Феликс Миронер - Ладога, Ладога... Страница 7

Шоферы, привлеченные гулом, останавливали свои полуторки посреди озера, смотрели, как ползут в стороне от автомобильных ниток могучие броневые громады. Переговаривались:

— Куда ж они из Питера-то уходят?

— Там им развернуться негде. А за Ладогой — простор.

Танки, грохоча, ползли на восток, а навстречу им ехали полуторки с мукой для голодного Ленинграда,

Старенькая полуторка остановилась на заваленной снегом ленинградской улице перед старым домом с заледенелыми окнами.

Правил полуторкой Коля Барочкин.

Дверь квартиры была не закрыта, он вошел в коридор — там было почти так же холодно, как на улице. Из угловой комнаты доносился громкий стук. Барочкин приоткрыл дверь. Посреди комнаты в пальто и теплом платке стояла беленькая Лиля и неумело рубила топором на дрова кусок забора.

— Можно?! — громко спросил он.

Она услышала, обернулась, и Коля увидел, как она похудела.

— Вам с Ладоги привет, от Пети.

— Здравствуйте, — она узнала его и обрадовалась.

— Коля Барочкин, — напомнил он. — Гостинец вам велели передать. — Он протянул ей узелок.

— Что это?

— Мука… правда, с землей пополам. Возим, ну и на досках кузова остается. Петя веничком смел. Вы просейте и… земля — она безвредная.

— Ага, — Лиля прижала узелок к груди. — Спасибо… спасибо.

— Топливо по заборной книжке получили? — Он взял у нее топор и стал колоть.

А она смотрела па него и улыбалась.

— Ну, как он… как вы там?

— Как белые медведи, — отвечал он. — Кругом лед, а мы. не мерзнем. Хлеб возим, баранкой закусываем, — и он как бы покрутил руль. — А Петя молодцом…

Она развеселилась.

— Писем ему от родителей не было?

Она огорченно покачала головой.

— А вы как?

— Да так вот… — И лицо ее стало пасмурным.

— Мама где?

— Мама на дежурстве в типографии, а Геннадий Трофимович на завод перебрался жить. Жену его, тетю Дусю, снарядом убило. Пошла на Фонтанку за водой и…

— Да-а… Не знаешь, где тебя война достанет. А бабушка?

— Это вы про меня? — На пороге комнаты стояла Аделаида Ивановна, худющая, тепло укутанная, с крохотной кастрюлькой в руках. — Здравствуйте, молодой человек. Бабушка пока жива. Лилечка, ты разрешишь мне кастрюльку на твою печку поставить?

Барочкин увидел па дне кастрюльки несколько плавающих в воде горошин.

— У вас, я вижу, все горох да горох, — сказал он. — Запасы?

— Со времен царя Гороха… Дрова дефицит. Кто затопит, у того и варим… — И грустно добавила: — Что-то ваша Ладога хлеба нам пока не прибавляет.

— Возим за тридевять земель, — отвел глаза Барочкин. — Погодите, лиха беда — начало…

— Торопитесь, а то некому возить будет…

Она стояла перед ним такая безрадостная, что он не выдержал:

— Вот вам к супчику. — И, вынув из кармана, протянул ей два сухаря.

— Да что вы? — Она не решалась взять, губы ее дрогнули. — Впрочем, я не в силах отказаться. — И взяв сухари, вышла.

Барочкин, склонившись над печуркой, растапливал ее. Вспыхнул огонь, и в комнате сразу стало теплее. Он распрямился:

— Ну, пошел. — И подмигнул шутливо: — А то перевозки остановятся. Какие будут поручения?

— Передайте Пете… передайте… — И Лиля, подойдя, поцеловала Барочкина в щеку.

— Очень даже ясно, — кивнул он и, выйдя в коридор, направился к двери.

Но его окликнула Аделаида:

— Молодой человек, я вас прошу — на одну минуточку!

Он вошел вслед за ней в ее комнату и, удивленный, остановился. Таких комнат он еще не видел. Старинная мебель, все стены увешаны картинами, маленькими и большими, в разнообразных рамах. На столиках и тумбочках бронзовые и фарфоровые скульптуры. На подоконнике, плохо гармонируя с обстановкой, валялось несколько целлулоидных попугаев-погремушек, какими развлекают грудных детей.

— Да у вас тут прямо музей.

— Просто долго живу, вот и собралось, — сказала Аделаида. — Это фламандская школа, а это поздний Репин. Он мне сам подарил.

Барочкин, изумленный, повернулся к старухе:

— А вы, простите, из бывших?

Аделаида грустно улыбнулась:

— Уж не из будущих. Я из бывших — курсисток, были такие вредные женщины, их еще нигилистками звали. — Она достала из старинной шкатулки серебристую нитку бус и протянула Барочкину смущенно. — Вы меня сегодня… растрогали, и я хочу сделать вам подарок. Это не плата, не подумайте. Просто вряд ли мне этот предмет когда-нибудь пригодится.

— Зачем так?! — поняв, о чем она думает, качнул головой Барочкин и решительно направился к двери. — Будьте здоровы!

…Этажом ниже на его стук из двери выглянула Зинаида. Ее живые глаза радостно блеснули из-под платка:

— Коля, вот не. ждала!

Она ввела его в свою комнату. Комнатка была скромная: стол, зеркало, постель. Барочкин подошел к столу и стал выкладывать из карманов: кусок сала в тряпочке, баночку меда, несколько яичек.

— Это откуда? — Она, не веря, взирала на это богатство. — Где же такое есть?

— За Ладогой.

— Получается, сегодня у меня праздник.

— И дальше получится, — пообещал Барочкин. — Я теперь часто в городе буду. Наряд получил — прямо в Питер войскам довольствие возить.

— Не знаю, как и благодарить, — потупилась Зинаида.

Он смотрел на ее милое лицо, вьющиеся на висках волосы.

— А я для себя стараюсь. — И шутливо подмигнул: — Хочу после войны в Ленинграде постоянную прописку иметь.

Зинаида быстро взглянула на него исподлобья. Он вынимал из кармана вязку сушеных грибов, и вдруг вместе с ней вытащилась серебристая нитка бус. Ои с досадой смотрел на бусы — все-таки Аделаида ухитрилась незаметно сунуть их ему в карман.

— А это что?

— А это… тебе. — И, внезапно перейдя на «ты», он шагнул к ней близко и бережно одел бусы ей на шею.

Их глаза встретились. Она тихо засмеялась. Подошла к зеркалу.

— Это же настоящий жемчуг. Ему цепы нет. Нет, Коля, вы оставьте. До воины это же было целое состояние…

— То до войны, — сказал Барочкин небрежно. — А сейчас ничему цены нет, кроме… — И, не договорив, вытащил из-за пазухи и положил на стол кусок черного хлеба.

На рассвете туманный ладожский берег разбудили выстрелы.

Шоферы, спавшие в землянках после тяжелых ночных рейсов — большинство не раздеваясь, вскочили. Петя Сапожников схватился за карабин.

Слышались возгласы:

— Что такое?!

— Немцы?!

— В ружье!

Выбегали на снег, оглядывались, щелкая затворами. В тумане то тут, то там звучали выстрелы, какие-то крики. Совсем рядом, у штабной избы. Разбуженные люди растерянно поворачивались, держа карабины наизготовку.

Навстречу им, проваливаясь по колено в снег, бежал помкомвзвода Чумаков. Кричал на бегу:

— Вверх оружие! Вверх! — Добежал, скомандовал: — Рота, слушай мою команду! Пли!

Залп ударил в воздух. Солдаты смотрели на Чумакова, недоумевая. А он сказал:

— Мерецков Тихвин взял!

Мороз был такой, что от радиаторов машин, двигающихся одна за другой по ледовой трассе, поднимался белый туман.

Петя Сапожников вел полуторку быстро, то и дело гудя и обгоняя другие медленно ползущие машины.

— И куда торопится — к богу в рай? — сердито удивился мерзнувший на дороге регулировщик.

Впереди, на обочине, забелела палатка медпункта, обнесенная с трех сторон стеной из снежных кирпичей, заслонивших ее от ладожских лютых ветров. Петя свернул к палатке.

— С наступающим! — громко сказал он, входя и привыкая к полумраку.

В палатке горела печка, на ней стояла большая кастрюля. Возле печки сидели пожилые санитары, Надежда, а рядом с нем незнакомый Пете лейтенант, лобастый, с непослушной шевелюрой. Это был метеоролог дороги, он расположился здесь по-домашнему, сняв шапку и распахнув шинель, видно, был в медпункте свои человек.

— А, обмороженный, — узнав Петю, кивнул ему один из санитаров.

Петя шагнул к печке:

— Надя, это вам… новогодний подарок с Большой Земли. — И достал из-за пазухи несколько морковок, связанных вместе с парой свеколок и репок. — Букет образца сорок первого года… — И улыбнулся.

Надежда повернулась от печурки, и ее молодое лицо в отблесках огня было удивленным и неприветливым.

— Как говорится, «не домой, не па суп», — смешавшись, проговорил Петя.

Казалось, Надежда сейчас откажется и ответ ее будет резким.

Но тут вмешался метеоролог:

— Почему не на суп? — И взял у Пети «букет». — У нас тут как раз мировой суп намечается, — он пошевелил ложкой в закипавшей кастрюле. — Моя тушонка, ваши овощи, а у Нади самая вкусная вода на всей Ладоге! — И передал овощи санитарам. — Присаживайтесь…

Петя покачал головой:

— Нет, мне ехать надо. — И сказал, обращаясь к Наде: — Надя, я просто забежал вас поздравить и пожелать в новом году…