Владимир Першанин - Прорыв «Зверобоев». На острие танковых ударов Страница 8

Степа Авдеев хоть и не отошел от последней тяжелой раны (а всего четыре раза был контужен и ранен), но поединок с «пантерой» провел грамотно. И вообще, кроме всякой мелочи, имел на счету штук пять уничтоженных немецких танков, за что удостоили его недавно первой награды – ордена Красной Звезды. Хоть и сорок четвертый год, а награждают скупо. Особенно рядовых да лейтенантов. Правда, за «пантеру» что-то должен получить и Авдеев, и его экипаж.

От смертельных попаданий сумели уйти. Но упавшая на жалюзи горящая береза и вспыхнувший сушняк хорошо лизнули пламенем двигатель. Броня сильная, но везде масло, солярка – загораются быстро.

Раскидали горящие ветки, спихнули тяжелый березовый ствол. Кое-как, на глохнувшем двигателе вывели машину в безопасное место. А дальше тащил «зверобоя» на буксире командир батареи Чистяков.

Пока тушили огонь, получил ожоги весь экипаж, а стрелка-радиста и наводчика пришлось отправить в санитарную роту. Ходивший туда вместе с ними Степан Авдеев рассуждал:

– На что эта «кошка» метко садила, но сумели уйти от попаданий и прихлопнуть гадюку. А тут какая-то горящая береза да сушняк едва машину не сожгли и двух ребят на санитарные койки уложили.

Начальник санчасти, майор-хирург, перевязав Авдееву обожженные кисти рук, вгляделся в землисто-желтое нездоровое лицо лейтенанта. Ощупал пальцами живот, оттянул веки, рассматривая зрачки:

– Тебе бы, парень, в госпиталь на обследование. Печенка дает о себе знать?

– Бывает, – закашлявшись, ответил Степан.

– И легкие тоже просветить бы…

– Это я дыма наглотался.

– Нет, это последствия сильного удара. Лечиться тебе надо. Курево бросить и спирт не хлебать.

– И баб не трогать, – подхватил Авдеев.

– Трогай. На большее, судя по всему, сил у тебя не хватит. Нет, паря, поговорю с Пантелеевым и отправлю тебя в госпиталь.

– Помирать, что ли, там? Уж лучше на свежем воздухе, в бою, чем на больничной койке.

– Шутник… ладно, иди.

Когда вернулся на батарею с перевязанными руками, попросил Чистякова, морщась от боли:

– Саня, налей граммов сто пятьдесят. Рука ноет, сил нет. Мы все свои запасы сгоряча прикончили. Да еще хирург на нервы действует, в госпиталь обещает отправить.

– Нормально, полежишь, отдохнешь. Плохо, что ли? – сказал заряжающий Вася Манихин. – Мне бы кто предложил, я бы не отказался.

Степану налили полкружки разбавленного спирта, отрезали хлеба и сала. Чистяков приказал Манихину отнести спирта ребятам из экипажа Авдеева.

Опрокинув хорошую порцию спирта, Степан повеселел, грыз черствый хлеб с салом. Посмеивался над собой.

– Это ж надо! От снарядов спаслись, а горящая береза и сушняк едва нас, как курят, не поджарила. И двигатель, как назло, сдох. Кое-как запустили. Молодец Иван Крылов, не растерялся.

– Экипаж у тебя крепкий. Надо в представлении обязательно наводчика Колю Лагуту указать. Ну, и на Крылова я бумагу подпишу. Хоть чем-то ребят подбодрить.

Саня, тоже выпивший, свернул для товарища цигарку. Протянул, чтобы тот языком склеил скрутку.

– Насчет того, что вы чуть не сгорели, чему удивляться? Бронебойные болванки летят, от жара аж светятся. В момент все вокруг поджигают. На войне многое глупо. Помнишь командира третьей батареи? Два раза в легких танках горел, воевал с лета сорок второго. А погиб в прошлом месяце в километре от передовой. Фугас такую же березу в щепки разнес, ему обломок голову пробил. Даже до санчасти не успели донести.

– Если бы танкошлем носил, может, и контузией бы отделался, – сказал Колесник.

Вася Манихин, знавший эту историю, вмешался:

– В него полено с полпуда весом летело. Никакой танкошлем не помог бы.

Какой величины была деревяшка, погубившая командира батареи, никто толком не видел. Спор сам собой прекратился, а Степан Авдеев, вздохнув, заявил:

– Опасные эти «кошки». Оптика хорошая, метко «пантера» бьет. Снаряды впритирку шли, машину сжатым воздухом едва не подкидывало, а у нас вес сорок с лишним тонн.

– Скорость большая, – сказал Чистяков. – Ствол длиной пять с лишним метров, разгоняет болванку хорошо. Я видел под Орлом, как «тридцатьчетверки» мгновенно вспыхивали.

– Они и сейчас не хуже горят, – щелчком отбрасывая самокрутку, отозвался Болотов. – Две штуки сегодня «пантера» уделала. Сгорели машины вместе с экипажами.

Авдеев хотел обругать Болотова, но раздумал. Комбат тут ни при чем. «Пантера» в засаде сидела. Это после майор растерялся, пока экипаж Степана с немецкой «кошкой» поединок вел.

Остатки танкового батальона и самоходки стояли в редком сосняке.

Защита так себе, но лучше, чем открытое место. Пехотинцы восстанавливали обрушенные траншеи, окапывалась противотанковая батарея.

Основная часть пехоты, в том числе и на грузовиках, находилась здесь же, в лесу. Отдыхали и ждали команды. Наступать без поддержки танков опасно. Уцелевшие экипажи по приказу хозяйственного капитана Болотова рыли капониры.

Понемногу копали укрытия и самоходчики. Только работников не хватало. Почти весь экипаж Авдеева получил ожоги, механик Крылов ковырялся в двигателе.

У Чистякова контуженный наводчик Хлебников прилег отдохнуть. В санроту он не пошел, сказал, что пройдет и так. Но и без контузии Федор Хлебников, вдоволь перекопавший земли на стройке еще до войны, это дело не любил.

За троих работал бывший колхозник, начинавший свой путь в пехоте, Вася Манихин. Старался стрелок-радист Леша Савин, работал и Чистяков. В таких вопросах все были равны.

Подошел комбат Болотов. После приятного разговора с комполка, он тоже выпил и обходил свое хозяйство, куда временно входили обе самоходные установки. Настроен капитан был благодушно. В разговоре с Полищуком он уловил намек на майорское звание, которое полагалось ему и по должности, и по выслуге.

Угостил папиросами Чистякова и Авдеева. Посочувствовал Степану Авдееву.

– Болят ожоги?

– Ноют, мать их так!

– Знакомое дело. Меня тоже крепко под Киевом прижало. Два месяца в госпитале отлежал. Ну, «пантеру» ты мастерски накрыл. Считай, орден тебе обеспечен.

– Я не против, – засмеялся Авдеев. – Экипаж только не забудьте. Воюем вместе.

– И экипаж представлю. К медалям. Опасная штука, я подъезжал. Хотя боковая броня так себе. А ты, Александр, капониром занялся, – капитан наконец обратил внимание на Чистякова. – Нужное дело.

Старший лейтенант подрубил лопатой корень. Выбросил наверх очередную порцию песчаной земли и, разогнувшись, ответил:

– Кому танки подбивать, а кто землю рыть умеет. Каждому свое.

И снова заработал отточенной лопатой. Шанцевый инструмент в его батарее содержался в порядке. Оба экипажа самоходчиков насторожились. Своего комбата (то бишь командира батареи) они уважали за решительность в бою, меткую стрельбу и простоту в обращении. Если разобраться, то Болотову следовало сказать ему спасибо за успешный прорыв обороны.

По каменистой никудышной колее, рискуя свалиться с откоса, Чистяков вывел четыре машины во фланг немецкой обороны. Разбили три дота, закопанный в землю Т-4, три пушки и минометы.

Узелок еще тот! Разведку фрицы в момент прикончили. А двинулся бы напролом батальон, сожгли бы его орудийным огнем из своих каменных укрытий.

Болотов потоптался, похвалил еще раз Авдеева. Он знал, что несправедлив к командиру батареи, но сумел убедить себя, что сам сыграл главную роль. А Чистяков лишь немного помог.

Скоро подъедет командир полка, дотошный хохол Полищук, начнет расспрашивать, что и как. И получается, что пришлый командир батареи взял инициативу в свои руки. Размолотил основные укрепления и дал возможность батальону развить успех.

Портил настроение и другой факт. Бежавшие из укрепления расчеты орудий, минометов и остальной гарнизон, отсидевшись в укрытии, незаметно отступили. И ушли бы безнаказанно, если бы не угодили под удар мотопехотного полка.

Танков у пехоты не было, зато имелись в достатке пулеметы. Да и что для штурмового полка какая-то сотня отступавших фрицев? Побили-постреляли на ходу и еще хвалились трофеями.

И будто нарочно, чтобы подразнить Болотова, подарили Чистякову в благодарность за разбитые укрепления пятнадцатизарядный автоматический «вальтер», который тот передал своему наводчику. У Чистякова имелся штатный ТТ и трофейный «парабеллум». В третьем пистолете он не нуждался. Мог бы догадаться и подарить Болотову. Не захотел, гордый слишком!

На самом деле Саша Чистяков о подарке сильно не задумывался. Увидел, что Васе Манихину понравился вороненый, хорошо отделанный пистолет, да еще с таким емким магазином, вот и подарил. Тот обрадовался, нацепил кобуру сразу на пояс и обещал поставить на ужин фляжку спирта.

Наводчик Хлебников, дремавший в тени, приоткрыл один и другой глаз, перевернулся с боку на бок.

– Лейтенант Авдеев – молодец. Совершенно справедливо вы это, товарищ капитан, заметили. Наводчик у него, Лагута Иван, метко бьет. И остальной экипаж наград достоин. Миша Щуков отличным командиром был. Погиб в атаке вместе со всем экипажем, как герой.