никогда не водилось.

— Я уже сказал товарищу Лепешеву, как вы нам помогли, — тихо говорит Федотов. — Хочу, чтобы и вы это знали, поняли в полном объеме.

— Так точно, понимаю, товарищ генерал-майор! — хрипло рубит боец.

Федотов опять морщится.

— Вольно, красноармеец Глинин. Присаживайтесь к костру. Поговорим.

— Разрешите доложить, товарищ генерал! Есть срочное дело. Не могу сидеть.

— Ну что ж… — Федотов сожалеюще разводит руками. — Коль так… Отпустим его, лейтенант?

— Да. Пусть идет. — Лепешева начинает всерьез беспокоить поведение помкомвзвода, он уже опасается, что бирюк выкинет какой-нибудь номер, вроде того, как вечером с полковником Савеленко.

— Идите, красноармеец Глинин, — хмуро говорит Федотов и пристально смотрит в лицо напрягшемуся бойцу.

— Есть идти! — с явным облегчением произносит Глинин, четко поворачивается и быстро скрывается в конюшне.

Генерал ногой подталкивает головешки в середину костра и о чем-то думает, а Лепешев гадает — что такое могло сегодня приключиться с твердокаменным бирюком, если у него вдруг стали дрожать пальцы.

— Всегда он у вас такой? — неожиданно спрашивает Федотов.

— Всегда. — Лепешев безнадежно машет рукой. — Бирюк бирюком. Двух слов в неделю не услышишь. А боец что надо. Будь моя воля, я б его без раздумий в комбаты произвел. Голова!

— Что ж, бывают и такие… — раздумчиво соглашается Федотов.

Из-за угла здания выбегает запыхавшийся майор. Он вскидывает руку к фуражке:

— Товарищ генерал! Штаб дивизии прибыл. Начальник штаба просил дать указание, где размещаться!

— Сейчас иду. — Федотов протягивает Лепешеву руку, прощается. — Значит, денек повоюем вместе, а?

— Повоюем.

— Ну и добро! Сейчас я пришлю артиллеристов. Укажите им, где разместить орудия. Лучше вас этого никто не сделает. И отдыхайте. Поспите немного. Завтра вам забот хватит, жарко будет. — И, уже повернувшись, добавил: — А с полковником вашим постараемся договориться. Убедим, что вы здесь нужнее.

IX

Просыпается Лепешев, когда раннее майское солнце заглядывает в узкую земляную щель, в которой он лежит на мягкой камышовой подстилке. Лейтенант долго потягивается под шершавой шинелью, и ему очень не хочется скидывать ее, идти навстречу новым хлопотам, заботам, которыми полно солнечное сыроватое утро.

В волглом приречном воздухе слышится говор и звяканье лопат. Лепешев прислушивается к этому рабочему шуму и разом вспоминает ночные события. Хочешь не хочешь — надо вставать. Генерал Федотов был прав: день должен быть жарким, и к нему надо хорошо подготовиться.

Как бы в подтверждение этой мысли в узкой полосе белесовато-голубого неба, видимой из щели, появляется «рама» — двухфюзеляжный немецкий самолет-разведчик. Негромкий рокот его тонет в резком стуке пулеметов.

Лепешев скидывает шинель, выскакивает из щели. По «раме» бьют две счетверенные зенитные пулеметные установки. Темные строчки трассирующих пуль тянутся ввысь. Самолет закладывает вираж, теряет высоту, но смертоносные ниточки упорно следуют за ним. Еще несколько эволюции в утреннем небе — и «рама» поспешно уходит к югу, за ней тянется сероватый дымный след. В окопах гогочут и свистят красноармейцы.

Лепешев с уважением смотрит на зенитчиков. Они успели закопаться по всем правилам военного искусства. Их приспособленные для круговой стрельбы огневые позиции отрыты на краях мыса, как раз за фланговыми пулеметными точками. Возникни нужда, они могут помочь и в отражении атаки пехоты противника.

Лейтенант обходит свой рубеж и невольно удивляется тому, как много могут сделать за несколько часов натруженные человеческие руки. Огромный КВ уже вполз в отрытый котлован, из земли виднеется лишь его башня, артиллеристы успели пробить амбразуры в толстенной стене конюшни, на случай бомбежки выкопали в пахнущей конской мочой земле щели. В развалинах и между деревьями тоже копошатся красноармейцы. Они роют окопы, обкладывают брустверы дерном. Из сада ползет к переправе грузовик. Его кузов полон кривых, суковатых бревен. Многострадальные яблони послужат еще раз взрастившему их человеку. Пахнущие свежими соками украинской земли яблоневые плоты спасут не один десяток жизней.

Умывается Лепешев в углу конюшни. За задней стеной, где горел ночью костер, уже отрыта щель. Да и в самой конюшне теперь не шибко разгуляешься. По примеру артиллеристов бронебойщики и пулеметчики тоже отрыли щели, углубили окопы.

Лепешев хвалит бронебойщиков за разумную инициативу и обходит траншеи. Там еще спят. Спит даже двужильный Глинин. Видимо, бойцам досталось вчера куда больше, нежели это полагал Лепешев, коли не разбудил их оглушительный треск зенитных пулеметов. А если и разбудил, то, значит, велика усталость людей, коли, проснувшись, они вновь повалились на устланную камышом землю.

Лейтенант будит Глинина и сержантов-автоматчиков — приказывает поднимать бойцов.

Пока те делают побудку, лейтенант объясняется с молодым бойким интендантом, который пришел выяснить, сколько во взводе едоков, чтобы поставить их на довольствие. И Лепешев опять с уважением думает о генерале Федотове, у которого даже в столь трудной обстановке во всех службах сохраняется полнейший порядок.

Затем в конюшне появляются два молодых телефониста. Они докладывают, что прибыли в распоряжение лейтенанта, спрашивают, где нужно установить телефоны. Лепешев приходит в хорошее настроение, приказывает установить по аппарату на фланговых пулеметных точках, а два (для связи с берегом и пулеметчиками) в здании.

Настроение у лейтенанта и вправду хорошее. Черт возьми, пусть будет сегодня тяжело, но это порядок, это уже настоящая война. И связь, и централизованное питание — для Лепешева дополнительный источник уверенности в себе, уверенности в успешном исходе дела.

Как бы олицетворяя наступление новых времен, в конюшне появляются красноармейцы с термосами, и над береговой кручей растекается духовитый запах гречневой каши с мясом. Это не какая-нибудь задрипанная конина, а самая натуральная говядина. Генерал Федотов приказал: перед тяжелым боем накормить солдат досыта.

Пока его бойцы умываются, приводят себя в порядок и завтракают, Лепешев вместе с Глининым и сержантами обходит позицию, дает указания: где углубить окопы, где укрепить стенки траншеи, где откопать новые стрелковые ячейки. В пулеметном окопчике Максимова лейтенант указывает на умело уложенные бревна с вырубленной между ними амбразурой, приказывает оборудовать таким образом все огневые точки.