Григорий Полянкер - Учитель из Меджибожа Страница 70

Она подошла к столу, выдвинула ящик и достала оттуда конверт.

— Возьми и радуйся!.. Ангелочек! Разве не знаешь, что все тайны всплывают в конце концов, как масло на воде? И все тайное становится явным… Почему ты мне о ней ничего не рассказывал? Было бы не так обидно…

Она опять заплакала и убежала в соседнюю комнату.

Илья недоумевающе смотрел на дверь, за которой исчезла его оскорбленная жена. Подняв с пола скомканное письмо, он рассеянно пробежал первые строки. И вдруг лицо его озарилось радостью, просияло.

— Если б ты мне все честно рассказал с самого начала, не было б так обидно, — донесся к нему ее голос. — Я, может быть, тогда простила бы тебя, мало что могло случиться на войне. Да ты тогда и не был моим мужем. Но теперь… Нет, нет, ни за что не прощу!

Но Илья никак не мог сообразить, что она должна была ему прощать. Недаром Гершелэ из Острополья говорил: «Черт его знает, столько хороших, красивых и умных девушек на свете, они ласковы, милы, хоть к ране прикладывай. Но как быстро превращаются после свадьбы в злющих жен, господи милосердный!»

Он перевел взгляд на последнюю строчку и чуть не подпрыгнул от радости.

— Глупая моя, посмотри, — воскликнул он и, распахнув дверь, влетел в ее комнату, обхватил крепко рассерженную жену, весело засмеялся. — Так ведь это письмо от Клавы! Нашлась! Жива! Клава отозвалась!..

Тут уже Рита вовсе растерялась и взглянула на мужа, как на сумасшедшего. Оттолкнув, вырвавшись из его цепких рук, бросила:

— Ну да, сперва Клава… А потом будет Дуня, а там Соня! Очень красиво!

— Да погоди ты! Это Клава! Из Ростовской области… Из Николаевки!.. — пытался он успокоить ее, объяснить.

Рита испуганно посмотрела на него, не понимая, чего так радуется.

Но он уже больше не обращал внимания на жену. Присел к столу и углубился в чтение письма.

Лицо просветлело, глаза блестели, искрились радостью.

«Клава, Клава…» — шептали его губы. Он тут же вспомнил лютую зиму сорок третьего года… Большое село Николаевка в Ростовской области. Недалеко от Таганрога… Форкоманда… Ганс, шофер… Сколько лет прошло с тех пор? Двадцать, а может, и чуть больше! И как эта женщина разыскала его? Какая сила — людская память! Какая это силища! Значит, живет она, Клава!..

Такое ему даже не могло присниться — письмо от Клавы! Жена возмутилась, подозревает в глупых грехах… Ну и пусть!..

Рита тем временем немного успокоилась, осторожно приоткрыла дверь, посмотрела на вдохновенное лицо мужа. Боже, с каким упоением читает! И вдруг подумала: здесь явно что-то не так. Может напрасно в чем-то заподозрила, прочитав только обратный адрес на конверте и слово «Клава»? Рита подумала, что поспешила с выводами, напрасно обрушилась на Илью. Укоряла себя, а главное, соседку, которая до прихода Ильи с работы принесла ей это письмо, ехидно подмигнула и шепнула: «Твой-то муженек, оказывается, не был монахом на фронте… Какая-то милашка откликнулась. Видать, ищет его… Полюбовница, что ли, Клава… Все они, мужчины, на фронте были такими…» — И убежала, заронив в душу Риты тень сомнения…

И подмигивание старой карги, известной во всем доме сплетницы, болтухи и ханжи, неожиданно подействовало.

Рита сперва думала, что он постарается спрятать это письмо, будет читать наедине, а затем наговорит ей всякого вздора, начнет оправдываться. Но Илья читал письмо вслух, отчетливо, громко. Жена растерялась, присела поближе и, затаив дыхание, стала слушать.

И странное превращение! Ее будто в один момент подменили! Еще минуту назад готова была обрушиться на него, а сейчас…

Увидав, с каким интересом присмиревшая жена прислушивается, смотрит на него, Илья, притворившись, что не замечает ее, начал читать с самого начала, не пропуская ни слова!

«Здравствуйте, Илья Исаакович!

Пишу Вам из той самой деревни, вернее, села Николаевки. Помните разгром гитлеровской армии под Сталинградом? После разгрома осталось их очень мало — человек 150–200. Одна какая-то команда расположилась у нас в Николаевке. Вы, — если это вы, — жили у бабушки Ульяны… А к нам иногда приходили. Зовут меня Клава. Должны вы помнить, когда вы носили имя Эрнст Грушко…

Мой брат Вася тяжело болел, и Вы его спасли. Большое Вам спасибо за это!

Мы Вас вспоминаем очень часто. Мама жива, но болеет. У Васи уже два сыночка — Боря и Ваня. Если бы не Вы, он бы погиб тогда. Он потом был тоже на фронте, приобрел военную специальность — стал воздушным стрелком-радистом.

Вы мне тогда оставили два письма. Из них я узнала, кто Вы такой. Я их передала в штаб, как Вы просили. Сделала это с большим удовольствием.

Из этих писем узнала, что Вы за человек, — до сих пор помню. Одно письмо отправили в Москву, в Генеральный штаб РККА, а другое в штаб Юго-Западного фронта…

Я чудом узнала о Вас. Вы много сделали для людей. Напишите мне — как Ваше здоровье, как Вы живете? Передайте привет своей семье от всех нас.

Я как вспомню, как было радостно на Вас глядеть, когда Вы заходили к нам и на Вас была форма советского офицера — гимнастерка и ремень с пряжкой, на которой пятиконечная звезда. Нам было любо-дорого смотреть на все русское. Вы знали и видели, как немцы издевались над народом. Вскоре после того, как Вы уехали, Вася еще был болен тогда, лежал в постели, пришел к нам полицай и забрал больного, угрожая винтовкой, и погнал, — Вы должны помнить, — в Санбак, на передовую к немцам. И держали его там больше месяца, пока он не убежал. Ему повезло. А одного человека, нашего, николаевского, повесили за то, что убежал из Санбака. Фамилию того человека забыла. А мы Васе справку достали, что он чесоточный (он действительно был жуткий). После такой тяжелой болезни страшно было на него смотреть.

Илья Исаакович! Меня тоже гнали под винтовкой на работу. Кто-то донес, что я комсомолка. На самую тяжелую работу гоняли. Знали бы Вы, сколько всего пережито!

Если только Вы помните наш двор и нашу летнюю кухню. Сколько я в этой летней кухне прятала наших военнопленных. А потом собирала одежду, переодевала и провожала ночами или на рассвете кого куда. Все, все пережили. Только бы не повторилось такое несчастье!

Отзовитесь, и я тогда опишу вам свое горе и свои радости. Привет от мамы. Вы ее должны помнить, от Васи — моего брата. И от меня большой привет. Жду Вашего письма. А помните, Вы обещали заехать.

Я все время считала, что Вас нет в живых. Приезжайте к нам в гости. Ждем с нетерпением.

От всех людей села низкий поклон. Клава».

Илья оторвал взор от листа, укоризненно посмотрел на жену, взволнованно покачал головой, усмехнулся и снова взял в руки письмо. Из конверта выпали еще два листка, густо исписанные каракулями, которые он с трудом разобрал. Это письмо-копия было уже адресовано не ему, а в какую-то центральную газету, главному редактору…

Пробежав глазами эти строки, Илья усмехнулся. Его тронула простота обращения в редакцию, задушевность и благородство людей, с которыми свела его судьба двадцать лет тому назад. И он медленно стал читать, с трудом разбирая каракули:

«Нас, советских людей, всегда волновало и еще долгие годы будет волновать, и мы с большим интересом и вниманием будем читать о подвигах советских людей в тылу врага. Любимыми книгами для нас стали „И один в поле воин“, „Молодая гвардия“ и еще много…

Я хочу рассказать о подвиге советского офицера, свидетелями которого были и другие жители нашего села Николаевки Ростовской области.

Это было в 1943 году, зимой. В нашем селе расквартировалась немецкая часть. Как и все немцы, они с нами жестоко расправлялись. В квартире у Ульяны Ильиничны, село Николаевка Ростовской области, стояло несколько немцев. Среди них один, который хорошо говорил по-русски и называл себя Эрнстом. Эрнст успокаивал нас, говорил, что никто из жителей не пострадает. Так оно и получилось. Никто из жителей не пострадал тогда, когда в селе был Эрнст. Он имел влияние на немцев. Кроме того, благодаря ему, люди были ограждены от грабежа и разбоя других проходящих частей, а также и от полиции. Так он подчинил их своей власти.

Вскоре, как только Эрнст познакомился с людьми и вошел с ними в контакт, начал проводить беседы. Немецкие газеты и радио сбивали с толку людей, мы не знали, что делается по ту сторону фронта. В беседах рассказывал о разгроме немцев под Сталинградом, о том, что настало другое время, что русские перешли в наступление, что победу обязательно одержат русские, что скоро и наши районы будут освобождены.

Он умел так красочно и убедительно рассказывать, так просто доказать о непобедимости Советской Армии и социалистического строя, что мы с нетерпением ждали возвращения наших отцов и братьев. Из его бесед узнали о ходе событий. Со слезами на глазах слушали его беседы. Слушать правду в такое время было большое дело, и для этого нужно было большое мужество со стороны Эрнста. Он призывал нас быть бдительными, любым способом не уходить с немцами, не верить немецкой пропаганде, будто русские жестоко расправляются с теми, кто остался на оккупированной территории. Много и других советов он давал, нужных и важных.