Олег Сидельников - Одиссея Хамида Сарымсакова Страница 8

— И долго пробыл на этой точке базирования?

— Обеспечили проход в Архангельск остатков конвоя «пи-кью-семнадцать», и вскоре получили приказ нового командующего ОМАГ генерал-майора Петрухина прибыть на аэродром Ваенга. Вот там и началась напряженная боевая работа.

— Так, — произнес я, несколько волнуясь. — Рассказывай о своих боевых делах на «краю света», лейтенант.

Молодой человек покачал головой.

— Нет, уважаемый, — отвечал Хамид и укоризненно посмотрел на меня. — Уговор дороже денег. Сперва расскажу о своих боевых товарищах. Хотя бы о некоторых. Каждый из них достоин большой книги. Так пусть люди узнают хотя бы самую малость из их прекрасной жизни.

Он был прав, юный лейтенант Сарымсаков. И я согласно кивнул головой.

ГЛАВА V. «ПОКА В РОССИИ ЕСТЬ ТАКИЕ ЛЮДИ, ОНА НЕПОБЕДИМА»

— В Ваенге, расположенной на берегу узкого Кольского залива, было два аэродрома. Наш полк базировался на Ваенге — 1. Там же — Второй гвардейский истребительный авиационный полк имени Сафонова.

Я, к сожалению, уже не застал знаменитого аса в живых. Он погиб в воздушном бою, прикрывая от немецких пикировщиков и торпедоносцев союзный конвой PQ-16. Произошло это 30 мая 1942 года. Незадолго до перебазирования нашего полка в Заполярье.

Этот великий летчик, пламенный патриот и после героической гибели своей продолжал воспитывать в духе беззаветной преданности Отчизне не только авиаторов своего полка, но и всех летчиков Заполярья. Более того, у него, ушедшего в бессмертие, учились ненависти к врагу, отваге, пожалуй, все авиаторы Военно-Воздушных сил страны. Ведь Борис Феоктистович, если не ошибаюсь, — первый воин Великой Отечественной, ставший дважды Героем Советского Союза.

Увы! Второй Золотой звездой подвиги подполковника Б. Ф. Сафонова были отмечены посмертно.

И я хочу начать рассказ о моих боевых соратниках с этого замечательного человека, хотя, повторяю, я никогда не видел его.

БОРИС ФЕОКТИСТОВИЧ САФОНОВ

— За короткую свою военную жизнь Сафонов сбил в воздушных боях тридцать девять вражеских самолетов! А воевал он меньше года. И если бы не то трагическое стечение обстоятельств, Борис Феоктистович показал бы себя совершенно неповторимым асом. Для меня это — истина, не нуждающаяся в доказательствах. И на чем он летал?.. На «Киттихауке», самолете, не идущем в сравнение с «мессершмиттом» и «фокке-вульфом». А он их сбивал, да еще как!

Но за что особенно его любили подчиненные, так это за душевность, простоту, фанатическую любовь к авиации, за то, что командир полка всегда был впереди, показывал пример. Как рассказывали сафоновцы, он в воздушных боях был не только бойцом, мечом разящим. Молодых, неопытных пилотов он, словно на учениях, обучал тонкостям воздушного боя. Случалось, что, подбив самолет противника, Сафонов, вместо того чтобы добить его лично и тем приумножить свой боевой счет, наводил на поврежденного врага молодого истребителя. А ведь это так важно — вселить в неопытного пилота уверенность в своих силах, выиграть свой первый бой!

В те суровые, пожалуй, даже жестокие, времена Борис Феоктистович смело вступался за летчика, допустившего по неведению серьезную ошибку, за которую полагалось тяжкое наказание. Казалось бы, чего напрасно копья ломать? Виноват летчик? Виноват. Подбил советский бомбардировщик Пе-2, внешне очень похожий на немецкого «Ме-110», прозванного гитлеровскими пилотами «ягуаром»? Подбил! Под суд военного трибунала разгильдяя!

Такой именно трагический случай приключился с одним летчиком-истребителем, ставшим впоследствии прославленным и знаменитым Героем Советского Союза.

И уже угодил этот летчик на гауптвахту, и уже готовились на него материалы, чтобы обсудить по всей строгости законов военного времени. Но Борис Феоктистович (ему едва минуло двадцать семь лет) проявил огромное гражданское мужество — человеческое качество, пожалуй, даже более редкостное, нежели военная отвага, — отстоял молодого пилота. И жизнь показала, что Сафонов был прав.

Обстоятельства его гибели в то время не удалось установить в точности...

— И по сей день далеко не все ясно, — добавил я. — Вот, например, Сергей Курзенков...

— Курзенков!.. — оживился лейтенант. — Я был знаком с ним. У нас с истребителями общая столовая была. Общались. Не знаю, помнит ли он меня... Вряд ли. А я его до конца своих дней запомнил. Но о нем расскажу попозже. Так что Курзенков?..

— В своей книге «Под нами земля и море»...

— Выжил, значит!

— Да. Стал писателем. Отличную книгу создал. Так вот он пишет... — Я нашел нужный томик, полистал. — Тридцатого мая сорок второго года Сафонов во главе четырех истребителей вылетел на смену нашим дальним истребителям для охраны союзного конвоя PQ-16. Севернее острова Кильдин тройка наших истребителей вступила в бой с немецкими пикировщиками.

— Почему тройка? — поинтересовался Хамид. — Вылетела ведь четверка истребителей.

— У одного истребителя стал барахлить мотор, и Сафонов приказал своему ведомому возвратиться на аэродром. Над бушующим Баренцевым морем разыгрался жаркий воздушный бой. «Юнкерсы», объятые пламенем, падали в огромные волны. Павел Орлов и Владимир Покровский сбили по одному самолету. Борис Феоктистович уничтожил два вражеских бомбардировщика, поджег третий, бросился в атаку на четвертый... А дальше... Впрочем, лучше процитирую Курзенкова: «Когда наш командир стал преследовать четвертого торпедоносца, под ним, невидимый на фоне волн, пронесся другой самолет врага. Воздушный стрелок «юнкерса» успел дать пулеметную очередь. Самолет Сафонова резко взмыл, потерял скорость и, перейдя в отвесное пике, врезался в волны бушующего моря»[4].

Мы помолчали, Хамид вздохнул.

— Рассказывали мне об этом сафоновцы. Но есть и другая версия — отказ мотора. У «киттихауков» были очень капризные моторы.

— Тоже правдоподобная версия, — я взял другую книгу. — В ней цитируется запись радиопереговоров. Сафонов сбил два «бомбера», затем его голос: «Подбил третьего... — Но уже через секунду-другую Сафонов дал тревожный сигнал: «Мотор!..» Истребитель Сафонова, теряя высоту и скорость, шел по направлению к конвою. Не дотянув примерно две мили до эскадронного миноносца «Валериан Куйбышев», он упал в море и тут же исчез в волнах»[5].

Вновь мы помолчали. Мы чтили память великого летчика, пламенного патриота. Вдумайтесь, читатели, в величие содеянного командиром гвардейского полка Бориса Сафонова и двух его боевых товарищей. Они атаковали и разгромили вражескую армаду, насчитывающую сорок пять бомбардировщиков и двадцать истребителей! Ценою своей жизни подполковник Сафонов спас сотни жизней моряков конвоя, десятки тысяч тонн военных грузов.

— Впрочем, — молвил тихо лейтенант, — Сафонов, подобно поэту, мог бы сказать: «Нет, весь я не умру — душа... мой прах переживет и тленья убежит...» Он продолжает жить в славных делах своих однополчан, летчиков-североморцев, в подвигах всех советских пилотов!

За окном сгустились сумерки. Минула эфемерная наша зима. И ветки, тянущиеся к окну моему, уже выглядели по-весеннему, с набухающими почками, свете уличных плафонов они смотрелись нарядными, лакированными.

— Расскажу теперь о другом замечательном человеке, — молвил Хамид после долгого молчания.

ЗАХАР АРТЕМОВИЧ СОРОКИН

— Познакомился я с Захаром весной сорок третьего. Смотрю, входит в нашу общую кают-компанию — столовую — крепко сколоченный молодой парень лет двадцати пяти. Летчик как летчик, только почему-то с палочкой. И походка очень уж степенная. Спрашиваю Петра Сгибнева, тоже сафоновца, блестящего истребителя, Героя Советского Союза... Погиб в мае сорок третьего... Так вот, спрашиваю: «Интересный у вас новичок появился — с палочкой». Петр, двадцатидвухлетний жизнерадостный здоровяк, так и залился мелким хохотом. «Новичок!.. Ну ты и даешь, старшина! Да это же Захар Сорокин, ветеран нашего полка. Он еще с Сафоновым летал. На его счету шесть сбитых». — «А чего это он с палочкой разгуливает... И ходит как-то странно?»

И тогда Петр рассказал мне такое, что просто уму непостижимо. А ведь все до крупицы — чистейшая и прекрасная правда. Еще в октябре сорок первого над заснеженными сопками вел Захар бой с немецкими истребителями. «Мессершмитт-110» машина хорошо бронированная, не так легко ее сбить. Расстреляв все патроны и снаряды, Сорокин решил таранить врага. Он догнал самолет противника и рубанул воздушным винтом по хвостовому оперению. «Мессер», однако, не завалился, а пошел на снижение. Получил повреждение во время тарана и истребитель Захара. Кое-как перевалив через сопку, он посадил самолет на замерзшее озеро. Едва опомнившись после жесткой посадки на «брюхо», наш летчик увидел самолет врага, едва не воткнувшийся в прибрежную скалу. Из кабины вылезал немецкий пилот и с ним... огромная овчарка! Черт его знает, зачем фриц возил с собою пса? И как он с ним помещался в кабине! Но факт — овчарка бросилась к самолету Захара, запрыгнула на крыло, яростно рыча. Сорокин едва успел выхватить пистолет ТТ с девятым патроном в стволе и выстрелить. Пес взвыл и рухнул в снег. Следом за ним вывалился из кабины и Захар. Взвизгнула пуля, отрекошетировав от мотора истребителя, еще выстрел, еще... Сорокин в воздушном бою был ранен в ногу, что мог он поделать с бегущим на него врагом! Оставалось одно: стрелять... Последним патроном Захар все же сумел поразить фашиста, и тот ничком рухнул в снег.