Павел Зябкин - Герой не нашего Времени Страница 7

— Люба, а ты никогда не думала, — ответил Вовка, — что вечный ад, ведь не так-то просто попасть в рай, страшнее любого небытия. Скорее наоборот, трусам выгоднее атеизм. Умер и все. Ушел от расплаты. Можно сказать отдыхаешь. Что лучше, просто уйти в небытие, заснуть и не проснуться или вечные муки. Муки, которые никогда не кончатся. И жить с сознанием того, что вечная жизнь может быть вечной жизнью в муках, кого же успокоит такое? Нет, тут дело не в самоуспокоении. Слишком примитивно думать, что так люди избавлялись от страхов, скорее наоборот.

Люба опустила стакан и задумалась. Глубоко затянувшись сигаретой, она произнесла:

— А знаешь, с этой стороны я никогда не подходила к вере в Бога. Это неожиданно. Да, ведь, в самом деле. Вечный ад это страшнее просто исчезновения.

Любу поразила такая простая логика в словах Володьки. Как все оказалось просто. Без этих разглагольствований о смысле и цели жизни. Вот так все просто, без всякого самообмана. Но вскоре, она конечно забыла об этом. Зачем действительно, забивать голову пустыми мыслями, когда полная стиральная машина белья и обед не готов.

Однако время неукоснительно приближалось к отправке. Прошло две недели после их знакомства, и Вовке была назначена отправка. За это время он познакомился с еще одним кандидатом на службу. Неким Игорем. Игорь, если верить его рассказам, раньше служил пожарником в Грозном, теперь вот то ли купил, то ли снял квартиру в Воронеже. Едет в Чечню в надежде заработать денег. Вообще человек был какой-то мутный и загадочный. Но других желающих в военкомате не нашлось.

Жизнь за это время в душе Володьке разделилась на две части, до и после того как он решил ехать. Теперь он смотрел на вчерашних знакомых, как на малых детей. Он напоминал первоклассника среди детсадовцев. Те только играют в школу, а ему завтра на первый урок. Однако жизнь как шла, так и шла. Агеевы по прежнему на каждом шагу и при каждой пьянке обещали разобраться с чеченами и прямо завтра уехать туда в составе спецназа. Леха продолжал пить, в промежутках встречаясь с Наташкой (да и не только с ней). Наташка тоже частенько «зависала» у Лехи (да и не только у него). Жизнь шла своим чередом. Володькина мать толком не понимала, что вообще хочет ее сын. Иногда она делала попытки отговорить его от поездки. Но аргументы типа «жить как все и работать» не выдерживали критики. Однажды мать вообще сказала:

— А что тебе не хватает. Работа есть, Люба вон есть. С ней и живи.

— Ну, о работе я уже говорил, — огрызнулся Вовка, — А Люба, да она на десять лет меня старше, ты чего ма, вообще?

— А чего тебе вообще надо, ишь ты старше, а тебе что, молодую подавай?

Крыть тут действительно было нечем. Вовка только еще раз поразился. Ну почему все, даже собственная мать, отводят ему самое последнее место в жизни. Почему-то, что для других естественно, для него считается какими-то повышенными амбициями. Не раз Вовка задавался этим вопросом, ведь отнюдь не глуп, не уродлив, не такой уж и лентяй и пьяница, как считала мать, а все идет не в руки, а мимо. И сам себе отвечал на этот вопрос. Просто он беззащитен в жизни. Слаб и нет сил стоять за себя, он мог многого добиться, и это довольно просто давалось ему, но удержать успех совершенно не мог. Всегда находились стервятники, не обладавшие и сотой долей его способностей, но имеющие нюх на удачу и умеющие вовремя ее отобрать. Еще отзывчивость и готовность помочь другим. Качество хорошее в книгах, но очень вредное в жизни. Тот, кому ты помог, может по твоим плечам залезть тебе же на голову. И так в его жизни бывало не раз.

А уже наступил конец марта, и завтра была отправка. Вещи были собраны. Эту последнюю ночь он ночевал дома. С Любой. Конечно, он предпочел бы с Наташкой, но та, сославшись на какие-то срочные дела, не смогла прийти. (Она договорилась о встрече с Игорем Агеевым). Никакого банкета не было. Просто выпили. Был Леха, который спешил к очередной подруге, Сашу Агеева никто не приглашал, но он сам наведался, представившись на этот раз уже старшим лейтенантом ФСК. Плел что-то про спецназ, но его никто не слушал — скучно.

Ночь он практически не спал. Нет, не из-за секса. Просто, наконец, к Вове пришел настоящий страх. А вдруг и, правда, убьют. А может, ранят так, что буду лежать как кусок мяса, слепой, глухой, никому не нужный. Кому действительно нужно все это. Вон друзья, как жили, так и живут. Практически также бесполезно, как и он. И ничего. Выдумали себе вымышленный мир, где один офицер ФСБ, другой крутой, живущий по понятиям, третий философ доморощенный. И что? Люди принимают их такими, какими они смогла показаться. Ну ладно, это так, а если взять и сокурсников, которые преуспели в жизни, они что, без маски? Наверное, да. Так же, наверное, смогу и я. Смогу ли? Нет, и дело не в совести. Дело в слабости. Чего уж там, я боюсь разоблачения маски. Они не боятся, а я боюсь. И надо хоть перед собой в этом признаться. Да, я трус, теперь я тщусь доказать себе обратное. Назад хода нет. Я не смогу жить в маске. Тем более те же, кто не сделав и шага, будут упрекать меня в трусости, если я откажусь. Они не смелее меня, они сильнее и наглее. Да черт бы с ним, с мнением людей, но ведь я сам хочу познать себя. Другого шанса может не быть. Кто знает, я ведь надеюсь, что может быть, после приезда что-то изменится в моей жизни. В конце-то концов, хотя бы и деньги. Хотя бы их я получу. Хотя бы решу кое-какие бытовые проблемы. Как бы там ни было завтра еду. А если и убьют, невелика потеря, так сорок дней поплачет мать, а так со мной сорок лет еще плакать придется. А инвалидность? А что, мне и так здоровому ничего не светит, а буду без рук и ног, так хоть не обидно. Еще и пенсию назначат, хоть и небольшую, а руками и ногами своими я и того не заработаю. Про голову уж молчу, совсем не ходовой товар. Но страх все равно не проходил. Его охватила нервная дрожь. Люба пыталась успокоить его, но заснуть так и не удалось. Завтра предстояло ехать в неизвестность.

Глава 5

Утро было солнечным. Весна пришла рано. Снег растаял уже как неделю назад. Последние дни марта напоминали начало мая. Таща сумку с вещами, Вова в сопровождении матери и Любы подходил к областному военкомату, где собирались «солдаты удачи» со всей области. Вовка совсем не хотел этих сопровождающих. Особенно Любу, с ее придуманной любовью и обещаниями ждать. Да на кой черт мне нужно твое ожидание, — думал про себя он. — Ну приеду даже, неужели она думает, что я начну жить по старому. Не знаю лучше или хуже, но так не буду. Да и потом, если деньги платят неплохие, неужели не найду кого помоложе? Вслух конечно Вова этого не произносил, но и не рассыпал обещания в вечной дружбе и любви. Просто намекал, что не надо Любе строить далеко идущие планы и вообще… Однако Люба восприняла это, как страх за будущее и опять запела старую песню об отказе от поездки, раз он уже всем доказал, какой «крутой», а там можно сочинить сказку перед друзьями о том, что по каким-то причинам (конечно уважительным) забраковали перед выездом. Мать полностью поддержала эту спасительную мысль. Вовке надоели эти глупости, и он довольно грубо оборвал бабьи причитания и без них тошно на душе. Ведь посмотрев по сторонам, где буйствовала ранняя весна, и шло много улыбающихся людей, он впал в депрессию еще большую, чем ночью. Особенно тревожил Вовку вид девушек, начавших сбрасывать верхнюю одежду. Гуляли парочки, обнимались, целовались. Жизнь манила и словно сама природа призывала его образумиться.

Но Вова был не наивен. Он прекрасно понимал, что эта яркая жизнь не для него. Стоит только ему поддаться искушению и кинуться на поиски земных и понятных радостей, как иллюзия счастья тут же рухнет. Девушки будут проходить мимо него, не обращая никакого внимания, на невзрачного, плохо одетого молодого мужчину. И снова тоска. И снова вынужденное безделье или может быть, какая ни будь грязная, низкооплачиваемая и не престижная работа. В реальности вместо молодых, пышущих здоровьем и любовью девушек, рядом будет «бальзаковская» женщина, к которой не испытываешь никаких эмоций, пустые друзья, живущие в своих алкогольных фантазиях и постоянный вопрос к себе: «Почему я не сделал это?» Может быть лучше и не будет, но ждать у моря погоды не было сил.

Возле областного военкомата уже стоял Игорь из Грозного и еще человек тридцать мужичков, лет так тридцати. Вид большинства был весьма неприятный. Какие-то БОМЖи. — Подумал Вовка. — Наверное, и я так же выгляжу со стороны. Вот это и есть профессиональная армия. «Дикие гуси, псы войны, солдаты удачи», да вот они какие оказывается. Ну и черт с ним, с волками жить, по-волчьи выть. В воздухе вокруг стоял стойкий перегарный дух. Впервые может быть, Вовка понял, что он не один такой, неприкаянный, а в этом его постоянно убеждала мать. Иногда, в душе Вовка хотел представить, с кем ему придется служить, но в голову ничего не лезло. Игорек не в счет, он был какой-то скользкий и непонятный, тем более сам из Грозного, черт его разберет. Теперь вот увидел. Впрочем, логика подсказывала, что именно это он и должен был увидеть. Интересно, что не было провожающих, в этом плане Вова выглядел «белой вороной». Дальше все произошло быстро, по одному заводили в кабинет, где проверяли данные и выдавали сухой паек на три дня. Никого не отсеивали, даже откровенно пьяных. Как выяснилось, трое не явились. Их ждали, но не дождались, и в назначенное время команда нетвердым шагом отправилась на вокзал к Московскому поезду. По дороге, как и предсказывал майор на инструктаже, все вели себя как стая гамадрилов. Отпускали циничные шуточки в адрес женщин, кто-то совсем пьяный, пытался затянуть песню. Вовке не терпелось спровадить провожающих, так нелепо выглядели в этой кампании мать с Любкой. Все, надо вливаться в новый коллектив, нравится он или нет, но жить теперь придется с этими людьми.