Сергей Дышев - Почти живые Страница 9

— Так, — бормочет он. — Двенадцатого у меня переговоры. Тринадцатого я занимаюсь растаможкой. Четырнадцатого, это суббота, у меня с ребятами бильярд и сауна, святой день. Пятнадцатое… Вот, пожалуй, пятнадцатого мы с тобой и распишемся. Столик в «Трех кабанах» я закажу. Гости, тамада, музыка — это все мелочь…

— Нет, — говорит Ольга. — Пятнадцатого не получится.

Глеб вскидывает брови.

— Вас ист лос? — произносит он. — В чем дело?

— Я хочу дождаться, когда маму выпишут, — объясняет она.

— А чего ее дожидаться? — пожимает плечами Глеб. — Она почти выздоровела. Все у нее хорошо.

— Я буду ждать, когда выпишут маму! — упрямо повторяет Ольга.

Никогда прежде она не ощущала в полной мере, что такое сгорать со стыда. Выходит она вместе с Глебом из «Гименея» и нос к носу сталкивается с Димой Новиковым. Ольга замирает на месте как вкопанная. Дима узнает ее, целует руку, что-то спрашивает, а у нее ноги подкашиваются и голова кружится.

Глеб с недовольным видом несет коробки к машине. Дима провожает его взглядом, затем смотрит на табличку магазина и переводит на Ольгу недоуменный взгляд.

— Тебя можно поздравить? — тихо спрашивает он и меняется в лице. Ольга, как дура, пожимает плечами.

Дима откашливается, зачем-то смотрит по сторонам. Глеб высовывается из машины и кричит:

— Тебя долго ждать?!

Дима пристально смотрит ей в глаза. Она не выдерживает этого взгляда.

— Сергей знает? — спрашивает он.

Она отрицательно качает головой, и ей кажется, что земля проваливается под ней. Боже, сколько эмоций появляется на лице Димы! Он не может поверить тому, что видит и слышит.

Глеб, действуя на нервы, начинает сигналить.

— Твой жених? — спрашивает Дима. — Хороший парень.

Его слова рвут ее сердце на части. Она понимает, что долго не выдержит и сейчас упадет.

— У меня к тебе большая просьба, — с трудом произносит она. Язык не поворачивается, скулы сводит. — Пожалуйста, если можешь, напиши Сереже сам… Я пробовала, но… но не могу этого сделать…

— Хорошо, — отвечает Дима. Его лицо серое и злое. Он рассматривает ее глаза, словно хочет понять, где в человеке прячется измена. Затем поворачивается и молча уходит.

— Ты что, к водосточной трубе приросла? — кричит Глеб.

Она смотрит Диме в спину.

«Вот и все, — мысленно повторяет она. — Вот и все. Самое страшное позади. Остается только терпеть и ждать. Время все залечит…»

Она думает так, а у самой в груди сердце замирает. И тут она представила, что это вовсе не Дима, а Сергей от нее уходит. Ее любимый, родной, единственный. Ее верный, сильный и мужественный человек. Уходит навсегда, навеки…

Она срывается с места, словно на соревнованиях по спринтерскому бегу. Бежит, едва не падая, за Димой, что-то кричит. Он оборачивается. Ольга останавливается, пытается справиться с дыханием.

— Не надо, — бормочет она. — Я передумала. Я сама. Ты вообще ничего ему не пиши…

Поворачивается и медленно идет к машине. Глеб дает задний ход. «БМВ» возле нее. Ольга продолжает идти, не замечая ничего вокруг, а машина неотступно движется рядом.

К вечеру рота вернулась на базу. Сергей скинул на пол жилет с пустыми магазинами и затолкал его ногой под койку. Есть не хотелось, и он пошел спросить, не было ли для него писем. Потом спустился к реке, намылил помазок и долго рассматривал свое почерневшее лицо в осколке зеркала.

Бойцы мылись, согревали чай на чадящих соляркой пустых коробках из-под патронов, спали, повалившись друг на друга у катков боевых машин. Кто-то вытаскивал из своих рюкзаков консервные банки, откуда-то появились бутылки с водкой, кто-то расставлял и пересчитывал на газете эмалированные кружки. Неподалеку, на речном каменистом островке, энтузиасты подвесили на палках барашка, вспороли ему брюхо, вываливая синие внутренности, а потом стали сдирать кожу, хватаясь за желтую шерсть. Было спокойно и даже весело. И сыпались за импровизированным столом боевые истории одна невероятнее другой, и ржали, гоготали небритые дядьки в выцветших тельняшках, и кого-то бросали в реку прямо в одежде под лай развеселившихся овчарок… А потом еще раз наполнили кружки, замолчали, притихли, посуровели. И по очереди стали называть фамилии тех, кого сегодня не стало. Поднялись на ноги, не чокаясь, выпили по глотку вонючей самопальной водки. Покурили молча, поглазели на темнеющие тихие горы, разобрали кружки и пошли по палаткам…

Сергей уснул сразу. Вторую неделю он не получал писем от своей любимой.

ГЛАВА 5

Она поняла это недавно: когда на душе очень тяжело и ситуация кажется безвыходной, надо расслабиться, перестать лгать и лицемерить, и тогда бог подскажет, что делать.

Она держит в руке горящую свечу и не сводит взгляда с пламени. Воск плавится и напоминает слезы. Огонек изгибается, словно танцовщица в ослепительно желтом сари. Голоса хора отзываются эхом под высокими сводами. На нее смотрят лики святых, но она спокойна. Душа ее открыта, намерения чисты.

Она даже не замечает Глеба. Он где-то рядом. Его тяжеловесная фигура в темном костюме напоминает тень. Хор тянет высокие ноты. Ольга почти не разбирает слов, но испытывает легкий трепет, и пальцы невольно тянутся ко лбу. Глеб поворачивает голову и с иронией смотрит на нее. Он принципиально не крестится. Венчание для него — всего лишь модный обряд. Он все время повторяет, что ненавидит лицемеров, которые ходят в церковь и корчат из себя кающихся грешников. Ольга с ним согласна, хотя его слова о лицемерии — тоже лицемерие. Глеб позер, он озабочен только тем, чтобы заострить ее внимание на своей уникальности, независимости и самостоятельности.

Священник стоит напротив них и нараспев читает псалмы. Он кажется уставшим. Наверное, ему каждый день приходится венчать пары, подобные этой, и потому он не обращает внимания на беспрестанный писк мобильного телефона, который доносится из кармана шафера. Ольга старается не смотреть на этого упитанного детину с коротким «ежиком» на голове. Он так сильно похож на пингвина, что Ольга боится рассмеяться. Челюсть шафера беспрерывно движется. Он жует жвачку и тупо смотрит на иконостас.

Священник отрывает взгляд от Евангелия и подходит к ним. Глаза у него умные и проницательные. Ольга чувствует, как свеча медленно проскальзывает через ее кулак. Она сжимает пальцы еще сильнее, но это мало помогает. Пламя свечи трещит, волнуется и вдруг гаснет. Священник продолжает ритуал. Монотонным голосом, в котором нет ни любопытства, ни сомнения в ответе, он спрашивает у Глеба:

— Не давали ли вы кому-либо обещания жениться?

Глеб улыбается и разводит руками:

— Естественно, нет!

Священник поворачивается к Ольге. Она смотрит на его бороду с проседью, на глаза, чуть прикрытые густыми бровями. Священник подносит к ее лицу серебряный крест.

— Не давали ли вы кому-либо обещания выйти замуж?

— Давала, — спокойно отвечает она.

Крест опускается. Священник смотрит на невесту с недоумением. Глеб поворачивает к ней лицо. Шафер перестает жевать, глупо моргает, а потом чиркает зажигалкой, чтобы зажечь свечу Ольги. Но зажигалка не срабатывает. Отлаженный сценарий дает сбой.

— Не понимаю, — произносит священник очень тихо. Он еще надеется на то, что Ольга не поняла его вопроса, что недоразумение сейчас разрешится. — Вы собираетесь стать женой Глеба по своей воле?

— Нет, не по своей, — упрямо отвечает Ольга, ибо это правда.

— Ты что несешь? — сердито произносит Глеб и трогает ее за плечо. — Тебе плохо?

— Да, плохо!

Священник отходит от них, закрывает Евангелие, кладет на него крест. Хор замолкает. В церкви повисает гробовая тишина.

— Я не могу продолжать обряд венчания, — говорит священник.

— Что значит не можете?! — возмущается Глеб. Все, скандал обеспечен. — Я же все оплатил!

— Свои деньги вы получите обратно, — заверяет батюшка.

— Не слушайте вы ее! — Глеб срывается на крик и сильно сжимает Ольге локоть. — Она не соображает, что несет! У нее бзик! Она переволновалась! Может, вам еще дать баксов? Сколько надо? Двести? Триста?

— Это невозможно, — спокойно отвечает священник.

Ольга с облегчением кладет свечу на маленький столик, похожий на подставку для нотной тетради. Шафер начинает жевать с удвоенной силой. Кажется, он с трудом скрывает улыбку. Такого прикола он еще не видел.

Глеб хватает Ольгу под руку и выводит из церкви. Она едва не наступает на подол платья. На ступеньках у нее подворачивается каблук. Она снимает туфли и идет босиком.

— Ты вела себя как идиотка! — сквозь зубы произносит Глеб. Его лицо красное, злое. — Я убью тебя, понимаешь? Убью!