Марина Серова - Шаг влево, шаг вправо Страница 11

Лучше бы я возвращалась тем же путем, потому что на Демократической улице из-за ДТП возникла пробка, и до дома я добиралась едва ли не два часа. Впрочем, это время нельзя было считать совсем уж потерянным, потому что мой мыслительный процесс ни на секунду не останавливался. Я анализировала аргументы, которые привел мне Степанов, обвиняя собственных детей в краже, и все в большей степени склонялась к мнению, что они надуманные. Просто у старика не было никакой другой версии, вот он и зациклился на одной-единственной, лежавшей на поверхности. Раз уж его дети догадывались о том, что он прячет драгоценности, значит, именно они их и взяли. Тем более и сын, и дочь нуждались в деньгах. Арине требовалось спасти свой бизнес, а Константину как минимум купить новую тачку. Кстати, трое его коллег отъехали от райотдела на иномарках, пусть и не самых дорогих, а он – на старой отцовской «восьмерке».

Кто-то, скорее всего, полковник Скобцов, дал Константину наводку на отцовскую «заначку». Мотив прибрать ее к рукам у Степанова-младшего был, у его старшей сестры – тоже. Кроме того, у них имелась теоретическая возможность обнаружить и вскрыть тайник (старик частенько надолго отлучался из коттеджа). Только меня все это как-то не убеждало. Да, я не исключала возможности, что Сергей Федорович прав в своих горьких подозрениях, но, будучи сторонницей концепции разумного сомнения, я пыталась выстроить и другие версии. Мысленно вернувшись к бывшему Арининому любовнику, я достаточно быстро поняла, что не стоит терять на него время. Аргументы Степанова в этом случае убедили меня на все сто процентов. Спросив себя, кто еще мог похитить ценности, я вдруг поняла, в какой плоскости стоит поискать ответ, и мысленно перенеслась в далекое прошлое, когда волею судьбы следователь прокуратуры стал хранителем музейных экспонатов, то есть к давнишнему обыску в квартире Хрековой.

Морально-этический аспект импульсивного поступка Сергея Федоровича меня не волновал. Что сделано, то сделано. Гораздо интереснее другое – как к Наталье попали эти артефакты? Действительно ли она не знала о том, что лежит у нее на лоджии в коробке из-под обуви? Может, она увидела в глазок, кто к ней пожаловал, и засуетилась, ведь возвращаться в СИЗО ей, конечно, не хотелось. В дверь звонили и звонили, и Хрекова успела только переложить коробку на лоджию. Затем, стараясь сохранять невозмутимость, беременная женщина вверила себя в руки судьбы, и та сжалилась над ней, подослав к ней доброго следователя.

Итак, Наталья вполне могла догадаться, что Степанов прикарманил золотое содержимое невзрачной карточной коробки. Поговорив с соседями, выступившими в роли понятых, Хрекова узнала, что Сергей Федорович к ним заходил после обыска и выходил один покурить на их лоджию. Это обстоятельство должно было окончательно убедить Наталью в том, что именно следователь и забрал драгоценности. Она могла кому-то рассказать о своих догадках. Например, водителю чиновника Кучаренко, который ей что-то передал в парке, возможно, как раз раритеты из музея… Хрекова могла получить свидание с отцом своего будущего ребенка, Николаем Бирюлиным, и рассказать ему о случившемся. Да мало ли с кем еще она могла поделиться своими соображениями! Пока шло следствие, потребовать у Степанова отдать драгоценности ни для кого резона не было, а вот по окончании судебного процесса кто-то мог предъявить свои права на песочные часы и футляр для молитвослова. Добровольно Сергей Федорович их не отдал бы – ежу понятно. Но, учитывая значительную стоимость антикварных вещиц, нетрудно предположить, что на следователя вполне могли оказать моральное и физическое воздействие. Если бы Степанову пригрозили, что разделаются с его женой, детьми или с престарелыми родителями, он наверняка сдался бы. Но ничего такого не было и в помине.

Уж слишком долго никто не проявлял интереса к драгоценностям, хранившимся у моего клиента! Может, заинтересованное лицо все это время находилось в местах не столь отдаленных? Первым мне на ум пришла фамилия заказчика. Но Кучаренко, кажется, приговорили к высшей мере наказания. Затем я вспомнила про Бирюлина, который и втянул Степанова в эту историю. Я прикинула, сколько ему могли дать – лет десять, не больше. Даже если Николай отсидел свой срок от звонка до звонка, он уже больше десяти лет гуляет на свободе. Однако о музейных ценностях кто-то вспомнил только сейчас…

Пробка на дороге наконец-то рассосалась, а вот мои размышления зашли в тупик. Наконец-то добравшись до дома, я решила спросить совета у гадальных двенадцатигранников. Достав из тумбочки в прихожей мешочек, в котором лежали мои помощники, я прошла в комнату, села в кресло и задумалась над формулировкой вопроса. Мне хотелось знать все и сразу, но двенадцатигранники не называют конкретных имен, они лишь указывают направление, в котором следует двигаться. От этого я и оттолкнулась, спросив у костей: «Стоит ли прислушаться к мнению клиента?» Косточки, брошенные на журнальный столик, немного покрутились и выдали комбинацию: «25+7+17», которая трактовалась так: «Ваши действия должны определяться вашими идеями». Сначала я решила, что получила отрицательный ответ на свой вопрос – не стоит слушать клиента. И только после ужина, точнее после нескольких чашек крепкого кофе, я поняла: было бы неправильно воспринимать совет двенадцатигранников как полный и бесповоротный отказ от версии Степанова. Просто пока что доводы Сергея Федоровича не слишком убедительные. Возможно, мне удастся найти собственные доказательства тому, что Арина и Константин пытаются обвести отца вокруг пальца.

Глава 3

Утром я поехала в фирму «Арина-строй». Примерно на полдороге я услышала звонок мобильника. Судя по мелодии, которую я для него установила, это был Степанов. Притормозив, я ответила:

– Да, Сергей Федорович, я вас слушаю.

– Здравствуйте, Татьяна Александровна, я хочу вам сказать, что собираюсь сегодня выписаться, – торопливо сообщил клиент. – Давление мне сбили, так что делать здесь мне больше нечего. Я вам звоню, чтобы вы зря в «Сантэ» не ездили. Когда у вас возникнет необходимость пообщаться со мной, позвоните мне на сотовый, договоримся о встрече.

– Значит, вас решили выписать? – удивилась я такому неожиданному повороту событий.

– Это я так решил, – поправил меня Степанов. – Чувствую я себя нормально, так что нет смысла и дальше в клинике валяться.

Конечно, вчера Полозов выражал надежду, что общение со мной подействует на Сергея Федоровича благотворно, но я даже не предполагала, что это случится так быстро. Мне показалось, что клиент что-то недоговаривает. Следует выяснить, что именно.

– Сергей Федорович, знаете, а я как раз к вам в клинику собиралась, – слукавила я. – В течение получаса буду у вас.

– Ну, если вы приедете так быстро, еще застанете меня, – заверил меня Степанов и отключился.

Я развернулась, поехала в обратную сторону и минут через двадцать была на месте. Заглянув в палату, я увидела, что пациент там не один. Около его койки, спиной ко входу, стоял невысокий мужчина в белом халате. Оставив дверь приоткрытой, я прислушалась к их разговору.

– Сергей Федорович, поймите, рано вам еще домой, – говорил доктор.

– Я здесь не останусь! – упрямствовал Степанов. – Подготовьте мои документы на выписку.

– Не понимаю, что на вас нашло? Ладно бы вы из муниципальной клиники домой рвались…

– Вот как раз оттуда я бы и не рвался!

– Так, – протянул доктор. – Сергей Федорович, если вас финансовый вопрос волнует, то совершенно напрасно. Ваше пребывание в нашей клинике оплачено на две недели вперед.

– Ну, уж две-то недели здесь валяться я точно не собираюсь.

– Во-первых, вы здесь не валяетесь, а лечитесь. А во-вторых, ваше лечение не закончено. – Доктор выдержал паузу, подыскивая третий по счету аргумент в пользу пребывания больного в клинике, но так и не нашел его. Зато у него возник вопрос: – Сергей Федорович, может, у вас есть претензии к кому-нибудь из нашего персонала?

– Нет.

– Точно?

– Точно, Юрий Васильевич, точнее не бывает!

– Сергей Федорович, вероятно, у вас возникли какие-то срочные дела в городе. Но неужели они не могут подождать? Поймите, здоровье – это самая главная ценность, – продолжил свои уговоры доктор.

– Самая главная ценность – это чистая совесть, – философски изрек Степанов. – Выписывайте меня, выписывайте! Иначе я сбегу.

– Вы как ребенок, ей-богу! Я должен кое с кем поговорить. – Юрий Васильевич стремительно вышел из палаты.

Я еле успела отскочить в сторону. Проводив доктора взглядом, я приоткрыла дверь и спросила:

– Можно?

– Заходите. – Степанов стоял, наклонившись к открытой тумбочке, вынимал оттуда свои вещи и складывал их в дорожную сумку.

– Домой собираетесь? А я случайно подслушала, что доктор не хочет вас выписывать.