Виктор Тельпугов - Все по местам! Страница 8

И еще он злился оттого, что поймал вдруг себя на мысли: больше всего жаль ему… сгоревшей дотла конторы. В этом стыдно было признаться даже Зимовцу, но в то же время это так, черт подери!.. Снова станет он обузой для людей, которым, ей-богу же, не до него — своих забот и прорех больше, чем нужно. А Устименко теперь не поймать — бегает от землянки к землянке, от одного барака к другому. Наводит порядок, расселяет погорельцев. Вот уже где-то слышится его голос — осипший, уставший и тоже злой.

— Устименко сейчас не до тебя, — сказал Зимовец, когда комендант пронесся мимо них с охапкой полосатых матрацев. — Ему теперь на неделю аврала хватит. Ты знаешь, что я придумал?

— Землянку рыть?

— Это было бы самое лучшее, но больно долгая песня. Давай, Слобода, по-солдатски спать — на одной койке. А? Другого выхода нет. Соглашайся.

То ли оттого, что вконец измучился, то ли потому, что доводы Зимовца были действительно вескими, Слободкин спорить с другом не стал.

Глава 3

По-разному подействовали последние события на людей. Кое-кто смалодушничал, опустил руки. Другие еще настойчивей стали работать. Таких было больше. Они продолжали задавать тон на заводе.

Слободкин задумался. Парашютист. Специально обученный, тщательно подготовленный для борьбы с врагом, для его уничтожения. Сидит здесь, ждет, когда прибьет его немец — за станком или в очереди за сырым тестом, или ночью в бараке, под кавалерийской шинелью…

По его ли характеру такая жизнь? Все парни, как люди, воюют. А он тыловик. На оборонном заводе, для фронта работает? Но разве это работа? Какой он, к шуту, токарь? Ученик! Это Каганов так, чтоб успокоить ого, сказал, будто ему за двухзаходную седьмой разряд полагается. Ерунда! И нарезал-то он совсем не так, как нужно было. А завтра принесут работу посложней — тогда что? Весь день Слободкин был в самом мрачном настроении. И так обдумывал свою судьбу, и этак. Все нехорошо получалось. Все вкось и вкривь.

Поговорить с Зимовцом? Посмеется. Свой брат-фронтовик, а намекал уже как-то на то, что натура у Слободкина, дескать, слишком чувствительная. С Кагановым посоветоваться? Этот войдет в положение, но скажет, конечно, о долге завода и всего коллектива перед армией, перед страной. И, по-своему, разумеется, будет прав.

К Савватееву попробовать сунуться? Идея! Этот, может, по крайней мере, решить: кадры!

Слободкин стал искать подходящего случая, чтоб повидаться с кадровиком. Через несколько дней снова появился возле двери, обитой черной клеенкой. Дверь была на замке. Слободкин постоял несколько минут, не зная, что делать, куда идти, вдруг откуда ни возьмись Савватеев:

— Ты ко мне?

— К вам…

— Что случилось?

Савватеев тщательно, два раза повернул ключ в замке. Слободкин слышал, что он повернул именно два раза, и опять подумал: кадры! И взяла его почему-то оторопь. Савватеев спрашивает, как дела в цехе, как устроился. Слободкин отвечает, по никак не решается сказать о главном, о том, что заводская жизнь оказалась не по душе.

Савватеев неожиданно сам помог ему. Глянул вдруг на Слободкина хитровато и говорит:

— А я ведь все знаю!

— Про цех? Про барак?

— И про цех, и про барак. И про то, зачем пожаловал, тоже. Хочешь, скажу?

— Скажите…

— И скажу, не постесняюсь. Труханул ты, товарищ фронтовик! Да! Точно знаю. Сырого теста испугался. И еще барака нетопленого. Пожара. Трудностей, одним словом. Комсомолец называется! Хуже всякого беспартийного. Ну, другие на фронт просятся, им простительно — незакаленный народ, слабый. Думают, для них на фронте все припасено — и хлеб, и сахар, и тушенка еще. Черта лысого! Ты же сам испытал.

— Испытал. Только я другое хочу сказать…

— И про другое знаю. Врага своими руками бить хочешь? Так вот запомни: войны выигрывают не одни солдаты. Рабочий класс еще есть на земле. Без него ни пехота, ни танки шагу не шагнут. Это ты можешь понять?

— Все понимаю, товарищ Савватеев, но я тоже человек. Все работают, все на месте, а я вроде подручного в цехе.

— Вот, вот, вот! Именно: все на месте! — ухватился Савватеев за слово. По радио слышал во время тревоги: Все по местам! Смысл уловил? Или просто так, решил, для красного словца, мол, лозунг придумали?

— Уловил. Я и хочу по смыслу. Там мое место. — Слободкин выпрямился, встал перед Савватеевым по стойке смирно.

Залюбовавшись выправкой Слободкина, Савватеев невольно перешел на военный язык:

— Отставить! Я такими разговорчиками вот как сыт! Будешь на заводе работать. Все. Кругом…

Слободкин повернулся через левое плечо.

— Постой. Садись. Давай, как люди, поговорим.

Они сели друг против друга. Помолчали. Слободкин заговорил первым:

— Товарищ Савватеев, трудно мне здесь, но не в том смысле, как вы думаете! Иждивенцем быть у вас не хочу.

— У кого — у вас?

— Ну, у вас, у всех…

— А ведь верно говорят, что умные головы иногда дуракам достаются. Баденков им доволен. Каганов и подавно, а он весь в сомнениях-рассуждениях! Вот что, Слободкин, я громких слов не люблю, не буду много говорить, все сам понимаешь. Скажу только, что фронт не исключен. Позовут — все там будем, и ты и я, все до одного человека. У меня вот план один есть, но тебе сейчас разве до планов! Мозги набекрень.

— Какой план?

— Для серьезных людей.

— Скажите.

— Говорю: для серьезных людей.

Слободкин вздохнул. Савватеев посмотрел на него уже не так строго, даже миролюбиво посмотрел.

— Можно бы собрать человек десять-двенадцать таких вот, рвущихся в бой.

— И что? — оживился Слободкин.

— И готовить их помаленьку. Как твое мнение?

— Я думаю, было бы здорово…

Савватеев вырвал из блокнота лист бумаги, подсел поближе к Слободкину.

— Хочешь, парашютистов готовь, хочешь — пулеметчиков.

— Я?..

— Ну, не я же. В мое время десантов не было, и пулеметы были не те. Так как, возьмешься? Подумай-ка. А ребят я тебе подберу сколько хочешь. Каждый день ко мне ходят. Недели тебе на раздумье хватит?

— Хватит.

— Сегодня у нас четырнадцатое? Двадцать первого жду. Вот, смотри, в календарь записываю. Как сегодня, часов в девять. По-военному в двадцать один ноль-ноль.

Савватеев подумал и добавил:

— Если, конечно, ничего не случится.

Слободкин хотел крепко пожать руку Савватееву, по постеснялся. Только подумал: был бы он помоложе — его бы первого в парашютисты и записать. На Поборцева чем-то похож, командира первой роты.

— А вы про троллейбус помните? — спросил вдруг Слободкин начальника.

— Про троллейбус?

— Разве я вам в первый день не рассказывал? Полковник, командир нашей бригады изобрел.

Слободкин объяснил Савватееву, что троллейбус — это не троллейбус в буквальном смысле слова. Парашютисты в их бригаде сперва прыгали в бомбовые люки тяжелых бомбардировщиков ТБ-З. Люки узкие — на одного человека. Происходило большое рассеивание в воздухе. Полковник Казанцев придумал хитрую штуку: ребята выходят на крылья — по десять на каждое, — чтобы не упасть прежде времени, держатся за специально натянутый стальной трос.

— Идешь по крылу — трос в кулаке зажимаешь так, что, кажется, искры от трения сыплются. Ни дать ни взять — троллейбус! Ну, а как штурман сигнал подал, тут уж без промедлений — все сразу в воздухе, все двадцать! И приземляются так же — всем гамузом. Савватеев ухмыльнулся:

— Он ничего, ваш Казанцев! Только об одном этом троллейбусе рассказать целая военная академия получится. Так вон какую школу ты прошел! Может, сразу и решим насчет кружка парашютистов?

— А материальная часть?

— Все обеспечу. И парашют достану, и самолет будет. Со временем.

— Решено!..

— Еще одна умная голова! И досталась тому, кому следует.

Савватеев оказался человеком дела. Не прошло и двух дней, как Сергей снова переступил порог знакомого кабинета. Только на этот раз по распоряжению Баденкова. Начальник цеха подошел к Слободкину во время работы, посмотрел на его худую, сгорбившуюся над станком фигуру и сказал с сожалением:

— Не дают человеку к месту прижиться.

Слободкин удивленно покосился на Баденкова.

— Савватеев звонил. Пришлите, говорит, вашего новенького после работы ко мне. Смекаешь?

Сергей молча пожал плечами.

— Ну, а я воробей битый, сразу смикитил. Только пустой это номер. До директора, до парторга ЦК дойду, если потребуется, но ни одного человека из цеха больше не отдам. Тем более…

Он хотел, видно, еще что-то добавить, — но сердито махнул и, уже уходя, через плечо, как бы невзначай бросил:

— Ты тут не последняя пешка.

Начальник отдела кадров поднялся навстречу Слободкину:

— Думаешь, я забыл? Поговорили, и ладно? А я за два дня все устроил, всех военпредов на ноги поставил, все телефоны оборвал. И вот, любуйся!