Иван Сотников - Днепр могучий Страница 62

А может, Черный генерал потребовал на расправу? Последнее время он всем недоволен. Смотрит зверя зверее. А что, плохо он нес у него службу? Мало жег, расстреливал? Только Гилле все ненасытен. Война без крови и пожарищ для него что ветчина без горчицы. А Фред ему не отказывал ни в ветчине, ни в горчице. Все бегут, не на кого положиться, а он, Фред, служит ревностно, как никто. А что проку?

Невольно вспомнилась сцена на аэродроме. От Хубе пришли «юнкерсы». Молодчиков Фреда поставили на охрану. Еще не выгрузили боеприпасы, как к самолетам подвезли раненых. Только погрузили — новый приказ: выгрузить обратно. Крики, ругань, проклятия. Прошло с полчаса, и места раненых в самолетах заняли офицеры, получившие разрешение на эвакуацию. Как они грузились! У каждого два чемодана. И тоже — крики, ругань, проклятия. Едва взлетели первые самолеты, как наскочили русские дьяволы. Бог мой, что творилось. Самолеты загорелись, начали взрываться. Ад кромешный. Мало кто уцелел тогда. А кому досталось? Ему, Фреду. Будто он придумал этих русских.

Или дезертиры. При чем тут Фред? Бегут солдаты, бегут офицеры. Русским сдаются командиры рот, батальонов. Даже «викинги» при первой возможности поднимают руки. «Пропуска» русских раскупаются нарасхват. Тайком, конечно, а нарасхват. Больше того, русские лазутчики выкрали целый штаб полка и увезли с собой его командира. А кому больше всего досталось? Опять ему, Фреду Дрюкеру. Черный генерал чуть не расстрелял его за это.

Трудно выжить. Может, зря он боится русских? Вон перебежчики по радио выступают, других зовут. Нашелся и его «дружок» Витмахт. Трижды выступал по радио. Звал Дрюкера, обещал прощение. Видно, Вилли выдал. Иначе откуда узнал он, что Фред в «викингах»? Сам Витмахт у них в чинах, подвизается в каком-то комитете «Свободная Германия». А комитетом генерал фон Зейдлиц командует. Тоже обращался по радио. Тут пишут, что они выступают под дулом пистолета. Неужели так? Что-то не верится. Просто русские сумели повернуть их на свою сторону. А что, если и ему, Фреду, переметнуться туда? Да прихватить бы с собой… Черного генерала?

Фред вздрогнул от неожиданности и зажал себе рот рукой, хоть с губ его не сорвалось ни единого слова. Нет, он просто с ума сошел. Неужели и его распропагандировали русские? Ну их к черту! Еще раскиснешь сдуру, и голова с плеч.

У порога дома, где размещался штаб Гилле, Фред замедлил шаг. Его сразу прошиб пот. Как и все, он презирал Черного генерала, завидовал ему, восхищался и ненавидел, служил ему, стараясь во всем угодить, и дрожал перед ним и перед его именем. Но, к удивлению Дрюкера, Гилле принял его доброжелательно. Фред успокоился. Генерал заговорил тихо, вкрадчиво. Но стоило ему уставиться на Фреда своими ледяными глазами, и Дрюкеру снова сделалось не по себе.

— В натуре немца живет дух разрушения. Немец всегда повергает врага в прах. Быть немцем — значит быть среди опасностей и все добывать кровью.

Генерал прошелся по комнате и, остановившись возле Фреда, продолжал еще более таинственно и вкрадчиво:

— Здесь все проиграно, и судьба еще раз жестоко обманула немцев. Но им нечего бояться судьбы. Сегодня ночью они пойдут на прорыв, а завтра у них — снова сила, возможность господствовать.

Фреда он, Гилле, возьмет в свою машину. Они пробьются! Они пожертвуют тысячами, чтобы сохранить сотню избранных.

Фред мучительно пытался разгадать, чего же все-таки хочет от него Черный генерал. А тот словно в трансе продолжал пророчествовать. Только в самом конце разговора Гилле опустился на грешную землю и дал Фреду несколько практических поручений. Что ж, он, Фред, все исполнит, и господин генерал останется доволен. Иначе кости его сгниют в русской земле. Нет, он не хочет этого. Он с той сотней, с которой сам генерал!

До самого вечера Фред пил в кругу штабников. Они дулись в карты, проигрывали целые состояния, когда не оставалось денег, играли на «грехи»: выигравший сдавал свои прегрешения проигравшему, и тому приходилось с грузом своих и чужих «грехов» отправляться в преисподнюю. За игрой хрипло распевались песни о скорой встрече в аду, куда их насильно загонял фюрер и его генералы. Фред пил угрюмо. Попадут или нет они в «сотню избранных»? Сам он на все пойдет, чтобы попасть. Рядом с Фредом сидел Ганс Рихтер — его новый друг. Молодой офицер чем-то напоминал Витмахта. Однажды они попали в опасную свалку, и Ганс спас его от неминуемой гибели. С тех пор они и сошлись. Отчаявшийся Ганс, не очень любивший такие попойки, сейчас совсем потерял голову и куражился не меньше других.

Многие кричали, что пора стреляться. Уже немолодой гауптман под оглушительный хохот собравшихся вскочил вдруг на стол и, выхватив пистолет, театрально направил его в сердце. Думали, очередное представление, но раздался выстрел, офицер, качнувшись, свалился на руки пьяной оравы. Многие сразу протрезвели. Поднялся невообразимый вой. Но влетел дежурный офицер и грозно крикнул:

— Всем на площадь! Приехал командующий!

Забыв про самоубийцу, офицеры бросились наружу.

Уже смеркалось. На улице сгрудились машины и орудия. Беспорядочные колонны загромоздили все пространство. Фред понял: пришли части из Стеблева. Солдаты зло перебранивались и понуро ждали дальнейших событий. Он прошел между тесно составленными повозками и машинами к месту, где построены части дивизии «Викинг». Тут же стояли и солдаты из дивизии Дарлица. Что же будет? О чем станет говорить шеф?

Послышалась команда и, передаваемая по шеренгам солдат, покатилась из конца в конец вдоль улицы. Люди замерли. Наступила жуткая тишина. Все ждали необычного. Из крестьянской избы, где размещался перенесенный сюда из Стеблева штаб, вышел генерал Штеммерман. Он появился в распахнутой шубе с бобровым воротником с орденами на груди. Скинув шубу и бросив ее на руки адъютанту, размеренным шагом прошел вперед и остановился против оцепеневших солдат.

Не говоря ни слова, он стал читать приказ. Офицеры подразделений как клятву повторяли за ним слова приказа, и они грозно катились по шеренгам. Фред чувствовал: у всех перехватило дыхание. Командующий приказал забыть все, собрать все силы, всю волю, чтобы исполнить последний долг. Всю кровь нужно, саму жизнь отдать сегодня за честь Германии. Пробиться или погибнуть! Судьба им не дала другого выбора. Все в атаку! А кончатся патроны — все равно в атаку!

Голос генерала стих. Стих и строй.

— С нами бог! — сказал он солдатам и стал читать молитву. Как по команде шеренги опустились на колени, и люди, возведя глаза к небу, обреченно повторяли за ним слово за словом. Закончив, генерал уронил голову на грудь и с минуту стоял молча, прислушиваясь к гулу голосов, от которого цепенела кровь.

Слышались рыдания, выкрики, стоны обезумевших. Фред ощутил страх и ужас. В таком состоянии легко выхватить пистолет и пустить пулю себе в грудь. Он и в самом деле услышал несколько отрывочных выстрелов. Один из них раздался за спиной, и труп упал позади Фреда. А рядом молодой эсэсовец захохотал вдруг весело и заразительно, и его сумасшедший хохот полоснул как ножом по сердцу.

Генерал резко вскрикнул и властно подал команду. Слова молитвы и вопли солдат мигом стихли. Эсэсовцы первыми сорвались с места и рассыпались по деревне.

Фред подал знак своим молодчикам и вместе с ними бросился к церкви. Еще днем он пригнал сюда большую партию пленных и арестованных женщин и детей. Их подгоняли прикладами и штыками, а тех, что медлили, расстреливали в упор. Сейчас солдаты приволокли с собой охапки соломы и канистры с бензином, облили двери и стены, затем подожгли. Пламя быстро охватило деревянную церковь. Эсэсовцы начали палить в огонь из автоматов. Вопли заключенных слились с ревом пламени и трескотней выстрелов.

Покончив с церковью, эсэсовцы с факелами в руках рассыпались по деревне. Запылали крестьянские хаты. В них было пусто. Перепуганные жители хоронились в погребах и подвалах, и, если их обнаруживали, вниз летели гранаты.

На улице и во дворах гремели взрывы, полыхал огонь: солдаты уничтожали все лишнее.

Поднялась пурга, она металась по улицам и переулкам, мешая видеть и слышать, леденели пальцы, обмерзали лица. А тут еще налетели русские самолеты. Из низких снежных туч посыпались бомбы. Вся деревня превратилась в кромешный ад. Вой и стоны заглушали пургу.

Отбомбившись, самолеты ушли, будто растаяли в ночном небе. Фред недоумевал: как могли они прилететь в такую ночь? Улица еще с час корчилась от огня и стонов.

Теперь Фреду предстояло самое страшное. Жечь, убивать русских — это он привык. Когда же факельщики двинулись к машинам с ранеными немцами, у него сжалось сердце. Ведь свои же. Муки их и без того ужасны. Но Гилле сказал, чтоб без сантиментов! Любовь и власть — понятия полярные. Любить ни к чему и некогда. Помогать и сочувствовать сейчас бессмысленно, лучше быть по ту сторону добра и зла. Так сказал фюрер. Требуя убивать, он все грехи берет на свою душу.