Михаил Рывкин - Хроника страшных дней. Трагедия Витебского гетто Страница 9

В дни обороны Витебска действовало также несколько полевых передвижных госпиталей.

Люди военного поколения хорошо помнят лаконичные сообщения Совинформбюро[15] о положении на фронтах и партизанском движении. Их ждали и верили им безоговорочно, даже когда в потоке новостей звучала горькая правда.

Однако населению, находившемуся непосредственно на пути движения вражеских войск, подобные сообщения не давали сколько-нибудь реального представления о смертельной опасности, нависшей над их жизнями, и тем самым еще больше дезинформировали, не оставляя времени для спасения.

27 июня в сообщении Совинформбюро впервые появилось упоминание о Минском направлении. В частности, говорилось о том, что «отбито наступление крупных танковых частей противника». А ведь уже утром 28 июня Минск был занят немцами.

Витебск на протяжении первых трех недель войны в сообщениях Совинформбюро не упоминался ни разу, впервые он был назван 12 июля 1941 года: «В течение 12 июля проходили упорные бои между нашими войсками и войсками противника на Витебском направлении, в результате боев каких-либо существенных изменений не произошло». Совсем никаких? И взятие немцами Витебска 11 июля тоже не явилось «существенным изменением» на этом направлении?

В июне 1941 года, незадолго до нападения гитлеровской Германии на Советский Союз, была образована ударная группа немецких армий «Центр», которая была нацелена на Москву. В ходе продвижения этой группировки в глубь советской территории Витебск оказался в зоне ее активных боевых действий.

В первых числах июля в районе Витебска сложилась тяжелая обстановка. Авангардные части из группы армий «Центр» стремительно продвигались к городу.

Вот хроника боев.

8 июля

Взвод 37-й стрелковой дивизии во главе с майором Рожковым (20-я армия генерала П. А. Курочкина), рота Осоавиахима и бойцы народного ополчения заняли оборону Старого моста (ныне мост им. Кирова).

Утром в Витебск прибыл командующий 19-й армией генерал И. С. Конев. После встречи с защитниками моста он оставил им группу своих пехотинцев, несколько танков «КВ» («Клим Ворошилов». — Авт.) и отправился на артиллерийскую батарею, расположившуюся недалеко от моста.

Первая рота Осоавиахима, занимавшая оборону на левом (восточном) берегу Западной Двины от Старого моста до летнего гарнизонного военного лагеря им. Воровского (ныне район парка «Мазурино»), отбила обе попытки неприятеля переправиться на левый берег реки.

Весь день вражеская авиация и артиллерия наносила удары по городу. Остановилось трамвайное движение, опустевшие вагоны так и оставались стоять в разных местах города.

Опасаясь переправы и выхода вражеских войск на Смоленское шоссе, по приказу командования был взорван Старый мост и подорваны береговые пролеты Нового моста (ныне мост им. Героя Советского Союза Ф. Т. Блохина). Для осуществления взрывов в группу подрывников был прислан крупный инженер, специалист по строительству мостов Борис Бенцианович Магергут.

9 июля

С рассвета вражеская авиация возобновила атаки на город. В бою погиб командир батареи. Генерал И. С. Конев принял на себя управление огнем.

Подразделения 20-й танковой дивизии 3-й танковой группы генерала Г. Гота прорвались в город и овладели его западной окраиной в районе железнодорожного моста.

Армейские части и прибывшие утром курсанты Лепельского военного училища удерживали территории, прилегавшие к Городокскому шоссе (ныне улица Ленинградская. — Авт.).

В 17.00 начальник штаба 23-го механизированного корпуса 19-й армии сообщил командиру 220-й мотострелковой дивизии, что Витебск пал…

Около полудня из Витебска ушел последний эшелон.

10 июля

К полудню полыхал весь город. Несмотря на яркое солнце, высокое пламя над горевшим городом было видно издалека. Никто не тушил пожары.

В течение дня подразделение 220-й мотострелковой дивизии 19-й армии вместе с ополченцами дважды выбивали гитлеровцев из восточной части города.

В 3.00 ночи стрелковый полк 220-й дивизии переправился в центре города на западный берег реки и внезапным ударом разгромил штаб германского соединения, уничтожив шесть офицеров и одного генерала.

К исходу дня 20-я и 12-я танковые дивизии 3-й танковой группы Г. Гота заняли восточную часть Витебска.

В трехтомном военном дневнике бывший начальник Генерального штаба сухопутных войск немецко-фашистской армии генерал-полковник Ф. Гальдер писал:

«11 июля 1941 года, 20-й день войны

…б) командование противника действует энергично и умело. Противник сражается ожесточенно и фанатично;

в) танковые соединения понесли значительные потери в личном составе и материальной части. Войска устали…»[16].

Все эти дни в городе полыхали пожары. Поток людей, несущих на себе домашний скарб, направился на Смоленск. Туда же двигались отступающие воинские части.

Беженцев со Смоленского шоссе стали сгонять потому, что они затрудняли отступление воинских частей, а толпа с разноцветными узлами на плечах могла привлечь внимание немецких самолетов.

На месте недавнего города торчали обгорелые кирпичные стены, печи, трубопроводы. Повсюду были разбросаны железные кровати. Среди этого пожарища кое-где виднелись редкие оазисы несгоревших зданий: каланча и дома вокруг нее, здания горсовета и горкома партии, собор.

Городские улицы стали непроходимыми: обвалившиеся стены зданий, телефонные столбы, спутанная проволока — все это мешало передвижению даже пеших людей.

Вернувшиеся жители размещались по подвалам, строили себе шалаши, жили и готовили пищу на открытом воздухе и зачастую сами добровольно «уплотнялись» до последнего предела.

Полина Моисеевна Фрумсон тогда жила на Песковатиках, северной деревянной окраине города. Когда начались пожары, этот район загорелся сразу. Кругом стоял плач, крики. Летали немецкие самолеты и разбрасывали листовки. В них говорилось, что немцы несут «новый порядок», что они культурные люди и их бояться не надо. Они принесут свободу всем, «кроме жидов и коммунистов», и таким образом спасут Россию.

Еврейские женщины, жившие на Песковатиках, прихватив с собой детей, побежали прятаться на кладбище. Там же оказалась Полина Фрумсон с братом и мамой. Народу на еврейском кладбище собралось много. Люди пытались спрятаться за могильными плитами, надгробными памятниками.

Сейчас трудно объяснить, почему люди пошли прятаться на кладбище. Может, сработал психологический фактор или возникла неосознанная надежда, что покойники заступятся за живых. В хасидских легендах и преданиях часто упоминается о чудодейственной силе могил цадиков (праведников), могил умерших родителей. А может, просто, когда нам очень плохо, мы вспоминаем, кто мы, и пытаемся найти в этом какое-то спасение.

На кладбище люди пробыли целую ночь. К утру вернулись на пепелища, оставшиеся от домов, и увидели немцев, которые шли со стороны Барвин-перевоза.

11 июля 1941 года после тяжелых оборонительных боев армейские части и батальоны народного ополчения, теснимые превосходящими силами противника, оставили Витебск.

Стихийное бегство населения продолжалось даже тогда, когда немцы уже были в Витебске. Семен Борисович Левин, студент медицинского института, ушел из города 11 июля: «Жена моя, Раиса Абрамовна Богдановская, работала преподавателем медицинского института. Они уехали из Витебска раньше. А мы, студенты, оставались до последнего. Все ждали распоряжений — что делать дальше? А никаких распоряжений не было. Про нас забыли. Мы зашли в райком партии, к секретарю. Думали, нас привлекут в партизанский отряд. Но секретарь даже говорить с нами не стал, только махнул рукой. Бомбили район вокзала, Марковщины. И мы, студенты (нас было десять человек), решили уходить пешком на Велиж.

По дороге мы заходили во все военкоматы, просились в армию. А нам отвечали: «Идите дальше». Мы успели проскочить к своим. Были молодые, здоровые. Шли быстро. Резали дорогу через леса, поля, речушки. А кто был с семьями, тот не успел уйти от немцев».

Вот кровавая хроника тех дней.

С первого дня оккупации город оказался в руках военных властей. Реально их представляли фельдкомендатура и ортскомендатура. Именно армейские части в первые три недели оккупации, еще до прибытия айнзацкоманды-9, нанесли первый удар по еврейскому населению Витебска.

На видных местах в городе были расклеены злобные предупреждения: «За малейшее преступление против немецких властей сжигается ближайший населенный пункт и расстреливается 20 мужчин-заложников».

«Хоть и выглядел я еще мальчишкой, — писал в своих воспоминаниях Иван Мандрик, — а все же страшно было заходить в город, только что захваченный врагами. По улицам его взад-вперед сновали немецкие патрули, грохотала военная техника, время от времени слышались автоматные очереди. Кое-где полыхали пожары, но их никто не тушил — местному населению не до того было, а оккупантов одолевала другая забота… Справа от покореженного здания городской ратуши, у сожженного дома с белыми полуколоннами, лежали убитые женщины, дети и старики. Скорее всего, это были евреи. Смерть настигла кого на ступеньках, кого на тротуаре. На это жутко было смотреть… С одной и другой стороны пустыми глазницами окон смотрели сгоревшие здания. Везде царил дух страха, скорби и злобы…».