Павел Автомонов - Каштаны на память Страница 62

— На краю поля, у лесочка, как договорились встретиться со Шмелем, займем оборону, — наконец нарушил тягостное молчание командир.

Когда за спиною не безграничное поле, а овраг, все-таки чувствуешь себя безопаснее. Ясное дело, этот байрак утром непременно привлечет внимание карателей, поэтому Опенкин, Гутыря и Стоколос решили встретить немцев именно тут, заминировав линию обороны. Было три пулемета, но Опенкин приказал оборудовать целых пять пулеметных гнезд, чтобы создать видимость большой огневой силы у десантников. Пулеметчики должны были маневрировать по всей дуге обороны.

Время текло в напряженной работе — партизаны копали окопы, оборудовали пулеметные гнезда. За работой и не заметили, как на востоке разгорелось розовое зарево: коротка ночь в июне.

— Наши! — раздалось вдруг на правом фланге обороны, у первых яворов.

Это пришли Мукагов с двумя бойцами и четверо из шести десантников, приземлившихся по ту сторону села. Они были в изорванных гимнастерках, без пилоток, которые так и не успели достать из ранцев.

— Воды!

Кто-то подал Рубену баклагу, и он жадно пил и пил, пока она не опустела. Переведя дух, комиссар опустился рядом со своими бойцами, коротко рассказал о том, что случилось за селом.

По ним открыли огонь из пулеметов, когда парашютисты были еще в воздухе. Приземлились на околице и едва успели приготовить автоматы и пулемет, как пришлось встречать огнем немецких солдат. Первую атаку отбил фактически один комиссар, который сам залег за пулемет. Фашисты, наспех переформировавшись, сразу же пошли во вторую — поняли, десант небольшой. Стреляя из автоматов и вопя, солдаты приближались к десантникам. В эту-то минуту и передал Киселев комиссару свой планшет, сказав, что попробует задержать врага, а другие десантники пусть отползают в поле.

Вскоре немцы окружили Киселева тесным кольцом, и он прекратил стрельбу. Убит? Ранен?.. Этого не знали ни Артур со своими товарищами, ни фашисты. Десятка три их бросилось к мешкам с грузом, уже даже и ухватились за парашютные стропы, а Киселев не собирался бежать. Он неподвижно лежал возле мешка, запустив в него обе руки. Уже стали слышны выкрики: «Хенде хох! Рус! Сдавайса!» И тогда Киселев выкрикнул в ответ: «В плен не сдаюсь!» Еще мгновение — и вспыхнула искра, а за нею гром, будто залп целой батареи. Из земли взметнулся высоченный столб огня. Тысячи осколков веером разлетелись во все стороны, поражая фашистских солдат. Этот взрыв мешка с минами, которыми Киселев подорвал себя и десятки солдат, принудил ошеломленных гитлеровцев отступить. Именно тогда на помощь бойцам Рубена подоспел Мукагов и вывел их на соединение с отрядом.

Артур поднялся и тихо сказал:

— Товарищи! Последними словами Киселева были: «В плен не сдаюсь!» Он погиб, чтобы мы до конца выполнили задание штаба… Мы отомстим за смерть нашего боевого побратима!

2

Десант Ивана Опенкина все-таки избежал преследования и теперь занялся своим обычным делом — поставил несколько мин замедленного действия на железнодорожном полотне и ожидал взрывов под эшелонами. А на фронте в эти дни внезапно изменилась обстановка: захлебнулось наступление войск Юго-Западного фронта. Наши части столкнулись с крупной группировкой фашистских войск, все прибывавших и прибывавших с других фронтов и из стран Западной Европы на Харьковщину, где, по планам гитлеровского командования, должны были развернуться основные события лета 1942 года.

О большом сосредоточении немецких войск ежедневно передавал по радио Андрей Стоколос, называя номера полевых почт этих частей и их маршруты. Иногда брали в плен «языка», находили на месте недавних остановок врага конверты с надписанными адресами, номерами полевой почты, фамилиями солдат. Андрей работал утром и вечером, посылая в свой партизанский штаб весьма неутешительные сведения.

В этот вечер связной, ежедневно ходивший на железнодорожную станцию, принес сообщение, оставленное в консервной банке под сосной. В записке железнодорожник-подпольщик сообщал, что на рассвете с запада пройдет какой-то важный эшелон. Мина замедленного действия не может взорваться именно под этим поездом, его можно подорвать только управляемой миной мгновенного действия с помощью шнура или электровзрывателя. А потому Гутыря еще до темноты привел подрывников к колее.

Когда солнце зашло, оставив багровое зарево на западе, на линию вышел патруль из трех солдат с собаками. Гутыря предупредил:

— Пропустим патруль и выходим!

— Ты глянь на собаку. Еще и мины не заложили, а уже нюхает, проклятый пес! — промолвил Мукагов.

— На то он и пес, чтобы нюхать, — спокойно заметил Андрей.

— Помолчим, хлопцы! За дело! — предупредил главный минер. — Веди своих, Шмель.

Минеры стали подкрадываться к полотну. Патрульные отошли уже на несколько сот метров, но их фигуры еще рисовались на фоне розоватого от вечернего заката неба. Залаяла собака. Шмель вздрогнул, выругался: «Шайтан!..»

Хлопцы, которые пошли с Гутырей, выкопали под шпалой лунку, ссыпая верхний слой балласта в одну кучку, а нижний — на расстеленную плащ-палатку. На связанные плитки тротила осторожно положили мину. К ее взрывателю присоединили электрошнур. Андрей протащил его под рельсом и передал весь клубок другому подрывнику. Тот побежал к кустарнику, из которого они следили за дорогой, на ходу разматывая шнур. Когда засыпали мину балластом из верхнего слоя, Гутыря приказал партизану, обутому в немецкие сапоги, пройтись взад-вперед, оставив следы от шипов: резиновые шипы на подметках красноармейцев существенно отличались от металлических немецких.

— Поезд! — подал сигнал боец группы прикрытия, которая разошлась в обе стороны от минеров.

— Успели? — нетерпеливо спросил Шмель.

— Да. Скорее «освятите» мину мазутом! — приказал Гутыря партизану, державшему бутылку с жидкостью. — И исчезаем!..

Минеры и группа прикрытия оставили насыпь, залегли в кустарнике, густо укрывавшем маленький холмик среди болотца. На насыпь, тяжело отдуваясь, выскочил поезд. На платформах кучи руды или угля. Подрывники на мгновение затаили дыхание, когда передние колеса паровоза прокатились над закопанной миной. Все в порядке, локомотив только обдал паром шпалы. Теперь мину заметить еще труднее.

Уже загорелась утренняя заря. Капли росы на траве, на осоке, на листьях кустов вспыхнули как алмазы. Андрей прислушался: где-то далеко куковала, кукушка.

— Пятнадцать… Шестнадцать… — считал он шепотом. — Счастье кому-то. Еще шестнадцать лет будет жить.

— Последние песни кукушки, — проговорил задумчиво Гутыря: — Завтра смолкнет — хлеба уже выкинули колос.

— Все-то ты знаешь! — заметил Андрей и насторожился. — Поезд!..

— Неужели слышишь? — удивился Гутыря.

— Точно. Поезд идет на запад! — подтвердил кто-то из бойцов.

— Приготовиться!

В такие минуты Устам Гутыря всегда обращался больше к себе, чем к тем, кто был рядом. Сегодня он немного волновался. Это будет его двенадцатый эшелон. Много это или мало за год войны, а точнее, за четыре месяца пребывания во вражеском тылу? Все зависит от того, с чем сравнивать.

Гутыря потер руки, как это делают, когда собираются поднять что-то тяжелое. Минеры сосредоточились. Вскоре увидели пассажирский, идущий с востока.

В тамбурах, в вагонах солдаты на костылях, с забинтованными головами и ногами…

— Да их там как селедок в бочке! — послышались голоса минеров.

— Это же, наверно, все офицеры. Для рядовых подали бы «телятники».

— Пропускаем этот эшелон! — вдруг решил главный минер.

— Ты что?.. Почему? — удивился Шмель Мукагов.

— Мы же не бандиты, чтобы громить санитарный поезд.

— Так там же наши ярые враги, фашисты!..

— Знаю. Но они раненые, — ответил Гутыря, провожая взглядом эшелон, как раз проезжавший над миной. — Раненые едут домой, а не на фронт.

— Может, в одном из вагонов — генерал? Поэтому и написал железнодорожник, что важный поезд? — высказал предположение кто-то из минеров.

— Нет, — твердо сказал Гутыря. — Наш поезд еще не прошел…

Взошло солнце, и мириады капелек на траве отразили его лучи.

— Кажется, летит «мессер», — предупредил Андрей Стоколос. — Причем низко над землей.

— Ну и акустик же ты! Почем знаешь, что низко, а не высоко? — недоверчиво спросил Мукагов.

— Эхо сильное. Звук как бы бьется о землю, а не тает в небе, — объяснил Стоколос.

Минеры повернули головы и впрямь увидели над дорогой самолет, сквозь рев которого внезапно прорвалась пулеметная очередь. Инстинктивно прижали головы к земле. «Мессершмитт» пронесся молнией, раскалывая утреннюю тишину, еще несколько раз пальнул из пулеметов вдоль колеи и исчез за горизонтом.