Барбара Такман - Августовские пушки Страница 63

Ланрезак бомбардировал главный штаб рапортами, приводя данные, полученные его собственной разведкой, о германских частях, которые осуществляли массовое маневрирование и выходили по обе стороны Льежа сотнями тысяч, вероятно, около 700 000, «может быть, даже два миллиона». Главный штаб упорно считал эти цифры ошибочными. Ланрезак утверждал, что крупные германские силы выйдут на его фланг через Намюр, Динан и Живе, как раз когда 5-я армия вступит в Арденны. Когда начальник штаба Ланрезака Эли д’Уассель, чье обычно меланхоличное настроение с каждым днем становилось все мрачнее, прибыл в главный штаб, чтобы лично доложить о происходящем, принявший его офицер воскликнул: «Что, опять?! Ваш Ланрезак все еще беспокоится, что его обходят слева? Этого не случится, а если и случится, тем лучше». Таков был основной тезис в главном штабе.

И все же, пусть главный штаб не желал отвлекаться от главного наступления, намеченного на 15 августа, он не мог игнорировать возможность обходного маневра со стороны германского правого фланга. 12 августа Жоффр разрешил Ланрезаку перевести его левый корпус в Динан. «Давно пора», — заметил ядовито Ланрезак, но этот маневр уже ничего не давал. Ланрезак настаивал, чтобы всю его армию перевели на запад. Жоффр отказал, требуя от 5-й армии оставаться в прежнем положении и выполнить назначенную ей роль в Арденнах. Всегда ревниво оберегавший свой авторитет, он заявил Ланрезаку: «Ответственность за срыв охватывающего маневра лежит не на вас». Раздраженный слепотой других, как все люди, обладающие быстрым умом, и привыкший, как знаток стратегии, к уважению, Ланрезак продолжал докучать главному штабу. Жоффру надоела постоянная критика и настойчивость Ланрезака. Он считал, что святой долг генералов — быть львами в бою, но покорными псами распоряжениям свыше, а этому идеалу Ланрезак, с его самомнением и обостренным чувством опасности, никак не соответствовал. «Мое беспокойство, — позже писал он, — росло с каждым часом». 14 августа, в последний день перед наступлением, он лично отправился в Витри.

Ланрезак нашел Жоффра в кабинете в присутствии генералов Белена и Вертело, начальника и помощника начальника штаба. Белен, когда-то известный своей живостью, выглядел явно утомленным. Вертело, решительный и остроумный, как и его английский коллега Генри Уилсон, был неисправимым оптимистом, неспособным по природе своей предвидеть беду. Он весил 230 фунтов и, капитулировав перед августовской жарой, сменил военный мундир на простую рубашку и шлепанцы. Ланрезак, чье креольское лицо еще более потемнело от беспокойства, настаивал, что немцы появятся на его левом фланге как раз тогда, когда он глубоко втянется в Арденны, где трудные условия местности сделают быстрый успех сомнительным, а поворот назад — невозможным.

Своим, как называл его Пуанкаре, «сладким, как крем», голосом Жоффр изрек, обращаясь к Ланрезаку, что его страхи «преждевременны», и добавил: «У нас сложилось впечатление, что у немцев там ничего не готово», подразумевая под «там» запад от Мааса. Белен и Вертело также повторили, что «там ничего не готово», и попытались одновременно успокоить и ободрить Ланрезака. Ему внушали, чтобы он забыл об обходе и думал только о наступлении. Ланрезак покинул главный штаб, по его словам, «со смертью в душе».

Вернувшись в штаб 5-й армии, находившийся в Ретеле у подножия Арденн, он нашел на своем столе донесение от начальника разведки главного штаба. Эта бумага только усилила в нем чувство обреченности. Донесение оценивало силы противника за Маасом в восемь армейских корпусов и четыре или шесть кавалерийских дивизий, что было явной недооценкой. Ланрезак немедленно послал адъютанта с письмом к Жоффру, обращая внимание командующего на донесение, «исходящее из Вашего собственного штаба», и настаивая, что перемещение 5-й армии в район между Самброй и Маасом следует «изучить и готовить с данной минуты».

Тем временем в Витри явился еще один встревоженный проситель, попытавшийся убедить главный штаб в опасности, которая нависла над левым флангом. Когда Жоффр отказался включить Галлиени в состав штаба и Мессими дал тому должность в военном министерстве, к генералу стали стекаться все донесения разведки. И хотя среди них не было разведсводок главного штаба, так как Жоффр систематически отказывался пересылать их правительству, Галлиени имел достаточно информации, чтобы определить численность огромного потока войск, которому предстояло обрушиться на Францию. Это было то самое «великое наводнение», которое предсказывал Жорес, предвидя использование резервов на передовой линии. Галлиени предложил Мессими поехать в Витри и заставить Жоффра изменить планы, но Мессими, почти на двадцать лет моложе Жоффра и откровенно того побаивавшийся, сказал, чтобы Галлиени ехал сам, — мол, именно ему Жоффр многим обязан в своей карьере и поэтому прислушается к его словам. Это было явной недооценкой Жоффра, который всегда слушал лишь того, кого хотел. Приехавшему в штаб Галлиени Жоффр уделил всего несколько минут и отослал к Белену и Вертело, которые повторили то же самое, что говорили Ланрезаку. Главный штаб упорно «закрывал глаза на явные факты» и отказывался считать германское продвижение западнее Мааса серьезной угрозой. Галлиени, вернувшись из главного штаба, так и доложил Мессими.

И все же в тот вечер, под давлением неопровержимых доказательств, главный штаб заколебался. Отвечая на последнее срочное донесение Ланрезака, Жоффр согласился «изучить» предлагаемое перемещение 5-й армии и разрешить «предварительные мероприятия» для маневра, хотя все еще настаивал, что угроза флангу Ланрезака «далека от непосредственной и ее определенность совсем не абсолютна». К следующему утру, 15 августа, эта угроза стала очевидной. Главный штаб, взвинченный до предела в ожидании наступления, озадаченно следил за левым флангом. В 9 часов утра Ланрезаку сообщили по телефону, что он может подготовиться к маневру, но не должен осуществлять его без прямого приказа главнокомандующего. В течение дня в главный штаб поступили новые донесения: германская кавалерия, численностью до 10 000 человек, форсировала Маас у Юи; затем пришло сообщение, что противник атакует Динан и уже захватил цитадель, господствовавшую над городом и расположенную на высокой скале на правом берегу; в следующем донесении сообщалось, что противник предпринял попытку форсирования общими силами, но был встречен I корпусом Ланрезака, выдвинувшимся с левого берега, и в жестоком бою отброшен через мост обратно (в этом бою в числе первых раненых оказался двадцатичетырехлетний лейтенант по имени Шарль де Голль). Это был тот самый корпус, которому 12 августа разрешили перейти реку.

Теперь уже угрозу слева невозможно было преуменьшить. В 7 часов вечера Ланрезаку передали по телефону прямой приказ Жоффра переместить 5-ю армию в угол между Самброй и Маасом, а через час приказ был подтвержден письменно. Главный штаб уступил — но не до конца. Приказ — специальное распоряжение № 10 — изменял планы ровно настолько, чтобы избежать угрозы охвата, но не настолько, чтобы отказаться от наступления по «Плану-17». В документе говорилось, что противник, «очевидно, предпринимает основные усилия силами своего правого фланга к северу от Живе» (как будто Ланрезак этого не знал), и предлагалось главным силам 5-й армии двинуться на северо-запад, чтобы «действовать совместно с английской и бельгийской армиями против войск противника на севере». Один корпус 5-й армии должен был остаться развернутым на северо-восток, чтобы поддержать 4-ю армию, на которую теперь возложили задачу наступления в Арденнах. Фактически в соответствии с этим приказом порядки 5-й армии должны были растянуться на запад на более широком фронте без получения дополнительных сил.

Приказ № 10 требовал от генерала де Лангля де Кари, командующего 4-й армией, приготовиться к наступлению «в общем направлении на Нефшато», то есть прямо в сердце Арденн. Чтобы усилить эту армию, Жоффр предпринял сложный обмен частями между армиями де Кастельно, Ланрезака и де Лангля. В результате два корпуса, обученные Ланрезаком, у него забрали и заменили другими, совершенно новыми. Хотя в составе новых частей были две очень боеспособные дивизии из Северной Африки, которые пытался остановить «Гебен», излишние перемещения и изменения в последнюю минуту только усилили недовольство Ланрезака, близкое к отчаянию.

В то время как вся французская армия имела целью нанесение удара в восточном направлении, ему вменялось в обязанность защищать неприкрытый фланг Франции от удара, который, по его мнению, должен был ее погубить. Ланрезак считал, что на его долю выпала самая тяжелая задача — хотя главный штаб придерживался другого мнения — при самых малых средствах. Его настроение не улучшилось от того, что ему предстояло действовать совместно с двумя независимыми армиями — английской и бельгийской, командующие которых были выше чином и совершенно ему незнакомы. Солдаты Ланрезака должны были совершить в августовскую жару восьмидесятимильный марш за пять дней, и даже если им удастся достичь Самбры раньше немцев, он боялся, что окажется все равно слишком поздно. Немцы выйдут к реке такими силами, что остановить их будет невозможно.