Виктор Николаев - Живый в Помощи(Записки афганца 1) Страница 8

Сорвавшуюся с предгорий иглу не видел никто. Бородатый стрелок в чалме, пустивший «Стингер», глянул на бегущую секундную стрелку: расчетное полетное время ракеты до данной цели — 4 секунды, на пятой вертолет неестественно качнуло.

Машина, сипя, просела в воздухе. Раздался оглушительный выхлоп. Резко запахло едкой гарью. Двигатель начал ощутимо сбрасывать обороты…

— Ха-а-а-и-и-и, — разом завизжали рты, округлились глаза, с жуткой силой начали драть друг друга людские руки, хватаясь, чтобы удержаться, за что попало. Аварийный сигнал бодрьм молодьм девичьим голосом сообщил:

— Борт 1634, пожар!

— Борт 1634, пожар! Первый пилот:

— За борт! Надеть купола! За борт!

— Бортач! Сорвать блистера!..

Второй пилот, пытавшийся вывалиться через свой блистер, зацепился ремнем автомата за кресло. У него, не очень физически крепкого, сейчас хватило силы разорвать автоматный ремень, который по ТТД выдерживает около тонны нагрузки. Он первым провалился вниз к земле.

Командир хрипло рычал, пытаясь удержать машину для сохранения тех нескольких жизненных секунд, которые необходимы были для эвакуации. Сашка, шустро напяливший на себя парашют, нашел в себе хладнокровие, чтобы надеть «купола» на потерявших самообладание женщин. Он вышибал их пинками через люк, успевая защелкнуть замок автоматического раскрытия парашюта за страховочный трос рядом с люком. Из пассажирского салона двое лейтенантов выбросились первыми, надев парашюты сами и плюнув от страха на друзей. Зойка визжала, брызгая пенной слюной. Парашютные ранцевые лямки ни как не налазили на ее огромное тело.

— Не на-да-а!.. а-а-а… мамочка-а-а-а… не на-да-а-а-а!..

Она прокусила Сашкину руку насквозь.

— Не трогай-й су-у-ка-а меня-а-а!..

— Мама-а-а-а!.. Оставьте меня-а-а-а!..

Вертолет горел, резко проваливаясь вниз. Командир орал Сашке:

— Прыгай, говно, прыгай!

Пылающая «вертушка» гулко пошла к земле. В небе зависли десять «куполов». Один пассажир разбился сразу. От страха при падении в воздухе он пае смог нащупать кольцо парашюта. Другой вьшрьй® нул с неправильно надетьм ранцем. Зойка в кон-вульсирующей истерии так и не дала нацепить, на себя аварийный парашют, разодрав ногтями и искусав обоих оставшихся в машине мужиков. Зойка, лязгающая зубами громче двигателей, вцепилась обеими руками в сиденье, фыркала губами как загнанная кобыла, плюясь кровью из самой же откушенного собственного языка.

Вертолет стал заваливаться вверх шасси и несущим винтом вниз, отстрела лопастей на этой модели не было, поэтому Сашке, борттехнику и командиру на возможность спасти свою грешную жизнь осталось не больше трех секунд. Поняв, что одуревшую бабу никакими силами не спасти, командир сзади обхватил оставшихся мужиков и выпихнул, их за борт, следом вываливаясь сам на долю секунды позже, а значит последним. Только чудом их не рубануло несущим винтом. Сбитая машина по крутой спирали пошла к земле. Мгновение спустя парашютисты увидели сначала яркую засветку, а потом до них, болтающихся в небе, докатился раскатистый взрыв.

Ведущий борт с первых секунд пожара на ведомом вызвал спасателей с ближайшего аэродрома. Командир сбитого вертолета с борттехником начали палить по «духам» еще в воздухе, стреляя и кидая гранаты куда попало. Сашка не имел оружия как прибывший из отпуска. Он только раскачивался на стропах под куполом, как на качелях, чтобы максимально уклоняться от прицельного огня, и орал на всю округу, словесно помогая командиру крепкой руганью, как пулеметом. В этом диком азарте он не приземлился, а грохнулся, сломав в двух местах ногу и капитально отбив копчик. Все это время первый— ведущий борт, как клушка, носился вокруг расстреливаемых «духами» парашютистов, чтобы дать возможность хоть кому-то приземлиться живым. «Духам» не удалось добить только четырех русских, но ни в одного они не промахнулись — ранили каждого.

Горячая материнская молитва ко Господу, ко Пресвятой Богородице за тысячи километров от знойного Афгана в России чудесным образом оберегла русского воина Александра от неминуемой гибели. В ту страшную минуту сердце матери в пронзительной боли дрогнуло, она истово перекрестилась сама, перекрестила и фото сына, волна облегчения омыла ее страдающую душу. Сашка ничего этого не чувствовал, понял только одно — жив, и постанывая попытался приподняться, чтобы уяснить обстановку, но резко вскрикнув от боли, вновь ничком опрокинулся на землю.

— Старлей, ты живой?! — откуда-то по соседству прокричал командир сбитой «вертушки».

— Слава Богу… — едва слышно ответил танкист.

Четверка вертолетов поисково-десантной группы (ПДГ) примчалась через 11 минут после получения сигнала о помощи. Прибывшие спасатели собрали всех минут за двадцать, отбив «духов» от точки аварийного приземления метров на триста. По дороге на базу в вертолетах на окровавленных «куполах» штабелем лежали восемь погибших. В углу стояла парашютная сумка с немногочисленными останками Зойки — прокопченной грудью Я раздробленной правой стопой. Сбоку вповалку уселись живые, кто где мог, Сашка полулежал на боку, оперевшись на локоть. Раненные, не морщась, булькали 96-процентным спиртом прямо из горлышка фляги.

Уже на следующие сутки пассажиров на вертолетах по всему Афгану стали перевозить ночью. А днем полеты приказано было выполнять только на предельно малой высоте, недоступной для «Стингеров».

Уроки выживания

Рассказ Сашки подошел к концу, он поднес стакан с водкой ко рту:

— Ну, ладно, помянули наших… А ты-то сам кто будешь? Откуда? Куда путь держишь? Виктор коротко рассказал о себе и спросил:

— Ребята, а кто этот увесистый прапорщик с кучей орденов?

Офицеры, разом сплюнули и так же разом на перебой стали пояснять:

— Он в Афгане уже семь лет и хрен его отсюда выгонишь.

— Здесь у него золотая жила.

— Знаешь, сколько его Красная Звезда стоит?

— Ну? — на последний вопрос недоуменно откликнулся Виктор.

— Шестьсот чеков, — ответил Юра из офицерской компании. — Только знай, кому их сунуть. Я за свою Звезду пол живота отдал, а он — главный евнух пересылки… Ладно, еще наслушаешься о нем.

И как бы устыдившись собственной досады Юра резюмировал:

— Давай лучше выпьем, ибо красные глаза не желтеют, то бишь желтухи не будет.

— А кто этот Чека? — спросил Виктор.

— Солдатик один, — ответил Саша. — Отслужил на пересылке срочную, теперь водкой торгует при евнухе с орденами. У Чеки, кстати, тоже есть Красная Звезда и «За отвагу». Он сам из Самарканда. Да ты их, приграничных жителей Союза, только в таких местах и встретишь: на продскладах, на складах горючего, на пересылках. На боевые-то только ваньки да петьки из Вологды ходят. Еще, правда, хорошо ребята-грузины воюют.

— С ними надежно, не сдадут, — подтвердил сказанное товарищем третий сменщик, по имени Николай, и спросил у честной компании:

— По четвертой, что ли?

Виктор потянулся было за бутылкой, чтобы разлить водку по стаканам, но был ненавязчиво остановлен:

— Ты, Витек, пока посиди с нами, присмотрись, порасспроси, чего не понимаешь. Ответим на все вопросы. Тебе в гарнизон желательно прибыть максимально подготовленным. Когда у тебя вылет?

— Ночью, — ответил Виктор.

— Ну, и чудненько, — улыбнулся жемчугом ровных зубов Николай и наставительно продолжил:

— Это я тебя к тому попридержал, что разлив водки здесь особого мастерства требует. За каплю, пролитую на землю, можно и схлопотать. Уж слишком часто она, к сожалению, скоро будет тебе нужна, а провезти ее через ленточку, сам небось видел, как постыдно трудно. Брать ее здесь в дуканах опасно. Часто местные отраву подсовывают или колпачок-«сюрприз» бывает. Его в Пакистане делают. Отвернешь чуть-чуть, он так хлопнет, что в лучшем случае без пальцев останешься, а в худшем — еще и без глаз. Много нашего брата по неопытности пострадало. У меня-то это вторая ходка за ленточку, первая была в восемьдесят первом — восемьдесят третьем годах, — продолжал Николай.

Мимо, покачивая переполненными бедрами, вальяжно прошествовала в трико и на шпильках невысокая дама с самоуверенным лицом. По ходу она оценивающе брызнула глазами по новым знакомым Виктора. Прилипшие к ее формам четыре пары боевых глаз с вожделением проводили мисс-пересылку.

— И много здесь, ну… женщин? — продолжал допытываться Виктор о местном житье-бытье.

— Три процента, — последовал незамедлительный ответ, — как и положено на войне. Без них нельзя. С ума сойдем или как в зоне бывает. Но, если честно, в Афгане по-моему три процента, умно женные на сто. Почему? Видишь ли, это смертельно деликатная тема. Мы коротко просветим тебя, а по ходу сам деталей доберешь.

— Здесь ведь как, — взял на себя обязанности фронтового «моралиста» Юра, — как в известном законе: сколько убыло, столько прибыло. В этом вопросе кадровый отдел работает идеально. Что греха таить, многие едут в Афган, чтобы, если живы будут, более-менее подзаработать, детей потом на ноги поставить, удостоверение участника войны получить, льготы и тому подобное. А для женщин тем более. Ведь наши девчонки едут сюда не от хорошей жизни, оставив дома детей, мужа, если он есть. Ведь, если есть муж, то надо сделать документ, что разведена. Если есть дети, то опять же нужен документ, что они живут самостоятельно, то есть взрослые. Иначе по закону женщине на войне не место. К тому же существует возрастной ценз — до тридцати пяти лет. А этой, что мы видели, даже с натягом меньше сорока пяти не дать. Значит, понесла соответствующие расходы — паспортный стол в Союзе тем и кормится. Но самое сложное для них наступает здесь, вернее — еще на ташкентской пересылке. Там работает целый синдикат «по достойному» для них финансовому размещению, исходя из внешнего вида и протекции. Хочешь добиться того, за чем приехала, — плати, и жизнь-малина обезпечена.