Николай Прокудин - Рейдовый батальон Страница 70

— Нет, не пошутили, сейчас рельсы проложим, и он придет. Только никому не говори, что мы на трамвае укатили! Особенно тем, кто нами будет интересоваться. А то как-то нехорошо: выпустил ночью к «духам» за пределы гарнизона неизвестных офицеров. Не порядок! — ответил Серж.

— Стой! Стрелять буду! Мать вашу!

— Я те стрельну! И маму не трогай! Гранату сейчас брошу — всю жизнь на аптеку работать будешь! Не было никого! Понял? У, ишак бухарский… — рявкнул Грымов.

— Чего ж не понять? Ясно… — притих прапорщик.

И мы, весело смеясь, убежали вниз к кишлаку. У поворота дороги сидел торговец с лотком и при свете керосиновой лампы спорил с покупателем. Он очень удивленно посмотрел на нас и что-то прокричал.

— Что ему надо, чего орет? — спросил Ветишин. — Хоть бы кто-нибудь их язык понимал. В следующий раз Арамова нужно взять для компании.

— В другой раз автомат нужно брать с собой. Тогда и патруль можно пугнуть, и «духов» завалить, если что, — резко оборвал его я. — У кого-нибудь, кроме меня, есть что-либо с собой?

— А что есть у тебя? — поинтересовался удивленно Грымов.

— У меня две РГО в боковых карманах штанов! По костям очень больно стучат, зато не с пустыми руками! Сейчас запалы вверну — и уже вооружен, — и с этими словами я принялся вкручивать запалы.

— Вооружен! Только себя и нас подорвать сможешь, — усмехнулся Марасканов.

— Что-то о возвращении мы не подумали, — задумчиво почесал «череп» Острогин. — Я даже гранату и ту не захватил. Но кто же знал, кто мог предположить, что мы досрочно вернемся. Такой огромный штаб, обширный женский контингент, и так бесславно возвращаемся. Мне даже стыдно за себя, а за вас тем более.

— Мужики, я вижу, как Острогин, действительно, краснеет, — объявил Ветишин. — Ему и вправду стыдно за себя.

— Хватит болтать, быстрее идите и молчите, накликаете беду, — забурчал Грымов. — Как бы «торгаш» этот «духов» за нами не послал.

Неожиданно со стены, которая возвышалась вокруг афганского музея, кто-то громко окликнул нас.

— Тохта (стой)!

— Бача, дуст! Салам, шурави командор буру (друг, здравствуй, русские командиры идут), — крикнул Острогин.

— А, Салам алейкум! Буру-буру (идите). Сигарет? Сигарет?

— Нист, нист (нет)! Не курим, — ответил я ему.

— На, друг, кури. У меня есть, — и Ветишин бросил пачку сигарет афганскому солдату.

— Спасиба, карашо, командор.

Весело помахав «сарбосу» руками, вытирая выступивший холодный пот, кинулись мы бежать дальше по дороге к полку.

— А ведь, если бы был сволочью, парой очередей нас мог завалить! Самое интересное, что прокричали набор слов, но друг друга поняли! — воскликнул Острогин, когда мы отошли подальше.

— Мог перестрелять, повезло, хороший солдат попался, душевный, — покачал головой Ветишин. — Ой, как повезло…

— Просто повезло, — согласился я. — Нечего по ночам шастать по большой дороге.

Почти бегом мы проскочили развилку на торговую базу и направились дальше.

— Ребята, а может, завернем к работницам советской торговли. Вдруг нас ждут и скучают, — предложил Ветишин.

— Тебя ждет твой любимый сейф и матрас, на котором ты время от времени спишь, когда в женский модуль не пускают. И твой доблестный взвод, тем временем лейтенанту наверняка скучает, — усмехнулся я.

— Ох, и не говори, замполит мой дорогой. Как они мне надоели, этот Исаков толстомордый, этот Алимов хитрожопый, этот Таджибабаев ленивый. А Кайрымов, Керимов, Эргалиев, Тетрадзе, Васинян. Чертов «интернационал». У всех во взводах какой-нибудь «луч света в темном царстве», а моя пехота как на подбор, — одни мамбеки, бамбуки и бабуины.

— Прекрати жаловаться, я тебе Сомова выделил, отличный парень, — возмутился Грымов.

— Парень хороший, но не серьезный, будет ли толк с него. Москвич — он всегда москвич. С ним, правда, весело, не соскучишься: фокусы, шутки, анекдоты, пантомимы. Мимика у парня — классная.

— Что-то вы разболтались, — зашипел Острогин. — Идите молча, а то пальнет кто-нибудь на звук разговора из Даруламана.

— Не только афганцы, но и свои могут, даже более вероятно. Как через КПП-то пойдем? На подходе пулеметчик от перепуга из ДШК очередь даст, вот будет хохма! Потом собирай нас по кускам и сшивай для отправки домой, — вздохнул я. — Короче молчим и идем.

Мы ускорили шаг и миновали полк зенитчиков. У ворот стоял прапорщик и молча курил.

— Дружище, звякни на наше КПП, чтобы не стреляли. Скажи, что свои, родные офицеры идут, домой возвращаются.

— Хорошо, позвоню. Опасаетесь своих боевиков?

— Еще как! Жить хочется все больше и больше! Особенно перед заменой, — ответил ему Игорь.

— Перед заменой нечего по ночам шататься, нужно чемоданы паковать и надеяться на мастерство летчиков, чтоб хорошо долететь, — пробурчал прапорщик.

Мы уже подходили к полку, навстречу вышел наш дежурный, окликая нас издалека и с опаской:

— Кого черти носят? Это кто тут своими обзывается? А-а, первая рота! — признал прапорщик своих и успокоился. — Ваше счастье, что позвонил дежурный из зенитного полка, а то я бы попрактиковался в стрельбе по движущимся мишеням.

— В полку тихо? Никого не разыскивают? — поинтересовался Грымов.

— Вроде да. Шагайте быстрее к себе, считаем, что я вас не видел, если что, вы вернулись по тропе, через минные поля.

— А мы никуда и не ходили, — улыбнулся Ветишин…

Никуда не ходили, как же… Кто-то комбату в уши надул про экскурсию в мороженицу, буквально через час после нашего возвращения. Утром следующего дня все мы получили по выговору, кроме Эдуарда. Интересно почему? Мне влепили строгий выговор, как организатору похода. А еще говорят, что если пьянка во главе с замполитом, то это уже мероприятие…

— Обещаю первой роте, так как энергия в них кипит и выплескивается, самую трудную задачу в «зеленке», — объявил майор Подорожник. — «Зеленка» большая, и дерьма там много, на вас всех хватит!

Спасибо, вам, «добрый» товарищ комбат, но Баграмка такая дрянь, что смерть может ждать везде. Там нет ни фронта, ни тыла, нет линии обороны, нет вероятных секторов обстрела. Там есть только сплошная бескрайняя ненависть к нам, которую ощущаешь, едва приблизишься к любому кишлаку. И с каждым разом все труднее выбираться оттуда. Все больше потерь. Боже, помоги нам! Хоть я и не верующий…

Комбат наказать наказал, но не сдал полковому начальству, хотя майор Ошуев после звонка из комендатуры рвал и метал. Пытался дознаться, кто хулиганил, но так и не пронюхал. Дело пахло гауптвахтой: угроза патрулю, нарушение режима комендантского часа…

Глава 4. «Охота» на ежей

Весна вступила в свои права. Снега на средиегорье растаяли, в долинах все покрылось зеленью. Только высокие вершины по-прежнему белели шапками ледников.

В армию прибыл новый командующий, а в афганском руководстве сменился президент. Чувствовалось, что грядут большие перемены. Пошли разговоры о возможном выводе войск, сокращении числа боевых операций.

Но эти разговоры оставались лишь разговорами, как всегда была спланирована операция по легкой зачистке территории вокруг постов у Баграма. Летом туда зайти будет практически невозможно из-за труднодоступности территории, а пока стояла ранняя весна и зелень только появлялась, что позволяло немного попугать «духов». Заставы изнывали от недостатка продовольствия, топлива и боеприпасов, шла весенняя замена солдат и сержантов.

Командир полка предупредил, о том что намечается что-то очень серьезное возле границы с Пакистаном. Поэтому чтобы армии спокойно уйти в рейд, необходимо возле зимних квартир навести порядок.

Легкая перестрелка завязалась у первых же дувалов. Танкисты прямой наводкой крушили стены заброшенных домов, артиллерия заваливала металлом подступы к дороге и окрестные виноградники. Штурмовики и вертолеты, как хищные птицы, высматривали добычу на земле и по очереди сбрасывали смертоносный груз вниз на бесконечную вереницу мятежных кишлаков. Столбы дыма поднимались высоко в небо, а пыль клубилась и постепенно застилала всю долину.

Редкие группы прикрытия мятежников вели огонь из автоматов, но в основном они предпочитали укрываться в кяризах, уходя по ним в сторону Джабаль-Уссараджа. Мощные глубинные бомбы продавливали почву, и тот, кто не успел убраться побыстрее прочь, находил свою смерть под землей в осыпавшихся ходах-лабиринтах.

Наконец-то двинулась и наша пехота.

Предстоящая неделя не обещала легкой жизни. Бойцов не хватало. Многие болели. Часть сержантов уволились и уехали домой. Прибыла из Союза молодежь. Как всегда совершенно не обученные и не подготовленные. Их не научили ни к войне в горах, ни к боям в «зеленке». Опять курсанты в учебке подметали дорожки, красили бордюры, строили дома туркменам и узбекам, работали в полях. Одна и та же история из года в год. Большинству командиров в Союзе глубоко безразлично, как они будут тут воевать. Пушечное мясо.