Евсей Баренбойм - Доктора флота Страница 82

— Тогда вот что запомни: гидролокация позволяет успешно бороться с минами. Немцы набросали их везде сотни, а может и тысячи. Многие лодки подорвались на них. Мы же имеем против них мощное оружие. Обнаруживаем и якорные и антенные противолодочные мины и уклоняемся от них.

Потом химик лодки показал Васе медицинское оснащение. К удивлению Васи оно оказалось довольно разнообразным и содержалось в образцовом порядке. Эпикурейские наклонности старшего лейтенанта Пикалова не мешали ему быть деятельным, заботливым фельдшером и пользоваться любовью экипажа.

В двухэтажном шкафчике, наглухо прикрепленном к переборке рядом с креслом командира в кают-компании, он обнаружил малый операционный набор, два бикса с перевязочным материалом. В одном из них лежал стерильный халат и две простыни. На полках шкафчика были уложены медикаменты, шприцы, стерилизатор. На больших океанских лодках по штату полагались врачи, а на «щуках» — фельдшера. В их обязанности входило лечить больных во время длительных походов, следить за составом воздуха, за доброкачественностью воды, продуктов, готовой пищи. Объем помощи был ограниченным. Но то теоретически, а практически в длительном походе фельдшер мог столкнуться с любой самой неожиданной ситуацией. Только этим можно было объяснить предусмотрительность старшего лейтенанта Пикалова.

Как сообщил химик, больных на лодке не было.

— Был один чумазый, все изжогой мучился, соды больше сахара уничтожал, так старший лейтенант списал его с корабля, — пояснил он. — А на остальных можно воду возить или в плуг запрягать. Здоровые все, как лошади…

К своему командиру капитан-лейтенанту Макарееву экипаж относился с настороженностью. Полтора года он плавал старпомом на одной из лодок и не заслужил там особой любви из-за мелочного, придирчивого характера. Рассказывали, что в трудных ситуациях он недостаточно решителен. Под его командованием Щ-504 еще не потопила ни одного транспорта и было не совсем ясно, как он поведет себя в первом самостоятельном походе. Поэтому на вопрос Васятки: «Как командир?» — Ролик ответил уклончиво:

— Командир как командир.

На четвертый день плавания, когда лодка приблизилась к норвежским берегам, сыграли «срочное погружение». К этому времени то ли волна стала меньше, то ли Васятка успел немного привыкнуть, но чувствовал он себя заметно бодрее. Даже появился аппетит. Правда, есть теперь мешала качка — за обедом половина супа попадала мимо рта — либо на брюки, либо на соседа.

Днем, незадолго до полудня, все услышали скрип минрепа[2]. Старослужащие насторожились, замерли. На лбу у Ролика Васятка увидел капли пота. Молодые матросы, а их на лодке было, кроме Васятки, человек восемь, слушали скрип скорее с удивлением и любопытством, чем со страхом. Они явно недооценивали опасность момента. Было такое ощущение, словно сидишь в пустой цистерне, а снаружи по ней протягивают толстую металлическую проволоку. Потом, во время похода, Васятка еще не раз слышал этот зловещий скрип.

Каждый день лодка приближалась к Порсангер-фиорду, чтобы занять позицию на пути немецких транспортов. Ее путь лежал через минные поля, но акустики точно обнаруживали впереди по курсу мины и лодка уклонялась от них. Заняв позицию, она ждала появления противника. Но его не было.

К вечеру кончались воздух и энергия аккумуляторов, лодка возвращалась в открытое море и там всплывала. Мощные вентиляторы выгоняли из нее испорченный, насыщенный углекислотой, воздух. В отсеках свистел ветер, как в свежую погоду на палубе, от холода нигде нельзя было найти места. Ровно гудели дизеля, заряжая аккумуляторы. Командир разрешал подниматься по очереди по два-три человека на палубу покурить.

Это было ни с чем не сравнимое удовольствие — подышать несколько минут удивительно вкусным сыроватым воздухом, подставляя воспаленное лицо порывам холодного ветра. Но вахтенный командир уже безжалостно командовал:

— Марш вниз! Центральный! Следующую пару наверх!

Иногда эти счастливые минуты нарушала немецкая авиация. Она поднималась с аэродромов Бардуфос, Варде или Вадсе и летела над морем. Все кубарем сыпались вниз. Лодка быстро уходила на глубину.

Васятка подружился с акустиком — старшиной первой статьи Калниным. Акустик на лодке был знаменитый, известный всему флоту. Его грудь украшали ордена Красного Знамени и Отечественной войны. Он оказался земляком Васятки. Тоже с Лены, только из-под Якутска. Когда было спокойно, он давал Васе второй гидрофон. В нем была слышна не только работа винтов, но и голоса на мостике, шаги по палубе. Однажды старпом разрешил Васе взглянуть в перископ. Он увидел обрывистый норвежский берег, мрачные голые скалы, безлюдье.

Только на девятый день лодка, наконец, обнаружила глубоко сидящий, шедший, видимо, с грузом руды немецкий транспорт. Мористее транспорта шло охранение — три катера-охотника. Макареев поднырнул под них, на миг высунул перископ и выстрелил веером двумя торпедами. Торпеды прошли мимо, потому что взрывов на лодке слышно не было. Зато лодку обнаружили вражеские охотники. Они долго бомбили ее, но где-то в стороне. Только одна бомба взорвалась в опасной близости. Лодку встряхнуло, вылетели из плафонов электрические лампочки, погас свет. Вскоре бомбежка прекратилась.

Больше целей не было. Макареев ходил мрачный, с мостика почти не спускался. Даже еду вестовой носил ему туда.

Вася уже привык к суровым будням лодочной жизни: к тесноте, к узкой неудобной щели между торпедами, где лежал его матрац, к тому, что спать приходилось в бушлате и зимней шапке со спущенными ушами. Облицованный пробковой крошкой борт отсека был покрыт слоем инея и от него веяло холодом. Концевые отсеки лодки самые холодные, электрогрелки мало помогают. Единственное место, где еще терпимо и можно погреться — это электромоторный и центральный отсеки. В центральном хорошо — мерно шумит гирокомпас, пощелкивают указатели перекладки рулей, ярко светят электрические лампы. Но появляется Макареев и раздается его бабий голос:

— Лишним занять места согласно расписанию.

Поэтому в свободное время Вася часто сидел на стуле-разножке, облокотившись спиной о твердый бок торпеды, и читал учебник хирургии. Этот учебник стал его главной книгой. Все остальные он оставлял на потом, когда будет свободное время.

После обеда подошел акустик Андрей Калнин и сказал смущенно:

— Слышь, земляк. Чего-то с утра живот болит, спасу нет.

— Давай посмотрим, — охотно вызвался Вася. Больных на лодке по-прежнему не было. Он уложил акустика на короткий диван в кают-компании, осторожно дотронулся до живота. В правой половине живот был болезненный, слегка напряжен. «Дефанс», — отметил он про себя и спросил:

— Рвота была?

— Вырвало разок ночью, — признался Калнин.

Сомнений, что это классический аппендицит, у Васи не было. Постоянные сомнения появятся потом, когда он станет опытным хирургом.

Вася знал, что в подобных ситуациях на подводных лодках фельдшера избирают тактику выжидания. У большей части больных образуются инфильтраты, они протекают медленно и чаще всего лодка успевает вернуться с позиции обратно и сдать больного в госпиталь. Если же процесс течет бурно и наступает перфорация отростка, а лодка находится далеко от своих берегов, больной погибает. Случаи эти достаточно редки. За годы войны на бригаде их было только три. Дважды на «Малютке» и один раз на «Щуке». Избежать этого невозможно. Держать на каждой маленькой и средней лодке врача-хирурга и все необходимое оснащение — непозволительная роскошь. Врачей и так не хватает.

Упрямый Андрей никак не хотел покидать свою выгородку и уступать место второму, менее опытному акустику.

— Посижу немного, может, полегчает, — говорил он, но время шло, а облегчение не приходило. Временами он морщился, хватался рукой за живот, несколько минут сидел неподвижно с застывшими, устремленными в одну точку глазами. Затем лицо его ненадолго прояснялось и он сообщал: — Отпустило чуток.

Васятка доложил командиру о случившемся. Выслушав его, Макареев нахмурился, сказал:

— Только этого нам не хватало. Что ж теперь делать?

Вопрос этот предназначался, по-видимому, себе самому, но Вася с готовностью ответил:

— Я могу его прооперировать, товарищ командир. Инструменты есть.

— Сумеешь? — спросил старпом. — Ты ж только на третьем курсе. Еще больше двух лет учиться.

— Ну и что? — удивился Вася. — Сколько раз видел, как делают, ассистировал во время операции.

— А сам делал?

Он едва не ответил утвердительно, так у него чесались руки, подумал: «Случись какое-нибудь осложнение, у кого спросить совета? Не у кого». Поэтому, мгновение помедлив, ответил:

— Нет, самому не пришлось.

— Видела баба, как суседка рожает, да больно не было, — мрачно пошутил командир. — Отставить операцию. Наблюдайте за больным.