Александр Дорохов - Крылатые защитники Севастополя Страница 8

— Хальт!

Не дожидаясь ответа, гитлеровец наугад открыл огонь из автомата по кустам.

Летчик успел упасть на землю и пополз дальше.

Пять суток прошло со времени воздушного сражения. В штабе считали лейтенанта Сидорова без вести пропавшим. И вдруг он неожиданно вернулся.

В части Андрея Антоновича ждали печальные вести. В тот день, когда его самолет сбили, погибли секретарь партийной организации третьей эскадрильи лейтенант Николай Пичко и комсомолец лейтенант Виктор Иванов. В последующие дни не вернулись с боевого задания два коммуниста — командир звена лейтенант Алексей Терновой и пилот младший лейтенант Валентин Маркитанов.

Не вернулся с боевого задания… Сколько таких известий пришлось услышать в дни войны. Судьба некоторых бойцов и поныне остается неизвестной.

Так случилось и с Константином Шелякиным. Этот молодой пилот начал свой боевой путь в ту тяжелую пору, когда фашисты ломились в Крым. В небе Таврии сержант сбил первый самолет. Причем произошло это в довольно необычной обстановке.

На полевой аэродром Тагайлы, что в северо–западной части Крыма, прибыли девять летчиков 2‑й эскадрильи на новейших истребителях ЯК‑1 конструкции Александра Сергеевича Яковлева. Самолет был вооружен двумя пулеметами, одной 20‑миллиметровой пушкой и по своим боевым качествам не уступал хваленным «мессершмиттам». Девятку [32] возглавил заместитель командира эскадрильи старший лейтенант Иван Калинин. Он и еще три летчика уже имели на личном счету сбитые самолеты. Остальные — новички, необстрелянная молодежь. Они только что закончили авиационное училище и научились самостоятельно летать. Их ждали жестокие схватки с сильным и наглым врагом. Среди этих юных бойцов находился и комсомолец Константин Шелякин.

В один из пасмурных октябрьских дней два звена ЯК‑1, выполнив задачу вблизи линии фронта, возвращались на свой аэродром.

Вечерело. Сержант Шелякин, шедший крайним ведомым, отстал от своих. А на крымскую землю уже опустились сумерки.

Вдруг в потемневшем небе он заметил силуэты самолетов (по своей конфигурации ЯК‑1 и МЕ‑109 были схожи). Решив, что это однополчане, приблизился к ним, пристроился и облегченно вздохнул. Но тут же насторожился. Самолетов летело шесть, а их должно быть пять. Что за наваждение?

Шелякин оглянулся назад и увидел еще шестерку истребителей. Присмотревшись внимательно, сержант оторопел: то были «мессершмитты». Он поспешил предупредить об опасности впереди летящих, но, подойдя поближе к одному из них, вместо пятиконечных звезд увидел на самолете фашистские знаки.

Гитлеровцы из второй шестерки распознали ЯК‑1. Приняв, вероятно, всю группу за советских истребителей, они открыли огонь. Сержант Шелякин не растерялся. Он прибавил газ, приблизился почти вплотную к одному фашисту и нажал на гашетку: Свинцовая нить прошила «мессершмитт». Он загорелся и рухнул вниз.

В воздухе началась неразбериха. Гитлеровцы стали бить друг друга. А советский летчик, поняв, что ему здесь делать больше нечего, юркнул в сторону и поспешил на свой аэродром. Но поскольку стало уже почти темно, а ночью сержант Шелякин летать еще не научился, да и к тому же бензобаки были почти пусты, то пришлось совершить вынужденную посадку на поле. Позже выяснилось, что фашисты сбили в потасовке еще три своих самолета.

Друзья пилота, томясь неизвестностью, волновались.

В это время из штаба позвонили по телефону и соообщили, что наземные войска видели, как ЯК‑1 вступил в неравный бой с двенадцатью «мессерами» и одержал победу. [33]

Шелякин на свой аэродром вернулся рано утром следующего дня. Его радостно встретили друзья. Начались расспросы.

— Скажи, Костя, страшно тебе было? — не удержался сержант Лев Ватолкин.

— Конечно, страшно. Особенно в первые минуты. Потом набрался храбрости.

— Надо записать Шелякину все четыре сбитых самолета! — раздались голоса.

— Нет, братцы. Я сбил один. И никаких подачек мне не нужно, — ответил сержант.

В такой необычной обстановке и начал свой боевой путь летчик Шелякин, продолжая его в небе осажденного Севастополя.

С утра 13 ноября гитлеровцы атаковали наши части на правом фланге обороны. Наступали три батальона, поддержанные тридцатью пятью танками. Авиация противника в течение дня дважды налетала на город. 22 самолета сбросили несколько десятков бомб. В бою сержант Шелякин сбил «юнкерс».

Когда об этом доложили генералу Острякову, тот прибыл на аэродром, горячо поздравил сержанта с успехом, вручил ему пистолет и приказал представить его к правительственной награде.

В одном из очередных боев сержант Шелякин был сбит над территорией, захваченной фашистами. О судьбе его никто не знал. Прошло несколько суток, и в личном деле появилась запись: «Не вернулся с боевого задания… Из списков исключен».

Это означало, что надежд на счастливый случай не оставалось.

Оказавшись в тылу врага, Шелякин решил во что бы то ни стало вернуться в полк. Несколько суток, обычно ночью, он пробирался к линии фронта. Не один раз натыкался на гитлеровцев, но сумел избежать с ними встречи. Наконец линия фронта осталась позади и пилот вновь оказался среди однополчан.

Так что приказ об исключении сержанта Шелякина из списков части пришлось отменить.

Вскоре отважный летчик сбил еще один «юнкерс». Это была его четвертая победа. Константина Дмитриевича наградили орденом Красного Знамени. И присвоили звание лейтенанта. А спустя сутки он вновь не вернулся с боевого задания. На этот раз — навсегда. Как он встретил свой смертный час — установить не удалось. [34]

Это произошло 6 января 1942 года. Шел в ту пору пилоту двадцать первый год.

…В рядах 32‑го полка продолжали боевой путь герои воздушных таранов Рыжов, Карасев и Савва. Здесь, в небе осажденного Севастополя, они совершили не один подвиг.

Однажды Савва вогнал в скалу самолет противника. В тот день одномоторные бомбардировщики «Юнкерс‑87» в сопровождении истребителей «Мессершмитт‑109» группами шли к городу. У «юнкерсов» шасси не убирались. Чтобы уменьшить сопротивляемость воздуха в полете, у них были обтекатели, похожие на лапти. Поэтому наши острословы прозвали эти самолеты «лаптежниками».

Старший лейтенант Семен Карасев, его ведомые Евграф Рыжов и Николай Савва атаковали фашистов. Те ответили огнем. Пулеметная очередь прошила фюзеляж и кабину истребителя МиГ‑3 лейтенанта Саввы. И все же летчик не вышел из боя. Он сделал резкий разворот и стремительно понесся на один из «лаптежников». Когда дистанция сократилась настолько, что промах был исключен, Савва нажал на гашетку. Но оба пулемета молчали. Как потом выяснилось, они были повреждены огнем противника.

Тогда Николай решил имитировать атаки. Умело маневрируя, он несколько раз заходил в хвост Ю-87. Стрелок «юнкерса» яростно защищался. Внезапно он прекратил огонь. Видимо, закончился боезапас. Используя столь благоприятную ситуацию, Савва на большой скорости проносился в нескольких метрах от бомбардировщика. Вражеский летчик пытался оторваться от наседавшего истребителя и вел машину в крутое пике, из которого так и не вышел. Ю-87 врезался в скалу и разбился.

Евграф Рыжов в том бою сбил бомбардировщик и «мессер». Семен Карасев тоже не напрасно поднимался в воздух. Его летная книжка пополнилась записью: «Сбил один Ю-87».

В ожесточенных боях за день полк понес тяжелые потери. Погибли три летчика–коммуниста: командир звена лейтенант Иван Новиков, пилоты младший лейтенант Александр Артюх и сержант Федор Тихонов. А военком первой эскадрильи старший политрук Иван Собкин, участник воздушных боев в небе Монголии, был тяжело ранен.

О героических днях ноября вспоминает Евграф Рыжов: «Вести воздушные бои с превосходящими силами противника приходилось каждый раз. Я часто летал в паре с Николаем Саввой. Это был храбрый и отважный летчик, с очень острым зрением и мгновенной реакцией. [35]

Однажды командир полка майор Павлов и начальник летной инспекции ВВС майор Наумов вылетели на истребителях ЯК‑1 на воздушную разведку линии фронта. Мы с Саввой прикрывали их. Была сплошная облачность на высоте около 400 метров. В районе Бахчисарая нас обстреляли зенитки. Мы с Николаем спикировали, чтобы подавить огонь. А когда вышли из пикирования, увидели, что на разведчиков заходит восьмерка МЕ‑109. Малейшее промедление грозило тяжелыми последствиями. Мы ринулись на гитлеровцев, завязав бой на виражах. Спустя минут 20 один «мессершмитт» удалось поджечь. Но самое отрадное было то, что остальные семь стали удирать от нас и мы долго преследовали их на бреющем полете.

На аэродром мы вернулись без потерь. Только Николай Александрович Наумов привез три пробоины в фюзеляже.

6 ноября вечером нас с Саввой вызвал командир полка и дал задание разбросать листовки. Мне — в Евпатории, Савве — в Симферополе и Бахчисарае. Мы вылетели на самолетах УТ‑2. Ночь была темная. Облачность — до 300 метров, моросил дождик. В районе Качи меня поймал луч прожектора. И если бы я не знал тот район, как свой дом, то, пожалуй, это был бы мой последний полет. Я спустился под крутой и высокий берег моря и ушел. А Николай привез десятка два пулевых пробоин».