Андрей Орлов - Штрафбат. Приказано уничтожить Страница 8

Через пару минут у него под ногами валялась горка стрелкового оружия. Неплохая коллекция. 14-зарядный «Браунинг» образца 1930 года; Lignose калибра 6,35 – малогабаритный, оперативно-диверсионный; «Вальтер Р38», «Парабеллум-08». Не доверяют лучшим в мире образцам советского стрелкового оружия?

– Не верю, – пробормотала Татьяна, – все это несусветный бред…

Остальные угрюмо молчали. Прибежал запыхавшийся Шмелев с круглыми глазами, поведал, заикаясь, что в лесу в живописных позах валяются три лося в немецкой форме, еще теплые, и что-то в этой связи ему немного не по себе.

– Держи, – бросил ему Мишка реквизированный ППШ. – И как-нибудь поставишь богу свечку за нас с сержантом. Все-таки жизнь тебе спасли.

– Мужики, ну, вы, ей-богу, даете… – все еще переживал шофер. – Чего делать-то теперь будем? А кто из этих четырех фашистский засланец?

– Вот именно, – проворчал Кармазов. – Рискну предположить, что вы толковый разведчик, Зорин. Одного из фрицев вы должны были взять живым и допросить. Вы ведь так и сделали, верно? По глазам вижу, что сделали. Вы знаете, кто из нас… из них – агент?

– Знаю, – сказал Зорин, отступая на шаг. Он клял себя последними словами – изначально занял неверную позицию. Он должен был сразу настаивать на том, что знает имя перевертыша. Тогда тот выдал бы себя с потрохами! А сейчас никто не поверит. Но все равно он поступил правильно. Он обязан был разоружить всю компанию!

Пламя костра подсело – его давно не подпитывали. Лица людей расползались, прятались в тень. Болезненная дрожь охватила Татьяну, она обняла себя за плечи. Хлопотов мрачно посматривал на Кармазова – что-то настораживало его в поведении последнего. Яворский, не моргая, высверливал в разведчике дыру, тот кожей чувствовал взгляд. В капитане смертным боем бились несколько чувств, и ни одно из них не было разведчикам на руку.

– Зорин не знает, – вынес вердикт наблюдательный Хлопотов. – В противном случае он бы сразу повязал этого типа, а от нас бы отстал.

– Хорошо, не буду блефовать, – согласился Зорин. – Мы с коллегой не знаем, кто из вас работает на фашистскую разведку. Не того допрашивали, увы. Наш любезный собеседник не владел необходимой информацией, был простым исполнителем. Сочувствую, товарищи, вашей участи не позавидуешь. Третий отдел СМЕРШ – не самое комфортное место для задушевных бесед. Вы же не думаете, что мы здесь задержимся? Вас уже не ждут в Слеповце?

– А как мы поедем? – удивился Шмелев.

– Очень медленно, дружище, – улыбнулся Зорин. – Но оставаться на этом месте равносильно самоубийству. Товарищ капитан, убедите своих людей расположиться в кузове, поближе к кабине. Шмелев, за руль. Вершинин – с фонарем прокладываешь курс, движешься ровно по центру дороги. Едем за тобой, в десяти метрах. А я уж прослежу, чтобы наши поднадзорные не совершали «противоправных» действий. Будем меняться, Мишка. Ерунда, несколько часов продержаться.

– Послушайте, Зорин… – В темноте было видно, как задвигался кадык на горле капитана. – Вы прекрасно понимаете, что старший группы не может быть немецким лазутчиком. Кончайте дурака валять, отдайте пистолет, и по прибытии в Слеповец я закрою глаза на… некоторые ваши вольности и буду ходатайствовать перед начальством о представлении вас с Вершининым к награде.

– Кстати, об оружии, – вспомнил Зорин. – Своевременно напомнили, товарищ капитан. То, что каждый из вас отдал по пистолету, – очень здорово, но ни к чему не обязывает. Мы живы лишь потому, что жуткие перестраховщики. Сейчас вы по одному будете вставать, а ефрейтор Вершинин – вас обыскивать. Заранее просим прощения. А после этого – в машину.

– И меня обыскивать? – вспыхнула старший лейтенант Ладышева.

– И тебя, Татьяна, – хмыкнул Хлопотов. – Посмотри, какой приятный молодой человек.

Ночка выдалась не из легких. Он старался не думать о последствиях. Ничего хорошего по завершении «операции» не будет – это понятно. Изолируют всех, включая сопровождающих и шофера, будут долго проверять. Чем закончится проверка, неизвестно. Но они с Вершининым должны через это пройти. Глаза слипались, Зорин гнал от себя настойчивый сон, крутил головой, жевал воротник комбинезона. Он сидел на грязном полу, привалившись к заднему борту, держал автомат на коленях, всматривался в неподвижные фигуры. Он уже устал гадать, кто из этой компании – враг. Лучше не думать – компетентные органы разберутся. Но радиоигра с противником накроется медным тазом, обстановка на фронте осложнится, и сержант Зорин с ефрейтором Вершининым, как ни крути, оказываются в центре этого бардака.

Машина тащилась со скоростью хромого пешехода, переругивались Шмелев и Вершинин, прокладывающий курс, – хоть этим двоим было чем заняться. С тем же успехом они могли отправиться пешком! Несколько раз он предлагал Вершинину поменяться местами, но тот отказывался – ноги идут, а стоит влезть на борт, сразу уснет. Небо серело неохотно, ночь сопротивлялась. Зорин ненавидел всю эту компанию в полном составе: поначалу они ворчали, косо смотрели друг на дружку, Яворский привычно пророчил Зорину гнев советской карательной системы, потом замолк. Остальные давно дрыхли, как сурки. А он был вынужден их стеречь, не смыкая глаз! Проехали километров двенадцать, когда рассеялась ночь, а в фонаре у Вершинина очень кстати сел аккумулятор. Ландшафты не менялись – глухие леса подбирались к дороге, серые скалы вырастали то тут, то там. Вновь доносились звуки отдаленной канонады. Машина остановилась – было слышно, как водитель прерывисто выжимает тормоз.

– Шабаш, принимайте пассажира, дальше сам доедет, – просипел под бортом Мишка. Зорин приподнялся, чтобы помочь ему вскарабкаться.

И ведь отвлекся всего лишь на какое-то мгновение. Мелькнуло что-то юркое, извилистое, как шланг, одна рука схватилась за автомат, другая, сжавшись в кулак, едва не двинула в болезненную точку на подбородке. Он успел исправить ошибку, отпрянул, ударил казенником сверху вниз. Ахнув от боли, капитан отлетел к кабине, схватился за ужаленную челюсть. Заворочались остальные. Испуганно моргала Татьяна. Чертыхался Кармазов, растирая затекшую ногу. Взъерошенный Хлопотов озадаченно рыскал глазами.

– Эй, вы чего? – не понял он.

– Зорин, сука, считай, что ты труп… – прошипел капитан.

– Выражаетесь, как потомственный уголовник, товарищ капитан. – Зорин немного смутился. – Простите, но сами виноваты. Войдите в мое положение и все хорошенько осмыслите – поймете, что я не могу доверять никому из вас, независимо от званий и заслуг. Что вам не сиделось?

– Долго еще ехать? – простонала Татьяна.

– Думаю, километров восемь, – отозвался Зорин. – Уже рассвело, минут за пятнадцать Шмелев допрыгает.

– И чего мы тут бузим? – вскарабкался в кузов Вершинин. Хмуро обозрел «фигурантов», все понял по синеющей челюсти капитана, тоже смутился, воздержался от комментариев и пристроился в свободном правом углу.

А Зорин вновь испытал болезненный спазм в горле. Пока они спали, все было терпимо. Но как проснулись… Он плохо разбирался в энергетических волнах, был неважным психологом, но шестое чувство подводило редко. Сейчас он подвергался чьему-то жестокому давлению. Удушливые волны страха, ненависти, презрения ощущались кожей. Кто-то из присутствующих пытался контролировать его движения, пусть и не всегда смотрел в его сторону, забирался в черепную коробку, чего-то поджидал. Для одного из присутствующих было в принципе неприемлемо, чтобы грузовик добрался до занятого Красной армией Слеповца, и Зорин выполнил свою «историческую» миссию. У кого-то в голове сейчас шел бурный мыслительный процесс – Зорин чувствовал это кожей и был безумно рад, что теперь он в машине не один, а с Мишкой. Друг поможет, если вдруг…

Дорога петляла в низину. Колдобины сглаживались, и Шмелев поддал газу. Внизу змеилась речушка – метров сорока шириной. Полуторка осторожно подъехала к деревянному мостику, оснащенному символическими перилами. Берега «водной артерии» обильно заросли камышами и тальником, за речкой на северной стороне вздымался беспросветный лес, дорога прорезала его и терялась среди деревьев. Вновь на северо-западе гремела канонада – вела огонь фронтовая дальнобойная артиллерия. Отдельные разрывы ощущались и здесь, подрагивала земля. По небу плыли низкие тучи. Люди беспокойно завозились: где-то неподалеку над облаками шли самолеты – господство советской авиации в воздухе было неоспоримо.

– Наши идут, – пробормотал посиневшими губами Кармазов.

– Странно, – пожал плечами Хлопотов, – вроде не должно быть наступления? Хотя, кто их знает? Могут быть отдельные локальные вылеты с целью не дать фрицу расслабиться…

– Да когда же это кончится? – исторгла мученический стон Татьяна, переваливаясь на другой бок. – Мне кажется, мы целую вечность трясемся в этой проклятой машине!

Яворский помалкивал. Злобный взгляд скользил по разведчику, капитан потирал «потерпевшую» в драке скулу, и, похоже, остервенело думал. «А ведь этому типу есть о чем подумать, – сообразил Зорин. – Помимо адской мести, на которую он, конечно же, горазд. Пусть не сам он – немецкий агент, но если выяснится, что в его группе обосновался фашист, а он не смог его вычислить, то капитан Яворский несет за это личную ответственность и должен быть наказан самым строгим образом. Как он собирается выпутываться из ситуации? Шансов никаких. Если не вмешается, конечно, случай…»