Владимир Кашин - С нами были девушки Страница 8

Зина быстро передает приказ.

— Экипаж в последнюю минуту мог выброситься на парашютах, — объясняет Андрею Грищук.

Боевая тревога закончилась. В оперативной комнате опять тихо. Моховцев рассматривает то место на карте, где последний фашистский самолет проскочил над линией фронта. Потом берет отчетные схемы за прошлую неделю и, взглянув на них, обводит на карте карандашом небольшой круг по ту сторону фронта.

— Возможно, где-то здесь немецкий аэродром… Удирая, немцы перелетают всегда в этом месте. Прикажите командиру первой роты выслать наблюдателя к передовой на высотку шестьдесят.

Снова звонят все телефоны. Наблюдательные посты сообщают о группе советских легких бомбардировщиков. Наши самолеты пошли на боевое задание. Незвидская красным карандашом спокойно обозначает их путь.

Грищук садится к столу и вычерчивает схему вражеского налета, который только что закончился.

Теперь он снова весел и, кажется, вот-вот скажет какую-нибудь шутку.

Зина тоже посветлела. Она принимает сведения о пролете наших бомбардировщиков над дислокацией батальона и время от времени бросает на присутствующих довольный, теплый взгляд. Андрею кажется, что ее глаза дольше, чем на других, останавливаются на нем. Впрочем, это, возможно, только кажется.

— Ну как, Земляченко? — спрашивает Моховцев. — Все понятно? Вот походите на батальонный пост, обвыкнете, сдадите мне экзамен по силуэтам и службе ВНОС — и допущу вас к дежурству. Ясно? А?

Капитан доволен работой оперативного наряда, он дружелюбно поглядывает на новичка.

Андрей вытягивается, не сводит глаз с командира. Слово чести, он не такой плохой, этот капитан Моховцев, как сначала показалось. А что требовательный, так это же хорошо.

— Так точно, товарищ капитан! Ясно! — выкрикивает Андрей.

— Тише, тише! — машет рукой капитан. — Здесь только боевые команды подаются полным голосом… Ну, ладно, — продолжает он, — а сейчас, лейтенант, можете отдыхать.

Земляченко подносит руку к фуражке, четко поворачивается и, выходя из комнаты, еще раз бросает взгляд на Зину…

По дороге в офицерское общежитие Андрей заглядывает в ленинскую комнату. Здесь две девушки, положив пилотки на стол, что-то пишут. При появлении лейтенанта они поднимаются. Одна из них — высокая, худая, с птичьим лицом — быстрым движением поправляет ремень на гимнастерке.

Фамилий их Андрей не знает, но лица знакомые; особенно меньшей, скуластой. «Наверное, с востока… Татарка или башкирка», — думает он.

— Что делаете?

— Письма пишем, товарищ лейтенант, — говорит скуластенькая.

— Домой, — добавляет другая девушка.

— Продолжайте, — разрешает он и выходит.

На дворе поздний летний вечер, душистый, чистый воздух. Тихо, темно и спокойно вокруг. Даже не верится, что полчаса назад на воздушных подступах к городу шел ожесточенный бой.

2

Андрей разглядывал альбом силуэтов самолетов, когда во дворе ударили в железный рельс. Воздушная тревога!

Большое полуовальное итальянское окно вдруг широко распахнулось. На подоконник и на пол с жалобным звоном брызнули мелкие стекла. Воздушная волна — отзвук близкого бомбового взрыва — ворвалась в комнату, одним вздохом смела со стола бумаги, газеты, книги, смахнула плакаты со стен, сорвала фонарь и бросила его об пол.

Темень южной ночи ворвалась в комнату вместе с настырным рокотом самолетов, далеким перестуком зенитных пушек и дробным татаканьем пулеметов.

Затем большой погруженный в темноту полуовал окна стал светлеть. Снаружи в комнату проник едва заметный трепетный отсвет, будто где-то за стенами рождалась несмелая заря. Заря разгоралась все сильней и сильней. И вдруг всю комнату залило мертвенно-бледное сияние. Вражеский самолет сбросил осветительную бомбу, и она медленно спускалась на парашютике над зданием штаба.

Земляченко, напялив впопыхах фуражку, помчался по коридору к выходу.

Во дворе было светло как днем. Андрей увидел солдат, которые, держась в тени деревьев, бежали к бомбоубежищу. Посреди двора, белые от света, маячили две фигуры. Он узнал командира батальона и замполита — капитана Смолярова.

По сигналу боевой тревоги место лейтенанта Земляченко — на радиостанции. Но там сегодня дежурит сам начальник — Сазанов. И прежде чем броситься на радиостанцию, где и без него обойдутся, он подбежал к командиру. Моховцев повернулся, и Андрей не узнал комбата. Лицо капитана, облитое холодным белым светом, было напряженным и злым. На Земляченко повеяло чем-то очень знакомым, его охватила нервная дрожь, как во время атаки.

— В убежище!.. — Голос Моховцева утонул в шуме, что стоял вокруг.

Андрей, пригнувшись, метнулся к липовой аллейке, в тени которой угадывалась земляная щель. Такое убежище не могло спасти при прямом попадании, но защищало от осколков.

У траншеи Андрей остановился. То неприятное чувство, которое появилось у него, когда он выбежал во двор, и которое люди называют страхом, уже прошло.

Высоко над гаснущими «фонарями», в глубоком черном небе, происходила какая-то сумятица. Два прожекторных меча встали прямо над головой Андрея. Вот на мгновение на лезвии одного из ник задрожал серебряный крестик — самолет — и, сорвавшись, снова потонул в черной бездне. Мечи вздрогнули, опустились вниз, потом поднялись вверх.

Лейтенант еще раз оглядел двор. Смоляров куда-то исчез, а Моховцев все еще стоял, подняв голову и широко расставив ноги. Коренастый, полный, он не мог высоко поднять голову без того, чтобы не расставить пошире ноги.

Сейчас эта поза командира не показалась Андрею смешной. С чувством уважения следил Земляченко за своим капитаном. Моховцев что-то закричал, замахал рукой. Андрей увидел на гребне крыши, где бывший хозяин дома соорудил площадку с флюгером, тонкую фигуру солдата.

Потом капитан направился к двери, которая вела на БП.

…Широким белым кругом вспыхнул в вышине новый «фонарь». Андрей заметил, что на гребне крыши стоит девушка. Холодное сияние «фонаря» сорвало защитное покрывало темноты, и невидимая смерть закружилась над солдатом.

На переднем крае во время бомбардировки все живое зарывается в землю. А здесь девушка, вооруженная обычной трехлинейной винтовкой и полевым телефоном, прикрученным проволокой к железному стояку флюгера, открытая всем ветрам, всем самолетам с их пушками, пулеметами, бомбами, стоит во весь рост и, наблюдая за воздушным боем, торопливо передает донесения на батальонный пост.

Андрею вспомнилось, как мальчишкой он принес в класс живую мышь и, держа ее на веревочке, пустил в проход между партами. Какой безумный визг подняли девчонки, как перепуганно, с округлившимися глазами, бегали они по партам и, чуть не плача, умоляли его убрать эту маленькую, больше их перепуганную зверюшку!.. Где же сейчас берут они силы и выдержку, чтобы вот так стоять под огнем на гребне крыши?!

Надрывно завыл на вираже самолет, и сквозь этот вой Земляченко услышал чей-то тревожный голос:

— Товарищ лейтенант, прыгайте!

Он прыгнул в щель, чуть не сбив с ног солдата, позвавшего его. В это время в небе повис еще «фонарь», потом — второй, третий. Затем вверху что-то зашелестело, и вдруг Андрей всем своим существом почувствовал, как над ним опускается небо.

На передовой он не раз слышал, как, рассекая пружинистый воздух, с тонким свистом мчится с вышины смерть. Но сейчас воздух не свистел, только слышался шорох, будто кто-то раздвигал над головой груду опавших сухих листьев.

Земляченко присел. «Бомба свистит — мимо летит, над тобой зашуршит — как раз угодит». Где это он слышал? Кто сказал? Солдат, на голос которого он прыгнул в щель, вдруг с отчаянной решимостью бросился на Андрея и своим телом прикрыл его. В какое-то мгновение лейтенант разглядел лицо солдата. То была Зина. В это мгновение Андрей забыл о бомбе. Он рванулся, чтобы освободиться и самому заслонить Зину. Но было уже поздно.

Раздался сильный взрыв. Земля вздрогнула, в щель полетели камни, над головой просвистели осколки, и земляная пыль косым дождем полоснула по лицам людей. Взрывной волной Зину сбросило с плеч Андрея, она упала на дно щели. Но тут же вскочила на ноги и с тревогой спросила:

— Вы не ранены, товарищ лейтенант?

— Нет, нет!.. А вы?

— Благополучно… — Она даже попыталась улыбнуться.

Лучше б не было этой улыбки!.. Лучше б не прятался он в щель!.. Как же это получилось?! Она, девчонка, заслонила своим телом от осколков его, боевого офицера! Прикрыла от смерти, а теперь еще улыбается. А ведь это он должен быть готовым спасти ее от любой опасности, заслонить своей грудью от вражеской пули…

Андрей смотрел на Зину, не зная, что сказать.

— Зачем… вы это?.. — с трудом произнес он, и в его охрипшем голосе почувствовалась боль.