В ста километрах от Кабула - Валерий Дмитриевич Поволяев Страница 79

Солнце подползло к горизонту. Литвинов приподнялся на песке, отыскал глазами радиста – сутуловатого крепкого парня с длинными цепкими руками. Силы радист был необыкновенной – ломал пятаки.

– Гордиенко, как рация? – спросил у него майор.

– В порядке!

– Следи за рацией, Гордиенко, как за своей головой. И вы все следите за рацией, – сказал он группе, всем сразу, ни к кому конкретно не обращаясь, – подстраховывайте Гордиенко. Одного его не оставляйте. Рация – наша жизнь. Понятно, Шаповалов? – спросил он у дюжего сибиряка, лежавшего ближе всех к майору.

– Так точно!

– А тебе, Агрба?

– Да.

– Всем все ясно, командир, – медленно произнес Шавкат, и майор не стал продолжать опрос. В конце концов он сам, первым после Гордиенко, должен следить за рацией.

Никогда не говорил майор о том, что надо делать, если его убьют, а сейчас вдруг заговорил – к чему бы это?

– Несовершенна наша техника, товарищ майор, – сказал Кудинов, – надежности на двести граммов, а тяжести – на двадцать килограммов. Несправедливо это!

– Гордиенко страхуйте! – снова предупредил майор. – Страхует тот, кто находится рядом. Любой! Я, Кудинов, Шавкат, Королев, Боря – все! Понятно?

Неужели Литвинов что-то чувствовал или говорил так только потому, что говорилось именно так; наверное, внутри у него возник опасный холодок, обварил стылым грудь, сердце, в легких совсем истаял воздух; едва они поднялись и вскарабкались на гребень бархана, под которым отдыхали, как Королев, который решил помочь дюжему Гордиенко, согнулся поудобнее и подставил закорки под тяжелую рацию, но вдруг вскрикнул задушенно, перекрестил воздух руками и покатился под бархан.

– Королев! – неверяще воскликнул майор и, разъезжаясь ботинками в стороны, побежал вниз с бархана. – Что с тобой, Королев?

Шавкат, плоско прижимаясь к песку, почти смыкаясь с ним, выгреб себя на макушку бархана, молча огляделся, засек среди песка одинокую темную точку и зло погрузил кулак в податливую сыпучую массу, захватил пальцами мелкой стеклистой крупки, сжал. На щеках у него взбухли неровные твердые желваки – возникли, словно два камушка, и пропали. Вспышка прошла. Взгляд его ничего не выражал, был сосредоточенным, спокойным, немного сонным. Он попробовал еще раз засечь темную подвижную точку, но тот, кто подстрелил крупного молчаливого сибиряка, больше не показывался.

– Тарантул! – проговорил Шавкат.

Стрелявший действительно был тарантулом – невидимым, неслышимым, опасным.

– Королев! – Майор нагнулся над солдатом, который лежал головой вниз, плотно зарывшись лицом в песок, только уши – большие мягкие уши доброго человека – торчали на поверхности, ноги были неловко подогнуты, сразу обе. Литвинов попытался перевернуть его, хотя можно было не переворачивать – по положению ног было видно, что Королев убит. – Королев! – с жалостью проговорил майор, стащил со спины сибиряка рацию, которая мешала перевернуть Королева, положить на спину, ладонью стер песок с удивленно замершего лица, выдул песок из глазниц, но не до конца – песок прилип к влажным глазам, набился в рот, наклеился на зубы. – Королев! – Майор не мог успокоиться, он все пытался дозваться, потом, словно бы поняв, что звать бесполезно, откинулся назад, промычал что-то невнятно.

Из горла Королева с шумом выбулькнула кровь, струйкой потекла на песок, Королев умер мгновенно, не мучаясь, не жалея ни о чем, – он просто не успел пожалеть о чем-то.

С макушки бархана вниз съехал Шавкат, поправил на голове покосившуюся чалму.

– Жаль, «бура» у нас нет, – сказал он. – Их и было-то всего… Кот наплакал… один человек.

– Разве это человек? – горько проговорил майор.

– Из «бура» стрелял и в пески ушел, затаился. Надо быть осторожными, командир.

– Значит, он… – Майор подумал, что Зьяр послал снайпера для уничтожения рации – иначе почему он снял Королева, а не Агрбу, допустим, и не радиста Гордиенко, выделявшегося из всех своей дюжей фигурой, но споткнулся на полуслове и махнул рукой.

Конечно, жаль, что у них нет «бура» – старой дальнобойной винтовки, хотя за время блужданий по пустыне они взяли этих «буров» немало, но все трофеи пошли в костер, под динамитные заряды, все изрублены в капусту. «Бур» берет цель далеко… У автомата плечо небольшое, достает только с бархана на бархан, дальше пуля не летит, повисает в воздухе, у штатной армейской винтовки – больше, а у «бура» – этой длинноствольной дуры – плечо, как у орудия; бьет на три с половиной километра, и снайпер, подобный тому, кто убил Королева, уже не будет действовать безнаказанно, он мигом потеряет смелость: пошлет пулю из «бура» – в ответ получит точно такую же.

– Разрешите мне пойти за ним, – сказал Шавкат, – я возьму его. Иначе он будет охотиться за нами.

– Да, будет охотиться! – подтвердил майор. – Иди, Шавкат. Но постарайся догнать группу до темноты. Мы будем идти прямо шесть километров, потом свернем на девяносто градусов. По следам все поймешь. Один пойдешь?

– Бобоходир пусть останется с вами.

Убитого присыпали песком, майор на карте, помеченной грифом родного управления, пометил место, где оставили Королева.

– Пошли!

Гордиенко двигался сразу за майором, трудно всхрипывая на ходу и балансируя одной рукой, другой он поддерживал лямку с рацией. Смерть Королева подсекла его, при мысли о том, что это мог быть он, подкашивались и слабели ноги, хрустел хребет, противно, будто у старика, скрипели кости. «Это что же, отложение солей? – тупо спрашивал он себя. – Почему так скрипят мослы?» Он слышал, что кости «поют», когда в суставах возникают соляные «музыкальные» прослойки, но возраст у Гордиенко был еще не «певческий», рано. В ушах стоял вязкий тонкий звон – очень липкий, чужой – не избавиться, не вытряхнуть. Было жаль Королева, было жаль себя, было жаль любого из их группы – влипли ребята в беду.

И ладно бы чем-то провинились, согрешили перед Богом, но они-то не провинились, не согрешили. Если только согрешило их начальство, но за это начальство и должно отвечать. Гордиенко поддернул лямку, сглотнул горькие слезы, собравшиеся во рту. Перед ним маятником качалась фигура майора – резко уходила в одну сторону, потом в другую; человек, который, возможно, разглядывает сейчас их группу в прорезь прицела, ни за что не сумеет взять майора на мушку, и Гордиенко старался идти точно так же, как и Литвинов, мотаясь из стороны в сторону и цепляясь глазами за спину майора.

Нет Королева… Нет Королева… Только что рядом сидел, переобувался парень – и нет его. Гордиенко на правах старичка качнул права, сказал:

– А ноги-то твои дурно пахнут!

Королев в ответ не растерялся, мигом выстрелил – проговорил не поворачивая головы:

– Ты что, разве не знаешь, откуда они растут? – спокойно присыпал порошком из маленькой стеклянной пробирки мозоли, растер белую пыль на коже и обулся снова.

И вот Королева нет. Может быть, снайпер целил не в человека, а в рацию – и такой вопрос возник у рядового Гордиенко; в этот верблюжий горб, заметный издали,