Станислав Ваупшасов - Партизанская хроника Страница 72

— Смотри, даже типография своя будет, — обрадовался начальник штаба Луньков.

— Она здорово поможет нам. Главное сейчас — работа с молодежью столицы, — задумчиво проронил комиссар Родин.

Созвали совместное заседание партийного и комсомольского бюро. Написать обращение к молодежи Минска было поручено Вале Васильевой и Алексею Михайловскому. Они долго писали, обсуждали написанное, спорили, перечеркивали и снова писали, потом с исписанным листком пришли к нам.

— Прочитай, что написала, — попросил Валю комиссар.

Девушка с раскрасневшимся лицом начала:

— «Дорогие товарищи минчане!

Мы, партизаны-комсомольцы, обращаемся к вам.

Славный Ленинский комсомол в суровые годы Великой Отечественной войны грудью встал на защиту Родины.

Тысячи комсомольцев и комсомолок смело сражаются в рядах Красной Армии и в партизанских отрядах. Сотни из них совершили бессмертные подвиги.

Товарищ! Твою родную землю фашистские головорезы залили кровью, установили виселицы. Припомни лагерь смерти в Тростенце. Народ поднялся на освободительную борьбу против ненавистных фашистских оккупантов. Красная Армия на всех фронтах наносит тяжелые удары, в тылу партизаны также не дают покоя немцам.

Час освобождения Белоруссии недалек! Но фашистский зверь хочет продлить свою агонию.

Палач белорусского народа Кубе со своими подручными Шульцем и Гроземаном, с их холуями Ганько и Абрамовой состряпали ненавистную организацию «СБМ».

Не поддавайся обману и не вступай в «Союз белорусской молодежи», не будь предателем своей Родины и своего народа! Твое место в партизанском отряде!

С оружием в руках бей гитлеровских головорезов и предателей Родины!

Смерть фашистским захватчикам!»

Воззвание было размножено. Для доставки листовок в Минск я собрался вызвать Анну Воронкову, но Михаил Гуринович настойчиво запротестовал.

— В этот раз пойдем мы с Максимом, — заявил он.

Мы с комиссаром согласились и предложили написать воззвание к солдатам «корпуса самообороны», которое доставит Феня Серпакова.

Я сообщил Гуриновичу и Воронкову адреса Галины Киричек, Фени Серпаковой и братьев Сенько. Они уехали в Озеричино. Там у Хадыки все время стоял пост для связи с Минском.

Гуринович и Воронков оставили у Хадыки лошадей и к вечеру были уже около Минска. В кустах обождали, пока совсем стемнеет, и, крадучись проходными дворами и маленькими переулочками, осторожно вошли в город. Нашли дом Галины Киричек. Постучали. Дверь открыла сама Галина и, узнав партизан, впустила в комнату.

Утром они встретились с Матузовым. Он познакомил их с новым членом своей группы — двадцатилетней девушкой Клавой Валузенко. Она поддерживала связь с «самооборонцами», охранявшими лагерь военнопленных в Масюковщине.

— Вы их не расстреляете, если они выпустят военнопленных и с ними придут к вам в отряд? — прямо спросила Клава Валузенко.

— А они не расстреливали пленных красноармейцев? — спросил Гуринович.

— Нет. Они сами из пленных, — пояснила Клава.

— Весь лагерь можно освободить? — взволнованно спросил Гуринович.

— Нет, только одну секцию; ту, где они будут стоять на посту.

— Это не провокация? Не встретят ли нас пулеметом? — Воронков вопросительно посмотрел на Клаву.

— Надеюсь, что нет, — неуверенно ответила Клава.

— Надеюсь, — пожав плечами, повторил ее слова Воронков.

— Ручаться, конечно, не могу. Но рискнуть надо.

— Ты не могла бы организовать встречу с командиром охраны? — спросил Воронков.

— Могу! Так будет лучше. Встретитесь и обо всем договоритесь, — обрадовалась Валузенко.

У Воронкова и Гуриновича не было времени возвращаться в отряд для получения новых указаний, и они решили действовать на свой риск.

— Пусть он послезавтра идет один по дороге от совхоза «Сеница» через лес, мы его встретим. Пароль «Сухая береза», — сказал Воронков и обратился к Гуриновичу: — Согласен? — Тот кивнул.

На другой день в маленькой комнатке Матузов устроил Воронкову и Гуриновичу встречу с Владимиром и Константином Сенько.

— Как там наша сестренка живет? — поинтересовался Владимир.

— Живет хорошо; старшим поваром она сейчас. Вот только жалуется, что соли нет. Шлет вам обоим привет, — сказал Гуринович.

— Соли нет — это небольшая беда, — протянул Владимир и задумался. Слабый свет лампы чуть освещал его хмурое лицо.

Воронков достал из-за пазухи воззвание к молодежи.

Братья приблизились к лампе, прочитали его.

— Хорошо, распространим. Но этого мало. Если можете, дайте нам еще пару пистолетов, — попросил Владимир.

— Кому? Новых людей нашли?

— Нам самим. С одним пистолетом тяжело работать… Мы уничтожили шесть офицеров и один раз чуть не попались только из-за того, что у брата заело пистолет.

— Это вы убили в парке двух эсэсовцев? — спросил Гуринович (он в городе слышал об этом).

— Пришлось, — небрежно бросил Владимир.

Гуринович достал пистолет ТТ и подал Владимиру. Тот вынул обойму и тщательно осмотрел оружие.

— Будь спокоен, никогда не подведет, только присматривай хорошенько, — заверил его Гуринович.

Максим Воронков отдал свой запасной пистолет Константину.

— Теперь сможем действовать наверняка, — сказал Владимир.

— Вы только вдвоем? — спросил Воронков.

— Не только… Вот Катя помогает… и еще один товарищ. Они узнают, где бывают офицеры, а мы их списываем, — спокойно проговорил Константин, вручая Воронкову документы убитых эсэсовцев.

Матузов посоветовал братьям Сенько принять в свою группу Михаила Иванова, работающего шофером в городской управе.

— Я его немного знаю… присмотримся и тогда… примем, — сказал Владимир.

Братья попрощались и вышли.

На следующее утро Гуринович встретился с Феней Серпаковой и от нее узнал подробности о гибели двух броневиков с экипажами. Феня рассказала также, что СД начинает подозревать Соболенко и что в «корпусе самообороны» предстоит чистка.

— Ты не думаешь, что Соболенко провокатор? — спросил Гуринович Феню.

— Он предал бы нас только в том случае, если бы дела на фронте были плохи. Сейчас он слишком дрожит за свою шкуру, я насквозь его вижу, — с презрением ответила Серпакова.

— Ты плохо делала, что открыто ходила к нему на службу, — строго сказал Гуринович.

— Срочное дело было…

— Как Евгений держится?

— Майор? Этот, кажется, искренний. Задумал что-то новое… Говорит, если выйдет, то уйдет к вам, — сказала Феня.

— Будь осторожнее с Соболенко, — повторил Гуринович. — Лучше всего веди работу через майора Евгения.

Он взял у Фени сведения, переданные Соболенко, отдал ей воззвания к солдатам-«самооборонцам», и Серпакова ушла.

Вечером пришел Матузов вместе с женой Дарьей Николаевной.

— Говорят, немецко-фашистская армия разгромлена в районе Орла — Курска, — радовался Матузов, рассказывая городские новости. — Кубе и белорусские националисты создали «Белорусское научное товарищество» во главе с гитлеровским шпионом Ивановским. Оно шантажирует научных работников. Их вызывают поодиночке к Ивановскому и дают издевательские задания: подготовить письменную работу, охаивающую ту отрасль советской науки, которой они до этой поры отдавали всю свою жизнь…

Однако фашистские оккупанты и тут просчитались. Подавляющее большинство научных работников поодиночке, а иногда и группами уходили к партизанам.

— Есть сведения, — продолжал Матузов, — что научные работники, которые оставались в городе, прятали свои труды и изобретения.

— С научными работниками надо установить связь. С кого будем начинать? — спросил Воронков. Все задумались.

— С Клумова… Он стар, но бодрый еще, — предложила Дарья Николаевна. — Я с ним встречалась.

— Попробуем. Но сначала посоветуемся с руководством отряда, — сказал Гуринович.

Евгений Владимирович Клумов был известен не только в Минске, но и во всей Белоруссии как опытный профессор-гинеколог. В начале войны он попытался эвакуироваться на восток, в дороге был перехвачен наступавшими частями немцев и вынужден был возвратиться обратно в Минск. Долгое время нигде не работал, потом возобновил практику в поликлинике.

— Что нового еще? — спросил Воронков.

— Создали какое-то «Белорусское культурное объединение», — медленно ответил Матузов.

Через несколько дней мы узнали подробности и об этом трюке врага.

Через «Белорусское культурное объединение» гитлеровцы пытались использовать белорусскую интеллигенцию для того, чтобы вызвать у населения вражду к Советской власти, привить ему фашистское мировоззрение. В ведение «Белорусского культурного объединения» были переданы театры, «народные дома», библиотеки и другие, если так можно назвать, культурно-просветительные учреждения.