Поль Сидиропуло - Костры на башнях Страница 67

«Господин генерал! Тридцать седьмая армия противника разбита. Войска лишились управления и стали панически отступать».

«Корпус противника смят нашими танками…»

«По данным разведки, участок от Уруха до Чиколы открыт. Есть возможность двигаться на Владикавказ».

Командование группы армий «А» незамедлительно отправило донесение в ставку:

«В районе 1-й танковой армии наступление на Нальчик, по-видимому, застало противника врасплох. Танковые дивизии уже в первый день продвинулись до Псыгансу, некоторые их части повернули на север и создали предпосылки для окружения приблизительно четырех дивизий противника. Уничтожение этой группировки должно закончиться в несколько дней. Противник оттеснен в горы. Представляется, что продвижение танковыми силами в южном, а затем в восточном направлении на Владикавказ откроет широкие перспективы…»

Конрад, посылая письма отцу, описывал эти события со многими подробностями. Но на этот раз решил ограничиться открыткой:

«Кавказ без малого наш! Мы — у стен Владикавказа!»

Первого ноября был захвачен Алагир, и немецкие части переправились через горную речку Ардон. Владикавказ, однако, не покорялся. Каждый километр продвижения давался захватчикам с трудом, ценой больших потерь. На подступах к городу немецкие войска потеряли сто сорок танков, около двухсот орудий и минометов, более двух тысяч бронированных транспортных и специальных автомобилей и свыше пяти тысяч солдат и офицеров. А Владикавказ тем не менее не был захвачен.

— До седьмого ноября — вот последний срок! — раздраженно приказал Клейст.

«Давно не писал тебе, отец. Много волнующих приятных событий свалилось разом, но не было времени сесть и обо всем написать. Я думаю, тебе будет приятно узнать о том, что мы стоим у самых стен Владикавказа. Еще одно усилие — и город будет нашим. Возможно, когда ты получишь письмо — мы уже будем двигаться по Военно-Грузинской дороге. Да-да, отец! Я не смог лишить себя удовольствия, чтобы не принять участия в столь важном сражении. Как я и предполагал, командующий одобрил мое решение, дал полк и поручил выйти к Военно-Грузинской дороге в обход. Я должен увидеть собственными глазами, как взлетит в небо «ермоловский камень», символ нерушимой дружбы кавказских народов с русскими. Кстати, мы находимся от него не так уж и далеко. Дело в том, что мы вышли к магистральной кавказской дороге через соседние ущелья и теснины, не дожидаясь взятия Владикавказа. Ты, отец, как всегда, прав: стоило поднажать на владикавказском направлении, как результаты незамедлительно сказались…»

«Еще один бой у стен Владикавказа — и войска двинутся по Военно-Грузинской дороге в Тбилиси», — повторил про себя старый Эбнер, дочитав письмо сына. И Клейст, гляди-ка, окажется в победителях, а он, Вильгельм, думал: достанется старому другу, потомственному прусскому генералу, на склоне лет от фюрера крепко. Полагал, что Эвальд загонит себя в тупик со своей консервативной стратегией: разгадают его план русские. Ан, нет. Сменил тактику. Хитер, ничего не скажешь. Хитер и удачлив, черт побери! А вот он, Вильгельм Эбнер, не решился принять участие во второй раз в рискованной войне против России, хотя и был ненамного старше своего друга. Не нашел в себе то ли сил, то ли уверенности, то ли того и другого… А вот теперь позавидовал успехам Клейста. Не прихвастнул ли сын в торопливой жажде успеха? Все ли так, как он об этом пишет?

И Эбнер снова и снова перечитывал письмо Конрада.

«Интересная встреча произошла здесь как-то. Ты помнишь того проводника-переводчика, который в восемнадцатом году сопровождал тебя в горах? Случай столкнул теперь с ним и меня. Оказался толковым человеком. Помогает нам, хотя и свою выгоду на упустит… Вот и я решил воспользоваться его услугами. Он хорошо знает местность — каждую, говорит, кочку. Именно такой и понадобится мне в ответственном походе…»

Прочитал старый генерал эти строки, и захотелось ему на Кавказ с неудержимой силой. Он заходил по комнате нервно и торопливо, сбивая стулья, которые некстати оказались на пути. Наконец приняв решение, позвонил дочери. Никто не поднимал трубку. Ждать долго было не в правилах старика. Махнул рукой сердито и набрал номер телефона невестки. Та ответила сразу, словно сидела у телефона и ждала его звонка.

— Послушай, — заговорил он так, будто продолжал прерванный ранее разговор, — получил от Конрада письмо. Да-да, приятные вести! Не перебивай! Дело у меня к тебе. Хочу отправиться на Кавказ… Послушай, мне твои советы не нужны. Я хочу, чтобы ты за домом присматривала…

И резко опустил трубку. Ни здравствуй, ни до свидания, ни имени невестки не назвал. Вильгельм еще какое-то время сердито смотрел на аппарат, точно не он сам, а невестка оборвала разговор, затем снова позвонил:

— Да, вот еще что. Ступай сделай фотографии. Детей, детей, конечно! Возьму с собой. Пусть порадуется отец.

И снова резко опустил трубку.

То, что увидел Вильгельм Эбнер из окна вагона, повергло его в удручающее состояние: не похоже, сказал он себе, чтобы германские войска продвигались торжественным маршем — всюду сожженные заводы и села, разрушенные города. Очевидно, каждый населенный пункт брали с боем.

— Живого места нет, — поражался он. — Руины, пепелища.

— Что вас не устраивает, господин генерал? — интересовался сосед по купе, полковник, выхоленный, в новой форме, должно быть, звание получил совсем недавно.

— Кому нужны вымершие города? Какая от всего этого польза? — Вильгельм уставился в опаленную даль.

— Что же оставалось делать, если русские добровольно не хотели сдаваться! — усмехнулся сосед, и в его ухмылке было немало горечи. — И у нас потерь немало.

— Вот-вот… Выходит, оказывают упорное сопротивление. Есть силы, могут противостоять нашей армии?

— Точнее будет — последние силы, — заметил попутчик.

— Я полагал увидеть более ощутимые успехи. Вы не находите, господин оберст, что у нас не все получается?

Полковник стушевался: не знал, как отреагировать на каверзный вопрос.

— Главное — мы проникли в самую глубь России, — сказал он не без гордости.

— Да, проникли. Но какой ценой? — придирчиво приставал к попутчику Вильгельм.

— Война без потерь не бывает, господин генерал! Вы сами прекрасно это понимаете.

— Наши успехи на фронтах я связывал с другими обстоятельствами, — настаивал на своем Эбнер. — Мне казалось, что народу в тягость Советская власть. И с нашей помощью люди могли бы создать более приемлемый строй. Для этой цели были осуществлены различного рода мероприятия — политического, экономического и военного порядка. Как вы понимаете, власть удержать только одной голой силой в такой огромной стране, как Россия, дело нелегкое. Следовательно, нужно привлекать к управлению местные кадры. Разумеется, которые устраивают нас. Но и устраивают аборигенов — запомните! Глядя же на все это, — Вильгельм кивнул на окно, — не скажешь, что люди рады нашему появлению. И это наводит меня на размышление о том, что мы упускаем что-то важное.

— Вы сомневаетесь, что мы сможем осилить большевиков? — На этот раз полковник решил прижать строптивого попутчика, хотя и сопроводил для смягчения вопрос свой довольно показной улыбкой. — И это сейчас, когда мы на Кавказе!

Худое, морщинистое лицо Эбнера сохраняло хладнокровную непоколебимость — он, казалось, намеревался подчеркнуть, сколь наивны ребяческие запугивания полковника, которые видавший виды генерал может сравнить разве только с укусом комара.

— Возможно, — сказал он холодно, — завоюем. В конечном итоге можно завоевать все это огромное пространство. Но какая польза от этих развалин? Что же это за богатство такое, которое мы спешим завоевать? Да еще ценой таких потерь… Что мы получим взамен? Пепел?

— Все можно восстановить.

— А чьими же руками собираетесь восстанавливать?

— Разумеется, руками аборигенов, — ответил попутчик. — Всех оставшихся в живых, господин генерал, погоним работать.

— Нет, милейший. Судя по тому, как они защищаются, и работать для нас они не станут. Лично я придерживаюсь другой тактики. Изнутри нужно разрушать. Изнутри… Жизнь, опыт этому учат…

Вильгельм прикрыл глаза, словно устал от затянувшейся беседы, но спать ему не хотелось. «Не мы ли, ветераны германской армии, вдохновляли фюрера на восточный поход?! — подумал Эбнер. — Мы, конечно, мы, — отвечал он самому себе. — Но разве мы советовали жечь все дотла? — Стал он не только оправдываться, но и искать объяснение произошедшему. — Но как быть, если русские не сдаются? Никто из ветеранов не предрекал легкой победы. Но одно дело — битва на поле боя, а другое — уничтожение мирных жителей. Виселицами на свою сторону местных жителей не перетянуть!» В этом Вильгельм был глубоко убежден.