Павел Автомонов - Каштаны на память Страница 66

— Вас ист лос?..

Все может случиться на войне. Но встретить в лагере старых знакомых, да еще и недругов, каковыми считал он Опенкина и Рубена, Пужай не ожидал никак. Его перекосило. Отвел от них глаза, но наткнулся взглядом на жилет, который пришлось подарить вахтману, потому что тот жаловался на радикулит. «Может, прикинуться, что не заметил? Черт с ними, этими пограничниками! Им все равно не жить! А если выживут? Если Красная Армия вернется и мне придется мотать от немцев? Жизнь, она такая…»

Однако Пужай не выдержал пронзительного взгляда вахтмана и крикнул:

— Помилуй бог! Какая встреча!.. Славные пограничники стали, понимаешь, на немецкое довольствие! Ха-ха-ха!

После завтрака в лагерь прибыл штурмбаннфюрер Вассерман. В сторожке вахтмана он учинил допрос пленным, на которых указал Пужай.

— Я армейский старшина, — ответил Опенкин на первый вопрос Вассермана и назвал вымышленный номер военной части.

— Мы попали в окружение, — подтвердил Рубен.

— Вы очень похожи на немца, — внимательно присматривался к нему Вассерман. — О, вы с орденами? Неужели генерал Шаблий посылает к нам парашютистов с наградами? Сюжет!

— Мы красноармейцы! — повторил Рубен.

— У нас есть основания утверждать, что вы Опенкин, Герой Советского Союза, что вы были командиром полтавских отрядов.

— Вы с кем-то спутали меня. Я обычный армейский старшина, — ответил Опенкин.

— О, вы необычный! Вы чекист Опенкин! Вы посланы сюда уже второй раз генералом Шаблием и инженером Веденским. Вы причастны к радиоминам в Харькове. Неделю назад вы захватили артбатарею. Вы… Вы… У меня пальцев не хватит перечислять ваши бандитские преступления против великой армии фюрера! А вы не немец? — Вассерман вновь уставился на белобрысого голубоглазого Рубена.

— Может, и немец! — загадочно ответил Артур по-немецки.

Тем временем вахтман принес охапку палок и приказал Опенкину лечь на широкую лавку, недавно вымытую, но в пятнах крови, пропитавшей ткань дерева.

Вахтман начал зверски избивать командира. Из ран Ивана прямо на лавку заструилась кровь. Рубен с болью смотрел на своего командира и вздрагивал от каждого удара, словно били его. В глазах Ивана поразительное спокойствие, будто бы и не ощущал он нечеловеческой боли, ни одного стона не сорвалось с его окровавленных уст.

— Будешь говорить? — тыкал взбешенный Вассерман дулом парабеллума в грудь Рубена. — Это Герой Советского Союза?.. Вы посланы генералом Шаблием?

В это время в сторожку зашел Пужай.

— Позвольте, господин Вассерман, несколько слов, понимаешь… Врут они, что красноармейцы или старшины. Простых не посылают по нескольку раз в тыл к немцам. Это Опенкин, он майор, а этот, с орденами, — капитан. — Им все равно умирать, думал Пужай, а немцам не хочется, чтобы пленные были рядовыми, и потому решил «присвоить» им звания повыше. — Фамилию знать не могу точно — у них все под секретом. Но когда-то называли его дружки Артуром… Так что бросьте прикидываться бедными, понимаешь. Рядовым в вашей армии таких орденов не дают. Вот так, понимаешь.

— Один майор, второй капитан? Оба чекисты? Оба партизаны, то есть бандиты? Почему раньше не сказали? — окрысился Вассерман на Пужая.

— Помилуй бог! Я думал, что они сами, понимаешь, признаются…

— Ваша настоящая фамилия? Скажите все, что знаете о генерале Шаблии, о партизанском штабе. Скажи, капитан, это майор Опенкин? — показал Вассерман рукой на замученного командира.

Рубен не сводил взгляда с друга — искорки в его светлых глазах медленно гасли. У Артура потекли слезы.

— Чекист плачет! Вот это сюжет! Композиция, в которую не поверит рейхсфюрер СС! — весело выкрикнул штурмбаннфюрер.

— Теперь все равно, фашист! Да, плачу! Человек, которого считаете Героем Советского Союза, умер.

— Что? Перестарался, идиот! Ах ты ж сволочь! Нечего было дуть ром! — разбушевался Вассерман.

— Одним меньше… — попробовал оправдаться вахтман и оскалился на Рубена: — А ну ложись на лавку! Шнель!

Вассерман отстранил надзирателя рукой:

— Хотя бы этот мне нужен живым!

Через окно сторожки был виден клочок чистого неба, отражавшегося в озерке крови, в застывших глазах командира.

5

Сталинград — вулкан. В Сталинграде — непрерывный гром.

В августовском небе роятся армады «юнкерсов», «хейнкелей», «мессершмиттов». С исступленным ревом и воем пикируют они на растерзанный город, и тысячи бомб летят на заводские корпуса и жилые кварталы, на площади и скверы, на Волгу, заполненную большими и малыми судами с ранеными, беженцами, войсками, техникой, провиантом.

За два месяца на Сталинград не пролилось ни капли дождя, и все вспыхивало порохом, город слился в один сплошной гигантский пожар. Горела даже Волга — это из разбомбленных хранилищ растекалась по воде пылающая нефть. Столбы огня и дыма смерчами подпирали небо, поглотили солнце. Монотонно, не затихая, тататакали зенитки.

Таким увидели Сталинград, добравшись до берега, работники штаба Шаблия. В пути генерал Шаблий старался держаться поблизости от автофургона с рацией. Ведь из этой радиорубки на колесах была переброшена в неприятельский тыл единственная ниточка связи с партизанскими десантами, с отрядами, посланными за линию фронта накануне и во время наступления советских войск на Харьковском и Изюмском направлениях.

С болью в сердце Шаблий вот уже на протяжении двух месяцев вслушивается в горькие сообщения дежурных радистов: в эфир не выходит то первый, то второй, то десятый, то уже и пятнадцатый позывной. Замолк и «ЗСТ-5»…

Генерал понимал, что партизанские отряды и группы в восточных областях Украины столкнулись с многочисленными воинскими частями, подтягивавшимися к линии фронта, и попали в расположение вражеских дивизий, что в оврагах и редких лесах спасаться невозможно, а в степи партизанам против регулярных войск не удержаться.

Такого резкого поворота событий на южном крыле советско-германского фронта в июле сорок второго года никто не ожидал. В представлении большинства людей уже вырисовывались контуры победы.

Однако вместо победного наступления — потеря Севастополя и Керчи, трагедия на Изюм-Барвенковском направлении, отступление наших войск с тяжелыми боями до самой Волги. Так Сталинград стал центром всех событий на советско-германском фронте.

Шаблий добрался до блиндажа, в котором на рации дежурила Леся Тулина. Тут же был майор Перекалов, представитель партизанского штаба на Сталинградском фронте.

— Что нового? — с надеждой спросил Шаблий у радистки.

— Выходил в эфир «Красный десант», — ответила Леся.

— Это в районе Таганрога, — уточнил майор Перекалов.

— Откликались также «За тихий Дон» и «Отважный», — добавила дежурная радистка.

— Эти два отряда вблизи Ростова, — объяснил майор.

— Что же передают из «Красного десанта»?

— Просили обождать несколько минут. Есть важная радиограмма, — ответила Леся.

— Наш штаб передислоцируют в Москву, — задумчиво сказал Шаблий, обращаясь к Перекалову.

— Логично. Ближе к Ставке и партизанским отрядам на Днепре и Правобережье, которые должны сказать свое слово, когда армия двинется на запад.

Тем временем Леся всем своим вниманием углубилась в эфир, который высвистывал, разноязыко выкрикивал позывные. У Леси еще таилась надежда, что вот-вот среди этого шума и треска объявится «ЗСТ-5», и это будет означать — на рации Андрей или Артур. Пусть бы их слышно было чуть-чуть, на два балла, пусть бы Лесю сняли с вахты и заменили оператором номер один, мастером по приему азбуки Морзе в засоренном звуками эфире. Пусть!.. Лишь бы отозвался «ЗСТ-5»!

В этот миг засигналил далекий радист из «Красного десанта». Леся приготовилась к записи, поправив наушники, посаженные в байковые гнезда, чтобы меньше мешали посторонние звуки, стрельба и грохот над блиндажом.

Радистке пришлось самой расшифровывать текст. На это ушло еще с полчаса. Но генерал Шаблий не покинул радиорубку, пока не прочел сообщение.

— «Провели налет на штаб 375-го полка 544-й немецкой пехотной дивизии, захватили документы. Как только переведем, сообщим. К нам с Украины пришла группа партизан Шмеля и Устима. Их отряд в безвыходном положении разделился на три группы. Первую повели раненый командир и комиссар, вторую — радист Андрей и старшина Максим. Перешли ли они линию фронта? Устим тяжело ранен осколком гранаты, пристроили его у местных рыбаков. Есть надежда на поправку…» — прочитал вслух Шаблий и поднял голову:

— Вот и отозвались наши.

Как ни ждали вестей от «ЗСТ-5», радости эта радиограмма не принесла, наоборот, посеяла тревогу. Выживет ли Устим? Что с Опенкиным и комиссаром? Где старшина Колотуха и Андрей со своими?