Роман Кожухаров - Штрафбат под Прохоровкой. Остановить «Тигры» любой ценой! Страница 7

XXVI

Тамара Ильинична приехала вслед за мужем, которого перевели каким-то начальником в местный торговый трест. Дема слышал краем уха из разговора отца с другими мужиками. Дема слышит реплики по поводу Тамары Ильиничны, какая она красивая и все такое. Ему хочется крикнуть, чтобы они замолчали, но он с трудом сдерживается. У отца очень тяжелая рука, и наказывает он сурово, лупит ремнем методично, «так, чтоб дурь наверняка выбить».

Приехавшие первое время ютились в общежитии. Удобства во дворе. Тамара Ильинична очень красивая, и все мальчишки среднего и старшего звена влюблены в новую «русичку». Да что там говорить, все мужское население района сворачивает шеи, когда она идет на работу или в магазин. А Дема готов наброситься с кулаками на каждого, встреченного ею по пути.

Они с Санькой Воскобойниковым с недавних пор все свободное время посвящают «слежке», незримо следуют за учительницей. Как безутешные рыцари – за своей дамой сердца. В четверг Санька прибегает к нему, запыхавшийся, торопливый. «Скорее, скорее!..» – выпаливает он и тащит его, толком ничего не объяснив, к складским баракам. Объясняет по пути, пока они сломя голову несутся закоулками, будоража дворовых барбосов.

Санек уже успел разузнать: в четверг, как и подавляющее большинство женщин района, Тамара Ильинична ходит в городскую баню. Четверг – женский день. Для посвященной пацанвы района – это день запретного развлечения, доступного самым отчаянным и бесстрашным, потому что запретность его связана с нешуточной опасностью. Склады почти вплотную примыкают к одноэтажному, но с высокими стенами зданию бани, как раз со стороны раздевалок. Если умудриться перелезть через высокий, с колючей проволокой забор, незаметно пробраться по отшибу территории склада, заваленной поломанной тарой для растопки, а потом вскарабкаться на уровень второго этажа по составленному из ящиков шаткому подобию лестницы, то ты оказываешься под крылом черепичной крыши.

XXVII

Там, среди стропил, есть несколько заделанных ветошью дыр. В них-то по четвергам и можно увидеть ослепительную белизну раздевающихся женских и девичьих тел. Вечером, когда баня начинала работать в полную силу, задний двор склада охранял огромный пес – «кавказец» Рамзес. Несмотря на его свирепый и непредсказуемый нрав, пацаны нашли с ним общий язык, потихоньку прикормив. Отправляясь на «сеанс» – так именовали мальчишки района эту затею, – нужно было сразу, пока тот не залаял, перекинуть через забор что-нибудь вкусно-мясное. И затем дорога становилась открытой. Но не дай бог, чтобы чужаков засек сторож Сергеев. Уж на что свирепый вид имел Рамзес, но со своим хозяином ему было не сравниться. Невысокий, но кряжистый, со шрамом через все лицо, он с ходу страшно накидывался на незадачливого нарушителя и избивал его до полусмерти. Так рассказывали осведомленные, добавляя всякие страшные истории про нелюдимого сторожа – убийцу и каторжника. При появлении хозяина и Рамзес разом менялся до неузнаваемости, превращаясь в беснующуюся лохматую гору мышц, брызжущую слюной и лаем.

До случая с учительницей на «сеанс» Дема ходил один раз. От жуткого волнения и страха, от шатко колыхавшихся под ногами ящиков он толком так ничего и не увидел в освобожденные от тряпок смотровые щели. Ослепительное мельтешение белизны, из которой не сразу выделились по отдельности тела – толстые, стройные, пышные, а больше – худые… Черные, каштановые, рыжие треугольники внизу животов и грудей, увенчанные коричневыми и красными каплями сосков. Но эти подробности он «досмотрел», или додумал, уже после, когда, не помня себя, несся следом за Воскобойниковым обратно к спасительному забору, мимо равнодушно-радушного Рамзеса.

XXVIII

И вот Санек примчался и тащит его на «сеанс», попутно твердя в самое ухо, что, мол, шанса больше не будет, потому как училка, по проверенной информации, съезжает вместе со своим мужем из общаги и вообще с их окраины и перебирается в квартиру с удобствами в центре города. «Она вышла, слышишь? Только что вышла из общежития. В сторону бани пошла. Нам бегом надо, а то опоздаем…»

Все в Деме противится Санькиному порыву, но он, как загипнотизированный, почему-то бежит рядом с ним и даже обгоняет его ввиду складского забора. Но потом вдруг останавливается и говорит другу, что не пойдет.

– Что, зассал? Испугался?

Обидные слова Воскобойникова, словно крапива, хлещут по его болезненному самолюбию. Он отталкивает Санька и в два счета взбирается на верх дощатого забора, в кровь раздирает колючей проволокой ладони и в клочья – свежевыстиранную чистую рубашку, которую с утра положила ему на кровать мама. Он даже не заметил Рамзеса, который вырос рядом с ним, едва расслышал испуганный громкий шепот Санька: «Ты чего? Сдурел?» Только тут до него доходит, что Санька даже не успел вытащить из-за пазухи и бросить овчарке бесценный пропуск к запретным удовольствиям: заранее приготовленную сардельку. Почему «кавказец» тогда не тронул Дему? Смелые города берут… А он тогда… словно обезумел… Опомнились они уже на своих смотровых местах, прильнув к щелям.

– Черт, опоздали… Мыться пошла, видать, – шепотом досадливо пробубнил Санек, но тут же добавил: – Хотя тут и без того хватает. Смотри, вроде Нинка, Косого сеструха.

И вдруг он схватил Дему за руку и сжал с силой, словно пытаясь удержаться под неодолимой волной захлестывающего его восторга.

– Вот… гляди… Вот… вошла… идет…

XXIX

Это была Тамара Ильинична. Она вошла в раздевалку, прошла к свободному месту с вешалкой, здороваясь по пути. Она проделала это так легко и так царственно, что у Демы дух захватило. Там в тот момент были еще женщины, одетые, только помывшиеся, растиравшиеся полотенцами. От их тел шел пар. Они разговаривали и смеялись. Но он не видел никого, кроме нее. Вот ее молочно-белые, обнаженные до предплечий руки, словно крылья прекрасной птицы, сложились на груди. Она расстегнула блузку, грациозно скинула ее, повесила на крючок вешалки. Потом расстегнула пуговицу на юбке, стянула ее вниз, покачивая бедрами влево, вправо. Потом через голову стянула комбинацию, переливчато игравшую шелковым отблеском. Потом она наклонилась и отстегнула на своем правом бедре – белом и полном – похожее на подтяжки устройство. Потом она ловко скатила чулок к пятке и легким движением сняла его с ноги.

Дема вдруг отпрянул от щели. Дернув Санька за плечо, он произнес:

– Не смотри!

Санек даже не понял поначалу, чего от него хочет товарищ. Дема дернул его еще раз.

– Не смотри, говорю!

– Да ты чего? – облизывая пересохшие губы, оттолкнул его руку Санек. – Щас самое интересное. Видал, какие у нее? Сейчас лифон начнет…

– Я говорю: не смотри! – вдруг закричал Дема и, вцепившись Саньке за грудки, со всей силы оттолкнул его от щели…

Их, катавшихся по земле среди груды упавших ящиков, разнял тот самый сторож Сергеев. Рассказы про свирепость сторожа оказались враками. Он просто взял их за загривки и, как котят, вышвырнул с территории склада. Деме все же досталось. Оказалось, что сторож Сергеев был знаком с его отцом и обо всем ему рассказал. Отец хлестал его по-взрослому, так, что с каждым ударом ремня слезы брызгали из его зажмуренных глаз. Но он не закричал, и во время порки все время у него перед глазами стояли ладони Тамары Ильиничны, катившие невесомый чулок по прекрасной белой ноге.

XXX

– Звонк!.. Звонк!.. – пропело между стволов, и тут же эти звуки накрыла давящая волна моторного рева и лязганья.

Так же молниеносным высверком, картинкой из прошлого мелькнула вдруг в его сознании эта история. К чему вдруг она сейчас ему вспомнилась?

Вражеские «пантеры» явно двигались к самому краю лесного выступа. Напрямую через лес не пошли, побоялись застрять. Или, что скорее всего, остереглись вражеской засады или мин. По грунтовке только что прошли другие экипажи, а связь у них в «зверинце» налажена хорошо, небось успели сведения запросить и получить.

– Командир… Командир… – его тряс за плечо Зарайский.

– Ты чего оставил?! Ты где должен? – закричал Демьян. – А ну…

Договорить он не успел.

– Горит, Дема… Горит… – как заведенный, говорил Зарайский, тыча трофейным «шмайсером» в сторону накатывавшего слева танка. Теперь и Гвоздев из-за дерева увидел, как языки желтого пламени будто проросли разом по всей броневой поверхности «пантеры» позади башни. Это на ходу, от инерции движения, растекалось, как жидкое тесто по сковороде, жидкое пламя.

– Чтоб тебя!.. – вслух выговорил Демьян.

– Это Фома… Его работа, – радостно кричал Сарай, все тряся Гвоздева за плечо.

Машина, которую все сильнее обнимало пламя, прошла еще несколько метров и вдруг остановилась.

XXXI

Двигатели взревели с новой силой, и танк, резко развернувшись на месте, направился в поле. Он прошел поперек траектории движения второй «пантеры». Темно-серая дымящаяся машина вклинилась в желтое море пшеницы и покатилась дальше, в глубь поля, оставляя за собой широкую черную полосу взрытой пахоты.