Юрий Авдеенко - Линия фронта Страница 7

Землянка вгрызлась неглубоко. Потому что лопаты только надкусывали эту твердую, как скала, землю. А время ошалело. И неслось диким наметом. И семеро бойцов три с половиной часа не выпускали из рук черенков лопат. И даже не курили: приказ поступил строгий — землянку для командира полка закончить к 17.00.

В назначенное время пришел командир полка майор Журавлев и с ним две девчонки-радистки. Обе круглолицые, рыжеватые, похожие друг на друга, как сестры.

Потом явились адъютант и несколько красноармейцев. Они принесли ящики, мешки, складные стулья. Связисты с тяжелыми катушками стали тянуть провода на позиции батальонов.

КП спрятался у вершины горы, справа, где густо росли вечнозеленые фисташки и можжевельник, игловидные листья которого застилали землю, и она была мягкой, как манеж, и пахла хвоей. Метров на тридцать ниже, на тыльном, невидимом врагу склоне, между камней выступал родник. Он падал вниз с высоты человеческого роста в круглую, каменную чашу, такую большую, что в ней могла уместиться машина. Родниковая вода плескалась, холодная и чистая. И конечно же очень вкусная. Хотя пить ее большими глотками было трудно: ломило зубы.

Противник окопался за лощиной, прикрытой ксерофильным редколесьем. Передний край немцев чернел на юго-западных скатах — пологих, лысых, и лишь самый левый фланг был прикрыт низким жестким кустарником. Данные разведки говорили, что на этом коротком и, казалось бы, не главном участке немцы сосредоточили 72-й пехотный полк, 10-й велоэскадрон и 500-й штрафной батальон.

Солнце отступало. И темнота опускалась на землю плавно, словно на парашюте. Тяжелая туча низко замерла над горой. Из лощины не тянуло ветром. И командир полка с печалью подумал, что к ночи соберется дождь.

Адъютант притащил термос с кашей, и девчонки-радистки, Галя и Тамара из Новороссийска, которые не доводились друг другу сестрами, но действительно были очень похожими, сели ужинать. Стол, сложенный из ящиков, покрывала клеенка, новенькая, красно-белая, — гордость девчонок. Чадила коптилка — сплющенная гильза артиллерийского снаряда. Огненный фитилек над ней был как гребень.

Девчонки не принимались за еду, не вымыв руки. Но майор, который уже третью педелю спал по два часа в сутки и был контужен, смотрел на них как-то странно, словно не видел и не слышал их.

Радистки завизжали от восторга, когда на пороге землянки появился полковник Гонцов, худощавый, с красивыми глазами. Он снял каску, бросил ее в угол. Распахнул плащ-палатку и вытащил две большие розовые груши. Он протянул груши девчонкам и поцеловал им ручки.

Майор, который, как и полагалось, при появлении старшего начальника встал навытяжку, вдруг обратил внимание на разрумянившихся радисток и удивился. Может, только сейчас понял, что они женщины.

— Завидую тебе, майор, — вздохнул полковник Гонцов. — Умеешь устраиваться. Ведь эти два ангела-хранителя любую землянку во дворец превратят.

Майор Журавлев равнодушно пожал плечами. Его это не волновало.

«Ангелы-хранители» кусали груши, и сок блестел у них на губах.

Адъютант Ваня Иноземцев сказал:

— Вот сейчас постельку майору способим. Тогда у нас и полный порядок станет.

— Можешь не торопиться, — ответил полковник Гонцов. — Я приехал с радиомашиной… — И многозначительно добавил: — Будем фрицев развлекать.

Гудит в небе самолет. Высоко гудит. А небо тучами задернуто — ни звездочки, ни луны. Но прохлады нет. А просто сырость. Подворотничок к шее липнет, словно смазанный. Неприятно.

Радистка Галя сидит на бревне у входа в землянку. Но вход завешен палаткой. И нет никакого выхода. Темнота. Только неподвижные деревья да силуэт часового между ними. Часовой ходит. И шаги его слышны. И радистке не так одиноко. Галя только три месяца как стала радисткой. А вообще она учительница. Самым маленьким дорогу в жизнь открывает. «Здравствуйте, дети! Вот и наступил тот час, когда вы стали школьниками…»

Где сейчас ее ученики?

Мать с сестренкой в Ташкенте, отец воюет на Балтике. А она вот здесь, под Туапсе…

Немцы повесили ракету. Ее не было видно — вершина горы прикрывала большую часть неба, однако макушки деревьев заблестели, и тени побежали по лощине — ничейной земле, пристрелянной по квадратам и с той и с другой стороны.

Ваня Иноземцев вышел из землянки, когда ракета догорала.

— Убери лапы, — сказала ему Галя.

— Ты говоришь так, будто я не мужчина.

Иноземцев был роста невысокого, узколобый, с маленьким носом и маленькими глазками, но губы у него краснели очень сочные, и, если бы не брюшко, он мог бы быть вполне сносным на внешность. Но брюшко (в его-то годы и в таких условиях!) придавало ему несерьезный и даже забавный вид. Тамара, насмешница, иногда озабоченно спрашивала:

— Ваня, а Ваня, ты случайно не в положении?

Ваня вскипал, словно чайник, только пилотка на нем не подскакивала, как крышка, и говорил:

— Ума нет — считай калека!

— Поделился бы, — поддерживала подругу Галя.

— И точно, — не унималась Тамара. — Смотри, какой у него лоб высокий. Сократовский.

Ваня — человек от земли, он-то чувствовал, что эти девчонки подсмеиваются над ним беззлобно, и то лишь потому, что не признают его красоты, не подозревают о его мужской силе. И он срывался, психовал и выкрикивал:

— Я не обезьяна! Я, может, про тебя больше знаю! А за сократовский лоб перед командиром отчитаешься.

Однако эти маленькие стычки происходили исключительно в отсутствие майора Журавлева, которого одинаково боялись и уважали и адъютант, и девчонки-радистки.

Сейчас Галя сказала миролюбиво:

— Если ты мужчина, Ваня, то сбегай-ка лучше за водой. Душно, терпения нет, гимнастерка к лопаткам липнет.

Гремя ведрами, будто кандалами, Иноземцев пробурчал без злобы:

— Ваня — лошадь водовозная. — И вздохнул нелегко.

Галя поднялась, отряхнула юбку. Нащупав ногою ступеньку, вошла в землянку.

Полковник Гонцов и майор Журавлев склонились над картой.

— Словом, метров сто пятьдесят придется по-пластунски. А до этой дороги, — Гонцов ткнул карандашом в карту, — парами, на носилках.

Тамара сидела в наушниках, держала пальцами микрофон и тихо говорила:

— «Индус», я — «Чайка», я — «Чайка». «Индус», как слышите меня? Прием.

Развязав вещевой мешок, Галя вынула полотенце и мыльницу.

Тамара посмотрела завистливо.

— Операцию начнем в двадцать три часа. Спрашивай, если что не ясно. — Полковник Гонцов выпрямился.

— Фонарики… Я думаю, необходимо всех обеспечить фонариками.

— Башковитый ты, майор. Верно, я забыл сказать: девяносто фонариков приготовлено…

Галя вышла из землянки:

— Это ты, Иван?

Иноземцев поставил ведро.

— Ну и темнота…

— А теперь будь другом, закрой глаза. И полей мне из кружки.

— Я это сделаю лучше, Галя, — сказал полковник Гонцов.

— Нет, нет, — поспешно возразила радистка. — Я вас стесняюсь.

— И почему я не адъютант?.. — пожалел полковник.

Журавлев сказал Ване:

— Если что… я на позиции первого батальона.

— Слушаюсь, товарищ майор.

Офицеры, разговаривая, удалялись. Хвоя скрадывала шум шагов.

— Ты закрыл глаза?

— И так ни черта не видно! — огрызнулся Иноземцев.

Галя повернулась к нему спиной. Стянула через голову гимнастерку. Поколебавшись, расстегнула лифчик и бросила его на бревно, где уже лежали полотенце и гимнастерка. Наклонилась и сказала:

— Поливай. Только не мочи волосы.

Иноземцев, сопя, черпал воду из ведра, и вода стекала по гладким плечам и по спине. А когда он нагибался за водой, то видел ее грудь, потому что глаза уже привыкли к темноте и белое различалось хорошо.

Галя намылилась. И зафыркала. И попискивала от удовольствия, как мышь.

А немцы вновь повесили ракету. Но Галя не спросила, зажмурился ли он. Она была уверена, что нет. Но ей было все равно: она его не стеснялась.

А Иноземцев между тем перевел взгляд в сторону, глядел на плащ-палатку, что застила вход в землянку. И сожалел, почему он, Иноземцев, не полковник Гонцов.

Ракета погасла. И Галя, растираясь полотенцем, сказала:

— Теперь, Ваня, уходи.

Иноземцев без возражений поплелся в землянку. Тамара сняла наушники, попросила:

— Позови Галю.

— Она банится. — Иноземцев устало опустился на нары.

— Счастливая! Ванюша, принес бы ты еще воды. А Галя меня у аппаратуры подменит.

— Ладно, — сказал Ваня покорно. Но не вытерпел: — Честно сказать, лучше в окопах с ребятами, лучше под пулями, чем вашему полу прислуживать. Капризные вы шибко.

— Не догадываюсь, за что ты тут портки протираешь, — сказал тощий Слива сутулому немолодому бойцу интеллигентной внешности. — Да и мы с Чугунковым здесь по чистому недоразумению.