Александр Воинов - Отважные (С иллюстрациями) Страница 9

У левой стены были сколоченные из толстых досок, почерневшие от времени широкие нары. На них сидели двое старых мужчин в рваных ватниках и худенькая девочка в косынке и потертом пальто. В дальнем темном углу лежал человек, укрытый грязной шинелью.

За спиной гулко стукнула дверь и заскрипел засов. Коля медленно подошел к нарам и присел с краю.

Старики удивленно взглянули на него.

— Ну вот, за детей уже взялись!.. — сказал один из них; лицо его было изборождено следами оспы.

Девочка перестала плакать и с удивлением посмотрела на Колю. То, что рядом оказался худенький мальчик, который был так же несчастен, как и она, успокоило ее. Девочке было лет пятнадцать; две тоненькие светлые косички выглядывали из-под косынки.

— Садись сюда! — сказала девочка и подвинулась ближе к стене, уступая место. — Как тебя зовут?..

— Коля! А тебя?

— Мая!

— Я тебя на улице видел.

— И я тебя видела.

— Ты на Костромской живешь?

— На Костромской.

— Твой отец в депо работал?

— В депо.

— И мой в депо… Машинист…

— А мой слесарь. Как твоя фамилия?

— Охотников!

— А моя — Шубина. О твоем отце папа часто рассказывал… Он усатый такой, сердитый. Все время на слесарей ругался.

Но Коля не хотел говорить об отце. Он спросил:

— Тебя за что забрали?

— Хотели отправить в Германию, а я спряталась.

— А тебе сколько лет?

— Четырнадцать… Но в комендатуре сказали, что я вру и что мне шестнадцать…

— А мне уже пятнадцать, — соврал Коля; ему не хотелось быть моложе этой девчонки.

— Тебя за что? — спросила она.

Коля насупился.

— У меня мать убили, — сказал он, — а я от дяди Никиты убежал. Потом он меня поймал — и сюда.

— Это какой дядя Никита? Тот, что у бургомистра работает?..

— Он самый, — подтвердил Коля. — Хотел взаперти меня держать, а я убежал… И опять убегу.

Мая вздохнула:

— Отсюда не убежишь! — И она глазами показала на черные подкованные сапоги, которые топтались в светлом квадрате окошка.

— А я убегу! — с упорством повторил Коля.

Человек, лежавший в углу, стянул с головы шинель и приподнялся на локте.

— Что-то голос знакомый, — сказал он, и Коля сразу узнал в нем того самого пленного, которого пытался спасти во дворе дяди Никиты. — Эй, и ты здесь? Вот не ожидал! Как же тебя сцапали?

— Сцапали вот, — хмуро ответил Коля.

Человек покачал головой.

— Не ожидал я тебя здесь увидеть… — Он сполз на край нар и протянул Коле руку. — Ну, малый, давай познакомимся. Зови меня Мишей… Не за меня ли тебя сюда упрятали?..

— Нет, — сказал Коля. — Меня дядя предал.

— А что они с тобой хотят сделать?

— Не знаю.

Миша улыбнулся;

— Не падай духом! Главное — держаться. А там видно будет…

Один из стариков вздохнул:

— Когда-то я в этот подвал купцу Дорофееву муку привозил. Вот уж не знал, что буду дожидаться здесь своего последнего часа!..

Глава седьмая

СЛОЖНЫЙ УЗЕЛ

Бургомистр Блинов появился вскоре после того, как город оккупировали гитлеровцы. Кем был он до того дня, когда комендант города Курт Мейер ввел его в городскую управу, для всех оставалось тайной. Сам Блинов говорил, что он долгие годы учительствовал в Белгороде, но однажды, когда его спросили, как называется центральная улица этого города, он в ответ промычал что-то нечленораздельное.

С первых же дней новый бургомистр дал понять населению, что он не сторонник суровых репрессий. Облав на базаре и в городе стало гораздо меньше. Несколько щедрее стали выдаваться пропуска для переезда в другие города. А когда начался набор молодежи для отправки в Германию, он отдал медикам распоряжение: по возможности, освобождать всех, у кого плохое здоровье.

Вскоре по всему городу был пущен слух, что бургомистр связан с подпольем. Но, после того как на базарной площади повесили трех партизан, а затем и Екатерину Охотникову, эти слухи рассеялись.

Тем не менее население города ощущало разницу между Блиновым и комендантом города Куртом Мейером. Курт Мейер не скрывал своей жестокости, а Блинов осторожно, но постоянно подчеркивал, что он в самых тяжелых условиях продолжает защищать интересы жителей. Именно поэтому он не любил присутствовать при казнях. Когда же Курт Мейер заставлял его являться, то каждый по удрученному лицу бургомистра мог видеть, каких больших душевных мучений стоило ему это страшное зрелище.

Блинову было лет сорок пять. Его широкое, тщательно выбритое лицо постоянно сохраняло корректное и приветливое выражение. Особенно когда он, развернув плечи, шел по улице (а он любил ходить без охраны), приподнимая шляпу и раскланиваясь с теми, кто хоть раз побывал у него на приеме.

Про него говорили, что он большой ценитель искусства. Случилось так, что при отходе из города советские власти не успели эвакуировать картинную галерею местного музея. Все картины уже были тщательно упакованы, но человек, которому было доверено это дело, где-то замешкался, потерял много времени, и, когда наконец подъехали машины, на погрузку не осталось времени — гитлеровские танки уже вышли к Сейму.

Некоторое время ящики с ценностями валялись в подвале городского музея, но, когда власть в городе принял Блинов, он разыскал одного из старых работников музея, Григория Фомича Трапезникова, который больше сорока лет своей жизни отдал любимому делу. Блинов приказал ему вернуться в музей и расставить экспонаты по своим местам.

Вскоре музей открылся вновь. Картины висели в том же порядке, что и раньше. Блинов приходил сюда и с видом знатока любовался полотнами художников. Однажды он прислал в музей комиссию, которая сделала подробную опись картин и оценила каждую из них в немецких марках.

Через несколько дней после этого в музее появился комендант города Курт Мейер.

Высокий, плотный, в мундире полковника СС, он стремительно прошел по анфиладе комнат в сопровождении адъютанта и помощника бургомистра Никиты Борзова. На его мясистом лице с крутым лбом и массивным подбородком не выражалось никакого интереса к тому, что он видел.

Адъютант едва поспевал за ним. И уже совсем позади, стараясь не отставать, семенил щуплый Никита Борзов.

Обежав все комнаты и вновь вернувшись к центральному входу уже с другой стороны, Курт Мейер вдруг круто остановился, вынул платок и долго вытирал им потную шею.

— Плехо… Ошень плехо! — сказал он, качая головой. — Где портрет Адольф Гитлер?.. Я вас спрашивайть!..

Борзов суетливо развел руками:

— Наш недосмотр, господин Мейер! Будет сделано.

— Гут!.. — сказал Мейер и, не попрощавшись с Григорием Фомичем, пошел к выходу.

Когда эта троица укатила в машине, Григорий Фомич позвонил по телефону Блинову, чтобы сообщить об этом внезапном посещении.

Тот выслушал и сухо поблагодарил.

Нет, понять, что думает и чего хочет Блинов, было невозможно! Он вел свою игру, никого в нее не посвящая. Даже Курт Мейер, которому было свыше предписано назначить Блинова бургомистром, перестал ему доверять. Вскоре Мейер понял, что в Берлине у Блинова крепкие связи. Каковы они? Он терялся в догадках. Запрос в центральное управление гестапо принес лишь неприятности. Ему сухо ответили: «Не лезьте не в свое дело». По дерзкому поведению бургомистра было похоже, что он вовсе не собирается признавать над собой власти Курта Мейера и даже, если потребуется, напишет на него любой донос.

Отношения бургомистра Блинова и коменданта города Курта Мейера были не из лучших. Но особенно они ухудшились после того, как Курт Мейер узнал, что Блинов обвел его вокруг пальца, заставив оценить картины, которые, как выяснилось, стоят миллионы марок.

Попробуй теперь взять их! Блинов тут же сообщит об этом в Берлин.

Мейер так и не мог понять, почему русский Блинов пользуется не меньшей поддержкой сверху, чем он, истинный немец, примкнувший к гитлеровскому движению еще до того, как свершился переворот тридцать третьего года. Он стремился проникнуть в тайну прежней жизни бургомистра и послал специального человека в Белгород, чтобы проверить, действительно ли Блинов служил там учителем. Через три дня ему доставили неопровержимые доказательства — Блинов говорил правду.

Курт Мейер пробовал установить за ним слежку, но через неделю получил строгий выговор из Германии. Откуда и каким образом там могли об этом узнать, Мейер не мог понять. Его только поставили в известность, что Блинов наделен чрезвычайными полномочиями и хотя он русский, но обладает всеми правами коренного немца…

Курт Мейер знал, что в городе осталась сильная подпольная организация русских. Иногда ему казалось, что он уже держит нити в своих руках, но они тут же рвались. Время от времени удавалось схватить подпольщика, но даже под страшными пытками он не выдавал товарищей.