Владимир Миронов - Первая мировая война. Борьба миров Страница 72

1 марта вышел приказ №1, который фактически поставил армию под контроль солдатских комитетов. 2(15) марта на совещании Временного комитета и Петросовета было решено создать Временное правительство во главе с князем Львовым. Образовалась так называемое двоевластие.

Таврический дворец заполнили вооруженные люди с винтовками, красными бантами. Среди них, видимо, были и те, кто, по некоторым сведениям, получал из «революционного фонда» ежедневно по 25 рублей (скорее всего, это были слухи). Всюду царила неразбериха. Милюков в мемуарах скажет, что «в этот момент в столице России не было ни царя, ни Думы, ни Совета министров», а беспорядки «приняли обличье форменной революции».

Когда толпа залила Таврический дворец, где заседала Дума, произошло то, что потом испытали на себе сотни тысяч буржуазных либералов и «демократов». «С первого же мгновения этого потопа отвращение залило мою душу, и с тех пор оно не оставляло меня во всю длительность “великой” русской революции», — откровенничал Шульгин.

Что творилось в помещении Таврического дворца — этого не может воспроизвести самое пылкое воображение: «Солдаты, матросы, студенты, студентки, множество всякого сброда, какие-то депутации., какие-то ораторы на столах и стульях, выкрикивающие что-то совершенно непонятное, арестованные вроде меня в сопровождении такого же конвоя, снующие френчи, вестовые, неведомые люди, передающие кому-то какие-то приказания, несмолкаемый гул голосов, грязь и сутолока, в которой бродят сконфуженные тени недавно еще горделивых членов Государственной думы, собиравшихся разом показать всему миру волшебный переворот, совершившийся без пролития крови в судьбах России». Американец Р. Пайпс в известном труде «Русская революция» называл гарнизон Петрограда «сбродом». Но если даже назвать народ «сбродом», надо признать, что сей «сброд» был на стороне восставших, численностью превосходя верные правительству части. В ходе Февральской буржуазно-демократической революции самодержавие рухнуло под напором народных масс…

Сам царь в это время был в Пскове. Говорят, что Февральскую революцию власти якобы «проморгали», указывают на воспоминания генерала. А. С. Лукомского. Он писал: «26 февраля вечером и утром 27 февраля были получены телеграммы от председателя Государственной думы на имя государя императора, в которых в очень мрачных красках описывалось происходящее в Петрограде и указывалось, что единственный способ прервать революцию и водворить порядок — это немедленно уволить в отставку всех министров, объявить манифестом, что Кабинет министров будет ответствен перед Государственной думой, и поручить сформирование нового Кабинета министров какому-либо лицу, пользующемуся доверием общественного мнения. Генерал Алексеев доложил эти телеграммы государю, который приказал вызвать генерал-адъютанта Н.И. Иванова и поручить ему отправиться в Петроград и принять руководство подавлением мятежа… Приказано было с генералом Ивановым послать какую-нибудь надежную часть.

Генерал Алексеев вызвал генерала Иванова, передал ему приказание государя и сказал, что вместе с ним из Могилева будет отправлен Георгиевский батальон». Насколько тогда еще не придавали серьезного значения происходящему в Петрограде, указывает то, что с отправкой войск с Северного и Западного фронтов там не торопились, было приказано лишь «подготовить» войска к отправке. Николай II на все советы отвечал, что он «сами с усами» — и прекрасно знает, что ему делать.

Робкие шаги по сохранению монархии предпринял генерал Н. Иванов. Пытаясь подавить бунт (то была революция), он поднял по тревоге батальон георгиевских кавалеров-ветеранов при Ставке (800 человек) и двинул оный в Царское Село. На станции Дно он усмирил эшелон с мятежными солдатами. Генерал подошел к пьяным солдатам и применил к ним «патерналистские методы». Выставив воинственно бороду-лопату, он крикнул им: «На колени!» Приказ быстро выполнили, дисциплину восстановили. Но всю Россию на колени поставить было уже невозможно!

«Революционных» солдат разоружили как собственные сослуживцы, так и бойцы из батальона георгиевских кавалеров. Строптивых посадили под арест, но такая покорность была исключением. Конный корпус генерала, графа Ф.А. Келлера, не веря, что царь отрекся добровольно, также готов был двинуться на Петроград, но на роль «наполеоновской гвардии» ни Иванов, ни Келлер явно не тянули: их миссия завершилась полным фиаско. Спасти монархию эти спорадические усилия уже не могли. Ведь серьезной опоры в войсках у монархистов не было, аресты активистов революционных организаций успеха не давали, попытка ввести продразверстку провалилась, расстрел демонстрантов на Знаменской площади и Невском проспекте накануне революции лишь подлил масла в огонь всеобщего недовольства.

И 27 февраля 1917 г. войска Петроградского гарнизона перешли на сторону революции. Романовы ошиблись, полагая, что «их народ» будет воевать за веру, царя и отечество (до последнего солдата).

А как реагировали на ситуацию генералы? Ставка прежде всего ввиду наличия революции, стихийного развития событий приняла неофициальное решение поддержать Временный комитет… Генерал М. В. Алексеев до вечера 28 февраля усердно трудился над планом усмирения питерских волнений, а после отречения Николая II признавался своему генерал-квартирмейстеру А. С. Лукомскому: «Никогда я не прощу себе, что поверил в искренность некоторых людей, послушался их и послал телеграммы главнокомандующим по вопросу об отречении царя от престола».

Но в данном случае речь идет не о раздвоении личности начштаба Ставки, а о попытке обелить себя. Н. В. Рузский глубоко сожалел, что «в своей длительной беседе с государем вечером 1 марта поколебал устои трона, желая их укрепить…» и якобы до конца дней не мог без волнения говорить о трагических днях 1 и 2 марта. А. В. Колчак — из всех командующих фронтами и флотами, кому Алексеев 2 марта разослал телеграммы, запросив мнения об отречении Николая II — он единственный не поддержал ультиматума царю. Затем, в разгар революционных событий на Черноморском флоте он в знак протеста против изъятия оружия у офицеров и постановления собрания делегатов армии, флота и рабочих об их аресте добровольно сдал должность. Л. Г. Корнилов стал «первым революционным генералом», 7 марта 1917 г. арестовав императрицу Александру Федоровну. Хотя даже «ближние» мечтали придушить ее как «немецкое отродье», что уже говорило о многом. Корнилов оправдывался: «Я никогда не был против монархии, так как Россия слишком велика, чтобы быть республикой. Кроме того, я — казак. Казак настоящий не может не быть монархистом».

П. Милюков позже вспоминал: «Никто из руководителей Думы не думал отрицать большой доли ее участия в подготовке переворота. Вывод отсюда был тем более ясен, что… кружок руководителей уже заранее обсудил меры, которые должны были быть приняты на случай переворот, намечен был даже и состав будущего правительства…» Основная часть военных также добровольно или вынужденно его поддержала. Депутат-монархист Василий Шульгин вспоминал: «Родзянко долго не решался. Он все допытывался, что это будет — бунт или не бунт? “Я не желаю бунтоваться. Я не бунтовщик, никакой революции я не делал и не хочу делать. Если она сделалась, то именно потому, что нас не слушались… Против верховной власти я не пойду, не хочу идти, но, с другой стороны, ведь правительства нет. Как же быть? Отойти в сторону? Умыть руки? Оставить Россию без правительства? Ведь это Россия же, наконец!”»

В. Шульгин на вопрос М. Родзянко «Брать или не брать власть?» решительно ответил: «Берите, Михаил Владимирович, никакого в этом нет бунта. Берите, как верноподданный… Что же нам делать, если императорское правительство сбежало так, что с собаками их не сыщешь!» Другое дело, что почти сразу же между ключевыми игроками, как признал лидер кадетов П. Милюков, меж сторонами возникли острые противоречия, разрешить которые в мирном порядке было просто невозможно. В результате ненависти и предательства и «стал возможен… большевистский исход», но такое объяснение — лишь попытка «сделать хорошую мину при плохой игре».