Андраш Беркеши - Последний порог Страница 80

Однако Эккер ошибался. Когда Вебер неожиданно ударил полковника по лицу, тот так двинул его, что молодой человек полетел на пол.

Нужно было срочно менять тактику. Однако полковник и тогда предателем не стал. Он лишь признал, что действительно принимал участие в организации покушения на фюрера, и высказал сожаление, что оно не удалось. Его задача заключалась в том, чтобы вместе со своими танками разоружить гестапо и захватить руководство войск СС.

— Мы хотели освободиться от Гитлера и его банды, — заявил он. — Мы намеревались спасти честь Германии, однако никакого мира с русскими не собирались заключать. Это ложь. Во всяком случае, мне об этом ничего не известно.

— Вы два раза вели переговоры с Миланом Радовичем. О чем вы с ним говорили?

— Спросите об этом самого Радовича.

Гуттена пытали, однако больше он ничего не сказал. Эккер очень хорошо знал, что нити этого заговора распространились и на венгерский офицерский корпус. Из сведений, полученных из Берлина, выяснилось, что руководство заговора придерживалось концепции, что если покушение удастся, то вермахт потеряет власть не только в самой империи, но и на оккупированных территориях от Франции до Венгрии, от Норвегии до Греции, а это означало, что Гуттен поддерживал контакт с определенными венгерскими кругами.

— Донесение вы уже составили? — спросил Эккер Вебера.

— Разумеется, господин профессор. — Он встал и, выйдя в свою комнату, скоро вернулся с бумагами в руках: — Прошу вас.

Эккер сел к столу и, взяв донесение, начал читать.

«Начальнику германской полиции и рейхсфюреру СС Генриху Гиммлеру. Берлин. XI. Принц Альбрехтштрассе, 8.

С о в е р ш е н н о  с е к р е т н о!..»

Бегло просмотрев донесение, Эккер сказал:

— До сих пор все очень точно. Знаете, Феликс, я иногда думаю, что наша чрезмерная точность подчас вредит нам. Знаю, знаю, что не вы ее придумали, я отнюдь не упрекаю вас. — И он продолжал читать донесение:

«Господин рейхсфюрер, во исполнение распоряжения ВУ-34/1944 докладываю: лица, перечисленные в приложении, продолжают оставаться под нашим наблюдением. Арестованные нами лица подвергаются допросу, однако показания, полученные от них до сих пор, отнюдь не подтверждают той версии, что фигурирующие в списке лица принимали участие в организации покушения на фюрера или же замешаны в заговоре против империи. По имеющимся у нас сведениям, вышеуказанные лица настроены против немцев, однако из-за отсутствия вещественных доказательств я не рекомендую брать их под стражу, учитывая сложное внутриполитическое положение. Дальнейшее расследование продолжается...»

Положив донесение и список перед собой, Эккер долго изучал фамилии фигурирующих там лиц.

— Генерал-лейтенант в отставке Аттила Хайду, — произнес Эккер вслух и, подняв голову, добавил: — Я полагаю, вот где нам следует наступать. Если мы здесь прорвем цепочку, то успех обеспечен. Каково ваше мнение, дорогой Феликс?

Молодой человек поправил прическу.

— Ночью я очень много думал о вашей версии, господин профессор. — Кончиком языка он провел по зубам и сглотнул, как будто у него пересохло в горле. — За нее говорит и то, что генерал состоит в родственных отношениях с полковником Гуттеном, к тому же генерал не просто военный, он еще и дипломат. Я уверен в том, что у него имеются надежные связи с известными английскими кругами, не говоря уже о том, что сам он настроен против нас. Все эти факты свидетельствуют о том, что Хайду не может быть не замешан в заговоре. Вы можете спросить, господин профессор: что мне не понравилось в вашей версии? И это вполне логично. — Упершись локтями в подлокотники, он одной рукой обхватил подбородок, а другой поправил узел безукоризненно повязанного галстука. — Генерал-лейтенант Хайду — кадровый солдат, но у него нет войск. Кому он может отдавать свои приказы? Живет он сейчас в уединении, не поддерживая почти никаких отношений с офицерами. Более того, он даже не желает заниматься политикой. Это подтверждается тем, что он отклонил предложение Хорти и не согласился сесть в кресло премьера. Генерал настроен не только против нас, немцев, но и против большевиков. Я не могу себе представить, господин профессор, такой ситуации, в которой генерал Хайду мог бы начать переговоры с русскими. Я очень хорошо помню о том, что Милана Радовича нам выдал старший сын генерала. Разумеется, я не раз говорил и говорю самому себе, что я очень многого не знаю, да и не могу знать. Моя задача заключается в выполнении вашего плана, а не в его критике. Господин профессор, я жду ваших дальнейших распоряжений.

Эккер понимающе закивал, а сам в этот момент думал о том, упаковала ли Эрика свои вещи. Освободившись от этой мысли, он сказал:

— Я рад, дорогой Феликс, что вы были так откровенны со мной. Ваши замечания вполне убедительны. И все-таки мы кое о чем забыли. — Профессор закурил. — Забыли о том, что мы с вами находимся в Будапеште, в столице Венгрии. А эта страна склонна к крайностям. Венгры, мой дорогой, насколько я их знаю, никогда не руководствуются реальностью, а всегда иллюзиями. Хайду тоже венгр, значит, он идеалист и живет иллюзиями. Если генерала убедить в необходимости большой коалиции и разгрома третьей империи — а двумя полюсами этой коалиции являются Москва и Ватикан, — он станет вести переговоры с коммунистами. — Стряхнув пепел с сигареты, он продолжал: — Если кому-нибудь удастся объяснить Хайду, что американцы и англичане — консерваторы, которые отнюдь не пекутся об интересах Советского Союза, но все же вместе с ним борются против общего врага, так как прекрасно понимают, что они только в этой коалиции и могут надеяться на победу, то Хайду, как дипломат, будет думать и действовать именно в этом направлении, — Вынув платок, Эккер вытер лоб. — Возможно, я и ошибаюсь, дорогой Феликс, однако я все же расколю и этот орешек. Вы знаете, что мы перепроверили данные, полученные от Элизабет Майснер. Известно вам и то, что мы в течение почти двух месяцев регулярно перехватывали передачи их рации.

— Однако, насколько мне известно, особенно важных сведений нам добыть так и не удалось.

— Но я полагаю, что какая-то польза от этого все же есть. Идя по следам рации, нам удалось схватить одного агента. И не здесь, а в Берлине. Его допросы проходят небезуспешно. Он посвятил нас в один план, дорогой Феликс, в очень рискованный, но все же реальный план. — Эккер встал и вновь заходил взад-вперед по комнате. — Суть этого плана заключается в организации на территории империи и оккупированных стран всеобщего восстания. Над осуществлением этого плана работал и Милан Радович. За несколько последних месяцев он встречался и беседовал с большим числом крупных политических деятелей, известив их о том, что западные союзники без Советского Союза не заключают ни одного сепаратного договора с сателлитами империи. Вы понимаете все значение этого шага?

— Думаю, что да, — ответил Вебер. — На базе такого плана они хотят организовать единую акцию, в которой примут участие самые различные группы Сопротивления независимо от их политических принципов.

— Так точно, сын мой. — Профессор остановился прямо перед ним: — А нам необходимо знать, с кем именно встречался и вел переговоры Милан Радович. Если мы это узнаем, то заметно поумнеем. — Повернувшись, он подошел к столу и подписал донесение. — Немедленно направьте это в Берлин и попросите ко мне господина священника.

Увидев профессора Отто Эккера, Эндре сначала не поверил своим глазам. Еще труднее было понять то, что именно он и является штандартенфюрером СС, по распоряжению которого его откомандировали с фронта в Будапешт. Изумление Эндре было столь велико, что он даже не заметил, как профессор взял его за руку и усадил в удобное кресло.

— Я не рассчитывал встретить вас здесь, — пролепетал он. — Мне нужно прийти в себя. Я даже не знаю, что и думать.

Эккер тоже сел, его короткие ноги с трудом доставали до покрытого ковром пола.

— Я думаю, дорогой Эндре (вы разрешите мне так вас называть?), что мне нужно объяснить вам ситуацию. Германская империя, как вам известно, ведет не на жизнь, а на смерть борьбу с большевизмом, — сказал Эккер. — Но сейчас речь идет о существовании не только империи, но и христианской цивилизации. Борьба, которую ведет фюрер, очень сложная борьба, ее не всегда могут понять простые люди, тем более что Англия и Америка ведут в настоящее время борьбу против империи.

Эккер знал, он может говорить что угодно, так как Эндре не сведущ в таких вопросах. Далее профессор заговорил о том, что он лично убежден в необходимости активных действий против большевизма. Его же лично поразила позиция, которую так героически отстаивал он, Эндре. Когда он узнал о том, что его бывший ученик добровольно изъявил желание поехать на фронт, он, Эккер, даже почувствовал угрызения совести.