Мицос Александропулос - Ночи и рассветы Страница 64

— А с чего вы взяли, что он убит? — спросил Космас.

— Погляди! — Партизан подвел к нему лошадь. Седло и грива были в крови.

— И это под Новый год! — с ужасом проговорил генерал. — Убийцы! Мы имеем дело не с военными, а с бандитами! Поди, Космас, расскажи Антони, он, кажется, остался здесь…

Антони действительно остался в деревне, но к Космасу он не вышел. Дверь снова открыл Генри. Он невозмутимо выслушал сообщение Космаса.

— Офицеры были навеселе, наверно, повздорили по дороге…

Генри было безразлично, поверил или не поверил ему Космас. Однако, узнав, что партизаны поедут разыскивать труп убитого, он изъявил желание присоединиться к ним.

Поиски были долгими. Наконец, следуя от одного пятна крови к другому, партизаны забрели в глубокую расщелину. Здесь они нашли труп Уоррена. Автоматная очередь прошила лицо и грудь и сделала его неузнаваемым. Карманы Уоррена были пусты. Исчезла и маленькая кожаная сумка, с которой он никогда не расставался. Остался только медальон на золотой цепочке…

Когда они выбрались на дорогу, был уже день. Первый день нового года.

IX

Первые дни нового года пролетели в лихорадке надвигающейся беды. Дивизия готовилась к отступлению. Бои еще продолжались, но это были последние бои, которые могли дать партизаны. Антони уже сидел на чемоданах. За ближними горными грядами со стороны Шукры-Бали день ото дня сильнее гремела канонада.

В один из тех дней на Астрас прибыл член командования дивизии — политический представитель Центрального Комитета ЭАМ. Это был Ставрос. Он ездил на конференцию с англичанами и делегатами националистических соединений.

Космас заметил его издали, — грузный и высокий, он сидел в седле как-то неловко. Офицеры дивизии в шутку прозвали его митрополитом. На первый взгляд это прозвище казалось странным, а между тем в Ставросе действительно было что-то от величественных митрополитов православной церкви, — такой же сдержанный и немногословный, он говорил всегда очень многозначительно и пересыпал речь афоризмами. Разумеется, митрополитом его называли за глаза, но в этом не было ни иронии, ни насмешки.

Ставрос медленно слез с лошади. Он наконец тоже заметил Космаса.

— Ну, как дела, Космас? Зайди через час, надо поговорить.

Час спустя Космас застал Ставроса и Спироса за чаепитием.

— Иди сюда! — позвал его Ставрос. — Вот тебе кружка, котелок. Пей. Потом доложишь, как это произошло с англичанином, которого убили под Новый год. Что он был за человек? Почему его убили?

Космас рассказал по порядку, как они познакомились с Уорреном, о чем разговаривали и, главное, о той беседе в горах, которую подслушал капитан Пирс.

— Англичане говорят, что он был коммунистом, — заметил Ставрос.

— Коммунистом Уоррен не был. Но он верил в необходимость сотрудничества с ЭАМ, и мне кажется, что именно эту его идею и расстреляли англичане под Новый год.

— Ну, положим, идею они не расстреляли! Помимо их желания существуют факты, и факты заставят англичан признать влияние ЭАМ. Исход дела решит соотношение сил, а не капризы Квейля и не знаю, кого там еще.

— Хорошо, если так, но ведь англичане не останавливаются перед убийством своих же офицеров, не согласных с их политикой. Что, если они применят эту тактику и к нам? — решился спросить у Ставроса Космас.

— Если бы да кабы… — недовольно протянул Ставрос. — Это любимый конек Спироса. Советую не перенимать. На «если бы да кабы» политику не построишь. А нам сейчас нужно единство, единство всех греческих партизанских сил. И единство союзников. Правда, англичане стараются его сорвать. Чего только они не делали на конференции, чтобы не допустить общего соглашения!

— Поэтому не мешает уяснить себе, — сказал Спирос, — насколько это единство вероятно. Где кончаются реальные возможности и где начинаются иллюзии. Жить иллюзиями в таких условиях очень опасно.

— Так, значит, конфликт?

— Идти на конфликт незачем. Но исключать его тоже нельзя. Сегодня им не нравится ЭЛАС, а завтра не понравится демократическая Греция. В конце концов, не надо забывать, что никогда еще мы не были так сильны, как сейчас.

— По двум дорогам сразу идти нельзя, — настойчиво повторил Ставрос. — И наша дорога — единство. Сами англичане на вооруженное столкновение не решатся. Это было бы для них политически невыгодно. И в то же время наши силы не настолько велики, чтобы выдержать, если столкновение произойдет… Только представь себе, что будет, если в один прекрасный день они бросят против нас свою технику!

— Я не ослышался, ты сказал «если»? — засмеялся Спирос.

Ставрос тоже рассмеялся. Он считал разговор оконченным.

Возле английской миссии стояли мулы. Партизаны грузили пожитки.

— О! Ходи! Ходи! — крикнул Космасу майор Антони. К нему снова вернулось доброе расположение духа. — Поедем с нами, наш путь надежнее.

— Боюсь, что мы во многом не сойдемся взглядами! — ответил Космас. — А разногласия в такой обстановке вещь рискованная. Вас будет много, а я один! Антони сделал вид, что не понял намека.

— ЭЛАС сражался героически, это будет признано историей.

Он сказал еще много хорошего об ЭЛАС, но слова его звучали как некролог. Накануне ночью, когда Космас разбудил его и передал приказ о перемещении английской миссии, еще не совсем проснувшийся Антони воскликнул: «Вот, стало быть, и кончилась эпопея ЭЛАС!» Космас заметил ему, что эти самые слова говорились уже не раз, в том числе и немцами… Теперь Антони старался сгладить впечатление от их ночного разговора.

— Генерал считает, что отступление временное, — сказал Космас. — Весной дивизия вернется в эти места и уже отсюда поведет наступление на долину.

— Конечно! Конечно! — согласился Антони. — Но мне не выпадет больше счастья посетить этот прекрасный уголок. Я получил назначение в Каир. Оттуда мы принесем вам свободу! Возможно, я увижусь с вашим другом Стивенсом. Что ему передать?

— Что я жду скорой встречи в Афинах, которые мы освободим вместе!

— Подождите минутку! — попросил Антони. Он поднялся по каменной лестнице и скрылся в доме. Через несколько минут он вернулся с изящным портсигаром в руках.

— Я хочу сделать вам подарок!

Космас стал отказываться.

— Нет! Нет! — настаивал Антони. — Прошу вас, возьмите!

Когда Космас явился с портсигаром в штаб, офицеры заинтересовались его содержимым.

— Что и говорить, красиво! А есть ли что-нибудь внутри?

Космас открыл портсигар. Он оказался пустым. В штаб вошел сапер Пелопидас. Он взял портсигар, повертел его и поскреб пальцем.

— Осторожно, это подарок! — предупредил его Космас.

— Такие подарки дарят туземцам! Игрушки, погремушки! Глянь-ка сюда!

Блестящая краска слой за слоем оставалась на пальцах Пелопидаса.

— Если хочешь знать, самая обыкновенная фанера! — Не может быть!

— Фанера! — твердил Пелопидас. — Не веришь — посмотри!

Он смахнул блестящую фольгу, портсигар в самом деле был из фанеры. Офицеры захохотали. Кто-то предложил сделать из подарка мишень. Космас хотел было возразить, но потом эта мысль понравилась и ему.

— Мишень так мишень!

Они отошли подальше от домов и установили подарок на одной из каменных глыб. Пелопидас отсчитал сорок шагов. Офицеры провели черту и стали стрелять по очереди.

В эту минуту показался Керавнос. Не доходя до черты, он на ходу снял автомат и выстрелил. Деревенские мальчишки с гиком бросились подбирать разноцветные обломки.

— Ну и молодец же ты! — восхитился Космас. — Я запишусь в твой взвод! Научишь меня стрелять так же метко!

Керавнос взял его за локоть.

— Пойдем поговорим! Есть дело!

Совсем поблизости разорвалось несколько снарядов, один вслед за другим. Дрогнула потрясенная земля. Всполошились крестьяне. Заголосили, забегали женщины.

— И до нашего двора добралась беда! — сказал дед Александрис. — Это что же будет, ребята? Дадим сжечь такую деревню?

Крестьяне тоже уходили в горы. Они знали, что немцы не оставят от деревни камня на камне. И, глядя в долину, на зарево пожара, они горевали о том, что завтра такое же зарево заполыхает над их домами.

— А где сейчас немцы? — спросил у Керавноса Космас.

— Откуда я знаю! Путь им теперь открыт. Но раньше завтрашнего дня можно не ждать, ночью они не сунутся.

Возле одного из домиков Керавнос взял Космаса под руку.

— Послушай, что я скажу! Мне приказали с десятью партизанами остаться на Астрасе. Людей я выбираю сам и нашел пока только девять. Пораскинь мозгами, кто будет десятый.

Керавнос посмотрел на него в упор горячим, нетерпеливым взглядом, толстые губы его дрожали в улыбке.