Игорь Болгарин - Расстрельное время Страница 9

— Эх, Петр Николаевич! Уж сколько лет вместе с тобой. Верил. И сейчас хочу верить. Изо всей силы хочу. А почему-то не очень получается… — И, вспомнив что-то важное, Фостиков добавил: — И что интересно: уходят не тайком, не ночью.

— Кто? — не сразу понял Врангель.

— Дезертиры… Как их еще называть? Сговорятся человек десять — пятнадцать односельчан, попрощаются с остальными, которые остаются — и уходят. Днем, без страха. И заметь, никто им в спину не стреляет, предателями не обзывают. Видать, многие о том же самом думают, только еще не решились. Кто большевиков боится, кто зимы, кого кровавые грехи к ним не пускают.

— Вредные слова говоришь, Мишка! Не достойные российского генерала. Если бы хорошо не знал тебя, приказал бы расстрелять.

— Правдивые слова говорю, выстраданные. Врать не умею, льстить тоже. И ты это знаешь, — спокойным голосом ответил Фостиков. — Есть и преданные нам люди. К сожалению, их все меньше. Они будут с нами до конца. Но мы с тобой, Петр Николаевич, должны предвидеть любой конец. И сделать все, чтобы он не был слишком печальным ни для них, ни для нас. Во время бессонницы я все чаще об этом размышляю.

Врангелю не нравилось все, что говорил Фостиков. Но и не выслушать его размышления он не мог. Фостиков — один из тех немногих, кому он всецело доверял, а разочарование, увы, поселилось не только в его душе. Врангель и сам стал все чаще подумывать о том, что приближается печальный конец. Все события последнего времени были против его армии. Замирение Польши с большевиками, отказ Симона Петлюры от сотрудничества с ним, признание французами и англичанами «де-факто» Советской России и в связи с этим уменьшение союзниками военных поставок. Наконец, последнее поражение на Каховском плацдарме и почти полное вытеснение его армии с Правобережья Днепра, а потом и из Северной Таврии.

После ухода Фостикова Врангель еще долго ворочался на своей жесткой постели, продолжая мысленно с ним спорить. Неправда, в Крыму можно до весны отсидеться, а с наступлением тепла, укрепив за зиму армию, снова выступить против большевиков. В разоренной России за время длительной зимы большевики порядком себя дискредитируют. Весна всегда приносит надежду на лучшее. Многие его сторонники вновь потянутся к нему. Верил он и в то, что союзники не оставят его в беде. И вовсе не из сочувствия. Они просто не смогут отказаться от тех финансовых долгов, гарантом которых он является. Большевики не вернут же им ни копейки.

Но как пережить эту блокадную зиму? На просьбы о помощи продовольствием ни Англия, ни Франция пока не ответили. А если откажут? В Крыму вместе с семьями, которые приехали сюда с отступающей армией, скопилось около шестисот тысяч его сторонников. Они надеются только на него. Да коренное население! Все вместе это составляет примерно около миллиона. Прав Фостиков: без посторонней помощи такое количество людей ему не прокормить. Значит, уже к середине зимы начнется голод, а следом — грабежи, убийства. Как итог: его предадут даже самые верные соратники.

Не раз и не два ему приходили мысли о бегстве из Крыма. Большей частью они были спонтанные. Но сейчас, после разговора с Фостиковым, он стал все больше склоняться к этому.

Наивный Фостиков! Под каким предлогом он, Врангель, станет просить у большевиков перемирие? Ответ он знает заранее: безоговорочная капитуляция.

Избежать позора можно лишь в одном случае: покинуть месте с армией Крым. Во всяком случае, к этому надо быть готовым. Распоряжения о подготовке к эвакуации надо будет отдать в ближайшие дни. И не следует медлить. Лучше сделать это сегодня. Да-да, именно сегодня! Причем постараться, чтобы это распоряжение не стало достоянием гласности. Иначе решимость покинет даже тех, кто был готов сражаться до конца. Армия будет побеждена даже раньше, чем покинет крымские берега.

В тишине коридора гулко прозвучали уверенные шаги, прозвенели шпоры: это шел к нему на доклад начальник штаба Шатилов. Насколько помнил Врангель, он в последние годы служил всё больше в штабах и не имел никакого отношения к кавалерии. Был начальником штаба у Деникина, уволен из армии, в Константинополе переждал все армейские преобразования, и вновь, уже по приглашению Врангеля, вернулся начальником штаба. За годы их знакомства Врангель ни разу не видел Шатилова в седле. Но сколько он помнил, Шатилов не снимал с сапог шпоры, и они у него были самые звонкие, самые голосистые. По этому звону Врангель даже на улице издали узнавал: где-то рядом находится Шатилов.

Начальник штаба вошел без стука. У них с Врангелем был уговор: если занавески в кабинете командующего были раздвинуты, он бодрствует и можно входить без предупреждения.

— Доброе утро, Петр Николаевич! — бодро поздоровался Шатилов.

— А что, у вас есть сведения, что оно доброе? — с легкой иронией в голосе спросил командующий.

— Утро всегда приносит надежды. С позиций приехали генералы Кутепов и Абрамов[13]. Я даже не успел их ни о чем расспросить.

Внизу возле входа в салон-вагон он услышал голоса. Узнал характерный басок генерала Кутепова и хриплый сварливый баритон командующего Второй армией генерала Абрамова.

«Чтобы покинуть позиции в такую рань, надобны веские причины», — подумал Врангель.

— Что же они там топчутся? — спросил Врангель. — Были бы вести хорошие, они бы и среди ночи меня разбудили.

Шатилов открыл дверь в коридор, и в кабинет один за другим вошли Кутепов и Абрамов. По всему было видно, они тоже провели бессонную ночь. Одежда у обоих была измята, сапоги в грязи, и оба резко пахли древесным дымом.

Потянув носом воздух, Врангель спросил:

— Что это вы, на солдатскую махорку перешли?

— Кострами обогреваемся, ваше превосходительство. Ночь была клятая, морозная. В окопе огонь не разведешь, дымом задавит. В землянке и того хуже.

Врангель обрадовался появлению Кутепова. На его войска была возложена оборона всего Крымского перешейка — от Азовского моря и до Каркинитского залива на Черном. Больше суток Врангель не мог связаться с Кутеповым: то отсутствовала связь, то его не могли нигде отыскать. Что делается на позициях, Врангель знал по отрывочным докладам комдивов, с которыми удавалось связаться. Но целостная картина никак не складывалась, и Врангель надеялся, что ее сейчас прояснит Кутепов.

— Солдаты находят на местности впадины, там разводят костры, греются, — продолжил Кутепов. — Хотя… ночью начала донимать большевистская артиллерия.

— Вот как? — удивленно вскинулся Врангель.

— Стреляют издалека и не точно.

Прокопченные дымными солдатскими кострами, оба генерала бесспорно знали обстановку на позициях. Но по извечной привычке, если все было хорошо, они сразу же подробно и многословно докладывали. Если же успехов не наблюдалось, опасаясь начальственного гнева, сперва они долго жаловались на отвратительную погоду — лютые холода или невыносимую жару, на плохую одежду, несвоевременный подвоз боеприпасов, словом, на все, что могло несколько приглушить начальственное раздражение, и лишь потом переходили к изложению обстановки.

Врангель хорошо знал эту привычку своих подчиненных и понял, что ничего хорошего они ему не скажут. Поэтому сразу же прервал Кутепова и в упор спросил о главном:

— Что на позициях? И, пожалуйста, без всяких утешительных словес и оправданий. Точно и безжалостно.

Кутепов прошел к висевшей на стене карте, поискал взглядом на привычном месте указку, но ее там не оказалось. Тогда он извлек из одного из своих бесчисленных карманов «вечное перо» и, водя им над картой, коротко и печально — так читают некрологи — доложил:

— За истекшие сутки большевики ещё больше активизировались. Большевистская Вторая конная армия попыталась взять село Рождественское, но конница полковника Назарова отбила его и нанесла красным ощутимый фланговый удар. К сожалению, та же Вторая конная ночью попыталась взять Геническ и оседлать путь к Чонгарской переправе. И здесь тоже пока отбились.

Кутепов замолчал, ожидая, как отреагирует на это сообщение главнокомандующий. На лице Врангеля лишь заметнее проступили желваки, он коротко попросил:

— Продолжайте.

— Первая конная захватила Асканию-Нову, и сейчас ведет бои в районе Громовки.

«Громовка — это уже угроза правой стороне Крымского перешейка, Перекопу. Ещё день-два, и большевики полностью займут позиции вдоль всего перешейка. Не успевшим уйти из Северной Таврии в Крым войскам придется к переправам пробиваться с боями», — подумал Врангель. Но что-то не складывалось в его голове. Откуда вдруг здесь взялась большевистская Первая конная?

— По моим данным, Первая конная сейчас находится в районе Апостолово, — мрачно не согласился Врангель. — Движется к Бериславу…

— К сожалению, ваши сведения на сутки устарели, — извиняющимся тоном сказал Кутепов. — Сегодня на рассвете Первая конная Буденного вышла на нашу оборону в районе Громовки. Её разъезды были замечены в районе Орлянска и Михайловки.