Богдан Сушинский - Рыцари Дикого поля Страница 7

– Кажется, я был слишком неосторожным, – все так же расстроенно пробормотал Гяур, понятия не имея, как дальше вести себя с этой самоубийственно властной соблазнительницей. Тем временем руки его уже оказались где-то под теплыми, слегка вздрагивающими и такими заманчивыми лопатками Камелии, и теперь потянулись к ее плечам.

– «Повел себя не так!..» – задорно фыркнула Камелия. – Не в этом дело. Просто все то, что вы пытались только что совершить, делается совершенно не так, как вы себе представляли. Чем только занимается с вами графиня де Ляфер – ума не приложу.

– Пошли бы вы все к черту, – незло, с оттенком грубоватой мужской нежности, пролепетал Гяур, понемногу овладевая собой.

– Послать нас всех к черту – это еще более несбыточная мечта, чем надежда овладеть всеми нами, – окутывала Камелия его теплом своих рук и ног. – Но если желание овладеть всей женской половиной человечества – хотя в самой сути своей совершенно безумно, но еще кое-как оправдано, то попытки отречься от нас – дичайшая блажь. Что, опять ничего не получается?

– Ничего, как видите, – зло отрубил Гяур. – Так что давайте оставим эту пытку соблазном.

– Лучше оставим на какое-то время этот будуар, и пройдем в соседний зал, где, за бокалом вина, вы немного придете в себя; хотя бы настолько, чтобы вновь воспылать страстью к женскому роду. Словом, не волнуйтесь, мы сюда еще вернемся, обещаю.

8

– …А теперь забудем о наших чувственных экзальтациях и вспомним о трезвом разуме, – мягко улыбнулась Камелия, придирчивым взглядом сопровождая уходящую от них крутобедрую служанку – слишком молодую и вызывающе смазливую для того, чтобы она могла незаметно появляться в этой комнате и столь же незаметно исчезать.

– Разумное предложение. К слову, оно могло прозвучать значительно раньше, и не показалось бы преждевременным, – согласился князь Гяур.

Они сидели в небольшой комнатке, расположенной рядом с банкетным залом, и холодное фламандское солнце с северной чопорностью освещало наполненные сидром [6] бокалы, украшенный серебряной инкрустацией стол и невозмутимый профиль женщины, которая еще несколько минут назад казалась такой пылкой, отчаянно-храброй и умильно-несдержанной во всех проявлениях своих чувств.

– Не возражаю, могло прозвучать и раньше. Но пока что хватит об этом, – решительно потребовала фламандка. – Вам не представляется странным, что этого требую я, а не вы?

Гяур с тоской оглянулся на дверь. С графиней де Ляфер ему тоже иногда приходилось непросто. Однако сейчас он обрадовался бы появлению в омраченном его грехопадением доме этой златокудрой богини, как спасению.

– Напрасно предаетесь ожиданиям, полковник: она не придет, – с неотвратимой прозорливостью прочла его взгляд Камелия. – Графини не будет еще как минимум два часа, поскольку она занята его королевским высочеством, – иронично и резко бросала слова фламандка. – Можете вы, наконец, понять это?

Гяур рассмеялся и сделал несколько вызывающе долгих глотков. «Она пытается вызвать у меня смертельную ревность», – подумал он. Вино показалось кисловато-сладким, и вообще, у полковника не появлялось никакого желания более основательно испробовать его.

– Это я могу понять. Не могу понять другого – чем обязан вам? У меня возникло ощущение, что я должен чувствовать себя вашим должником. Вот только не возьму в толк, с какой стати.

– А «взять в толк» хотя бы то, что я не стала бы ни разводить постельные амуры, ни пиршествовать с вами просто так, не будь это продиктовано особым интересом к вам – на это вы способны?

– Совсем нетрудно.

Вновь появилась служанка, но Камелия так зашипела на нее на своем фламандском, что та попятилась вместе с яствами, от которых князь вовсе не намерен был отказываться.

– Тогда слушайте меня внимательно. Графиня де Ляфер – ваша женщина? Она ваша, не так ли? Ну, что вы смотрите на меня, что вы испепеляете меня своим голубым безумием?

– Не уверен, что она считает именно так.

– Однако же в данном случае меня интересует ваше мнение. Именно ваше, а не графини.

– В конце концов, она замужняя женщина.

– Что вы хотите этим сказать? – язвительно поинтересовалась фламандка. – Что вы свободны? Что я могу стать вашей любовницей?

– Разве вы еще не стали ею? – князь понимал, что не имеет права произносить эти слова, но его вдруг обуял бунтарский дух оскорбленного мужчины.

– У меня есть три варианта ответа на вашу беспардонность, князь. Остановлюсь на предельно правдивом: я не возражаю. Но, прежде чем говорить со мной об этом, вы должны усмирить свою давнишнюю любовницу. Или официальную – как вам удобнее, так и называйте. Я же всегда буду оставаться тайной.

Полковник похмельно повертел головой.

– Что значит «усмирить»? Где это должно происходить и как вы себе это представляете?

– Как усмирить? Как монахиню, как рабыню.

Полковник повертел головой еще раз, более решительно, вот только ясности сознания у него так и не прибавилось. Там, в постели, все выглядело значительно проще и понятнее. Правда, теперь у него тоже существовал довольно ясный выбор: взять эту красавицу на руки и вернуться в будуар или же подняться и уйти. Но ведь сначала нужно было выбрать…

– Вы можете по-человечески объяснить, чего хотите?

– Наконец-то, – сразу же успокоилась фламандка и, забросив ногу за ногу, оценивающе оглядела парня, пытаясь выяснить, действительно ли он готов к настоящему разговору. – С этого вопроса вы и должны были начать. Вы совершенно правы, князь: замужняя ваша графиня или нет – не так уж и важно. Главное, что вы все еще имеете на нее влияние. Вот и поведите себя так, чтобы она вынуждена была оставить польского принца Яна-Казимира Вазу в покое и заняться вами. Не волнуйтесь, я всегда исхожу из того, что ни одна женщина не способна до конца, до предела, исчерпать мужчину, так что для меня его тоже хватит. А потому совершенно не ревнива. Это я к тому, что после повторного покорения графини мое отношение к вам не изменится.

– Понятно: ваша ревность распространяется только на будущего короля?

– На человека, который обязан стать королем. Я и люди, которые меня поддерживают, должны сделать все возможное, чтобы на троне Польши восседал именно он, принц Ян-Казимир, а не его брат Кароль или еще кто-либо. Моя просьба вызвана только этой целью, а не ревностью.

– Это меняет ситуацию.

– Как видите, мы с вами все выяснили, а посему нам нет оснований ревновать друг друга. Зато появляется возможность оказывать друг другу некоторые услуги. И не только в постели, князь.

«И здесь дворцовые интриги?! – с грустью удивился князь. – Кто бы мог предположить, что судьба польского трона, оказывается, способна решаться здесь, в доме некоего фламандского доктора де Жерона?»

Что же касается «услуг в постели», то о них Гяур старался сейчас не думать.

– Но ведь графиня тоже не зря приблизилась к брату короля принцу Яну-Казимиру. Очевидно, у нее свои виды на польский трон. Пока происходило их довольно странное сближение, я пребывал в испанском плену и не имел возможности поговорить с Дианой.

– Знаю, князь, знаю, – нетерпеливо прервала его покаяние Камелия. – Можете не сомневаться, что такие виды, в самом деле, существуют. Но, как мне кажется, не у графини. Она всего лишь выполняет чью-то волю.

– Чью именно? – с убийственной непосредственностью поинтересовался Гяур.

– Возможно, своей подруги, ныне здравствующей королевы Польши Марии-Людовики Гонзаги. А нам очень не хотелось бы, чтобы она сохранила свою корону.

– Вам-то какая разница, кто станет королевой? Ведь не можете же вы претендовать на ее место в королевском ложе?

Только сейчас, пожалуй, впервые, в глазах воинственной фламандки промелькнуло нечто похожее. Если не растерянность, то уж, во всяком случае, не озадаченность. Внутренне она готова была возразить, даже возмутиться: «А п? очему бы и нет?! Почему не могу?». Но, осушив свой бокал, поняла, что ни резкость ее, ни аргументы не покажутся князю Гяуру, этому наследнику несуществующего престола несуществующего Великого княжества, убедительными.

– Я и не собиралась претендовать на него, – прозвучало из ее уст то единственное, что способно было сохранить гордыню.

– Но если в самом деле не собираетесь, тогда почему для вас главное, чтобы коронованным оказался Ян-Казимир, а не принц Кароль, князь Ракоци или кто-либо из наследников шведского престола?

– Только не шведы! – презрительно поморщилась Камелия. – Кто угодно, только не они. Этого мы не допустим. И не Мария Гонзага – в ипостаси королевы. Она и сейчас уже бессмысленно путается у нас под ногами.

– Ждете, когда задам еще один соломонов вопрос: «У кого это «у нас»?

– У ордена иезуитов.

– Только ли? Зачем это не стремящимся к светской власти монахам?

– Это вы об иезуитах – «не стремящиеся к светской власти»?! – вызывающе ухмыльнулась Камелия. – Но, в общем, вы правы: еще у небольшой группы людей, ни имен которых, ни их принадлежности к определенному кругу указать не смогу. Все, давайте к этому вашему неуместному любопытству больше не возвращаться. Согласна, я не способна претендовать на место в королевском ложе, как изволили выразиться ваша светлость.