Александр Чуксин - Однополчане Страница 8

Вскоре старик увез внука к себе, в город. А через год его арестовали за антисоветскую пропаганду. Мать приехала за Костей и не узнала мальчика. Какой-то пугливый, забитый, глазенки смотрят затравленно. Стала расспрашивать, как жилось у деда, но мальчик отмалчивался. Так и не рассказал — не мог простить матери, что отослала его к деду и не приезжала так долго. А было у деда очень плохо. Бил он мальчишку за каждый пустяк. Жестоко бил. Гаденышем называл, большевистским отродьем. И все в голову вбивал, что жизнь течет по волчьим законам, что человек человеку враг, что каждый сам за себя должен стоять, зубами за жизнь цепляться, иначе хана, гибель. Смерти дед боялся пуще всего.

Многого не понимал тогда Костя. Но кое-что запало ему в душу и, видимо, прочно поселилось там. Особенно та животная, цепкая боязнь смерти.

Потом жизнь текла, как и у всех сверстников — школа, военное училище, служба в армии. О деде он и не вспоминал. А теперь вот всплыло. Неужели навсегда? Неужели…

В полдень на полуторке приехал Дружинин с техником. Внимательно осмотрели самолет. С Константиновым не разговаривали, даже не смотрели в его сторону. Дружинин вместе с техником запустили мотор, опробовали на земле, потом резко убрали обороты. Техник вылез из кабины. Летчик дал газ, несколько минут пробежал по ровному полю, тут же взлетел.

Исаев подошел к Константинову.

— Садись в кузов, поедем в штаб: летать боишься, будешь ходить по земле.

Константинов молча поплелся к машине.

Полосой прошумел небольшой дождь. Пепельные тучи, не заслоняя вечернее солнце, прошли стороной. Техники торопливо готовили машины к завтрашнему перелету. На аэродроме тихо, не слышно ни шуток, ни смеха. Зорин и Чугунов ходили по зеленому полю, изредка перебрасывались словами.

— С нагрузкой не взлететь, — говорил командир.

— За ночь земля подсохнет, окрепнет, — успокаивал его комиссар.

От дождевой воды верхний слой ровной и большой площадки размяк, начал пружинить. Земля под ногами дрожала, как густой вишневый кисель. Мокрый полевой клевер лип к сапогам.

— Торфяное болото, а не летное поле, — сердито бросил Зорин. — Пошли ужинать, а потом соберем офицеров, надо поговорить. Постой, что это с Руденко? Мчит вовсю.

От КП к ним бежал начальник штаба. Подбежал, взволнованно заговорил:

— Товарищ командир, надо срочно отходить. Южнее нас обошел противник. Нам приказано взлететь и отбомбиться по западной окраине озера. Там большое скопление вражеской техники, надо огнем отсечь противника от наших частей и дать им возможность прорваться к лесу. Посадку произвести на Милютинской точке.

— Передайте моему заместителю майору Дусову, пусть взлетает первым, без бомбовой нагрузки, и организует приемку самолетов на новой точке. Я вылетаю последним. Вы с комиссаром отправите наземный эшелон.

— Ясно, товарищ командир, — ответил начальник штаба и торопливо зашагал к стоянке.

Нарушая тишину, одновременно заработали все моторы. Громко запели пропеллеры, разрезая насыщенный влагой, плотный воздух.

Самолет майора Дусова медленно пошел на взлет. Не успел он пробежать и двести метров, как одно колесо глубоко завязло, бомбардировщик скапотировал и загорелся. Стали рваться пулеметные патроны. Все это произошло так быстро, что в первое мгновение люди растерялись, потом кинулись спасать летчика.

Из горящего мотора вырвались клубы дыма и плотным облаком повисли над самолетом. Последовал взрыв. Там, где только что был самолет, горела вздыбленная бурая земля.

Люди стояли, обнажив головы, не отрывая глаз от этого страшного костра. Кто-то сказал со вздохом:

— Жил человек и не стало его…

Шеганцуков не выдержал, уткнулся головой в плечо Исаеву, громко заплакал. Несколько минут тому назад он проводил этот экипаж в полет.

В стороне лежал выброшенный взрывной волной, чудом уцелевший планшет майора Дусова. Чугунов нагнулся к земле, медленно взял его. К горлу подступил тугой комок.

— Что будем делать? — спросил он Зорина.

В глазах командира мелькнула растерянность, мелькнула и исчезла.

— Надо спасать пехоту… — твердо проговорил он. — Слить из баков часть горючего и взлететь. Задание должно быть выполнено.

— Не взлетим, — проговорил Колосков. — Майор без бомб погиб. Это же бессмысленный риск.

Летчики стояли мрачные. В первый раз Зорин почувствовал, что они не верят ему, не одобряют его решение. Это было очень тяжело. Неужели он действительно неправ? И где выход?

— Командир, я пошел, — нарушил тягостное молчание Чугунов, — Вылетаю первым, как договорились… — он пристально взглянул Зорину в глаза. Они поняли друг друга без слов.

Комиссар неторопливо направился к самолету. Летчики молча смотрели ему вслед, он спиной чувствовал эти взгляды. И даже если в них содержался укор, растерянность, недовольство, он не мог поступить иначе. Взлететь необходимо. Это — единственно правильное решение. Он должен напрячь всю волю, добиться успеха.

Золотистые тона заката уже окрасили верхушки деревьев, омытые дождем продолговатые листья отливали бархатом. Между деревьев Чугунов увидел солнце, большое и яркое, оно медленно опускалось к земле. Из кустов испуганно взлетел ястреб, с шумом пролетел над головой и скрылся за лесом. Где-то звонко запел жаворонок. Донеслось приглушенное воркование диких голубей. Такие мирные, мирные звуки.

Вдруг совсем близко разорвалось несколько снарядов. Со стоном упали деревья, шумно роняя листву. Послышались резкие, четкие звуки моторов. «Неужели так близко немецкие танки?» — подумал комиссар.

Самолет комиссара с трудом оторвался от земли. На небольшой высоте летчик поспешно убрал шасси и горкой набрал высоту. Чугунов взглянул в открытое боковое окно кабины и увидел, как внизу по зеленому ковру аэродрома бежит второй самолет. «Взлетит или не взлетит?» Через несколько секунд вздохнул с облегчением: «Взлетел!» Чугунов не спеша вывел свой бомбардировщик на прямую, взял курс на озеро. А с аэродрома один за другим поднимались самолеты. Вот и последний взлетел. «Хорошо, что дождь вовремя перестал, — думал Чугунов. — Кто-то с преступной халатностью подготовил эту точку, или… чья-то злая предательская рука готовила гибель всему полку»…

ГЛАВА ЧЕТВЕРТАЯ

Враг продвигался по нашей территории все дальше и дальше. Был взят Бобруйск, фашистские войска подошли к Лепелю. Позади оставались города, где жили семьи летчиков и техников. Чем дальше на восток отходила часть, тем печальней становились люди. Опять и опять вставал перед ними тревожный вопрос: когда же будет остановлена вражья лавина?

Получив от командира полка задание на вылет, Григорий и Яков вышли из сарая, где помещался командный пункт. Солнце клонилось к горизонту, с запада надвигались сумерки. За Смоленском, в районе Орши, полыхало большое зарево, и дым тучей плыл на восток.

— Сжигает все, — тихо проговорил Яков.

— Все не сожжет, а сам в огне сгорит, — ответил Дружинин.

— На Оршу залетишь?

— Обязательно.

— А мне в Брянск за пакетом. Думаю, быстро управлюсь, к вечеру на задание еще слетаю. С тобой кто летит?

— Кочубей. Вчера приехал из госпиталя. Пойдем к самолетам, штурманы ждут, — Григорий надел летный шлем, достал из кармана булку, предложил Колоскову: — Закуси. Ужинать не пойду. У меня аппетит пропал, со вчерашнего дня маковой росинки во рту не было.

— Да, все отступаем и отступаем. А я надеялся, что дальше Орши немец не пройдет. Ты понимаешь, не могу я дальше отступать, да и куда дальше.

— Ну, что же, пойди и скажи комиссару, что так мол и так, решил больше не отступать, — с иронией заметил Григорий.

— Ты не смейся. Больно смотреть, что делается.

— Так нужно, Яша. Для нас сейчас главное выиграть время. Не сегодня-завтра новые самолеты получим, тогда по-другому с врагом поговорим. Конечно, жалко оставлять родные места. Но чтобы большего не потерять, приходится меньшим пожертвовать.

— Легко сказать-пожертвовать. Разве нельзя без этого?

— Не знаю… Значит, нельзя! Вообще хватит этих разговоров похоронных, без них тошно, — Дружинин отвернулся.

К командному пункту подъехала грузовая машина. Из кузова вышел начальник особого отдела, приветливо крикнул летчикам:

— Героям мое почтение! Комиссар у себя?

— Да.

— А ваш однокашник где?

— В сарае, — хмуро ответил Дружинин.

Немного погодя два автоматчика вывели из сарая Константинова. Щуря глаза, он искоса бросил взгляд на окраину аэродрома и с лихорадочной торопливостью надвинул на глаза фуражку. От самолетов шла группа летчиков, техников и мотористов. Константинов прошел несколько метров и вдруг бросился к ним, хватая за руки, пытаясь заглянуть в глаза.