Канцлер. Книга третья (СИ) - Шалдин Валерий Страница 11

   - Вот молодец, теперь съешь ещё этот тортик. Что, значит, не лезет уже? С мандаринкой полезет. Как это не хочешь? Ешь, давай, не выкобенивайся. Про нос не забыл? А то будешь ходить без носа, и на лоб татуху придётся набить "Отгрыз Витя".

   - Зачем татуху?

   - А чтоб всем не отвечать на вопрос: "Где твой нос?". Вот ещё пару стаканчиков мороженного и всё, будем считать, что червячка заморили.

   - За что? - ныл периодически Миша. - За что мне такое наказание?

   - За грехи твои тяжкие, отрок! За грехи.

   - Да я только два чугунных люка от колодцев в городе снял и металлистам продал.

   - Два люка? Ну, ты и злодей. Гореть теперь тебе в аду на медленном пламени. Да за такие дела тебя надо, как на каторге, по восемь раз в день кормить. Ешь, лишенец, ещё пирожок с ливером. И на ещё крылышко куриное, это чтоб зарёкся чугунные люки тырить.

   Про свою основную работу Мише велено было забыть, и вообще поменьше ныть и не отвлекать демонов от их дел. А вот Витино обучение Праведника заинтересовало.

   Обычно эта компания свои действия планировала вчетвером. Так считалось. Плюрализм мнений был полный, но не поощрялся. Это был классический дурдом. В двух телах уместились четыре личности, которым приходилось как-то уживаться друг с другом. Главным, естественно, был Лёня Праведник. Далее, по иерархической лестнице, шёл Митрич в образе Миши. Самому Мише слова не давали, а наоборот, гнобили его личность как могли. А Мишина личность даже пыталась, что-нибудь умное вякнуть. Он уже смирился с ситуацией, и теперь хотел быть чем-нибудь полезным для общества. Но его здорово не слушали, а затыкали пирожными и пирожками. Откармливают что ли, думал Миша. Последним в иерархии шёл студент Витя. Витю вообще не слушали, да он и сам как-то не стремился проявлять себя. Кормят, поят, купают, да и ладно. Так что Витино сознание здорово не выпендривалось, а существовало тихо и мирно. Так как видики теперь Высший разум запретил, то Вите приходилось довольствоваться только созерцанием творившегося безобразия, которое делалось его же Витиными руками. Витя заметил, что тело Миши не может подойти к торговцам и купить товар бесплатно, этим даром обладало только его тело. Как оказалось, его тело очень прожорливое. Жрёт и жрёт, а высший разум постоянно приговаривает, что ему надо вкусно питаться. Да куда ещё вкуснее, красная и даже черная икра не выводится, а некоторых сортов колбас и сыров Витя даже и не знал. Только сейчас попробовал. Бывало, Высший разум заглядывал в рестораны: там он опять наедался до изумления за счёт заведения. Наряжали Витино тело тоже в самых лучших магазинах, почему-то всегда бесплатно. Такая жизнь начинала Вите нравиться, немного его смущала судьба его обучения, дело то к сессии подошло. Однако, как оказалось, Высший разум ситуацию контролировал. Да ещё как. Что сказалось на заполнении Витиной зачётки соответствующими зачётами. Лихо так высший разум мог уговорить даже самых несговорчивых преподавателей, что бы те поставили ему зачёт. Остались экзамены, но Витя был уверен, что Высший разум сдаст и их, в этом семестре даже к папе не надо будет обращаться за срочной помощью. Предстояло закрыть такие страшные предметы как Эпидемиология, Онкология, Клиническая фармакология, Судебная медицина и некоторые другие. Витя даже не все и помнил, которые надо сдавать.

   Витино сознание начало замечать, что сокурсники стали к нему как-то по-другому относиться. Если хорошую одежду на Вите они относили на счёт богатого папочки, то внезапное превращение серого и туповатого Витю в передовика получения зачётов, вызывало любопытство у окружающих. Что это с ним, думали сокурсники и сокурсницы, может, съел наш придурашный Чаплыгин что-нибудь, или в лесу, что-то большое сдохло. Как-то странно: шесть лет учился еле-еле, а под занавес вдруг за ум взялся.

   Профессор по клинической фармакологии, большой специалист в своей области и большой любитель латыни, Игорь Юрьевич Ковалевский был уже старый и не любил студентов. Восьмой десяток лет уже пошёл профессору, но он пока ещё не встретился с товарищем Альцгеймером, но брюзжал уже как старый дед, выживший из ума. Студенты перестали нравиться Ковалевскому с 1984 года. Именно тот год профессор считал переломным в интеллекте молодого поколения. До восемьдесят четвёртого студенты ещё хоть как-то учились, а потом студент пошёл нехороший.

   - Не тот студент пошёл, не тот, - качал головой профессор, разговаривая с другими профессорами, - Куда умные подевались? Вот раньше, по пол группы хорошо училось, а теперь, дай Бог, один на всю группу. Деградация, батенька, идёт деградация. Вымираем-с.

   Ещё он бурчал, что сейчас студент думает только о видиках, о ночных барах, о пиве, но не думают о клинической фармакологии. Куда мир катится! Студентки тоже хороши: соревнуются со студентами, кто тупее. Сегодня как раз случился экзамен, и профессор уже заранее накручивал себя против нерадивых студентов и примкнувшим к ним бестолковым студенткам. Да и не осталось уже на этом потоке практически мужиков, одни девки. Половина законченные блондинки. Такой врачихе профессор не доверил бы даже клизму ему поставить. В этой группе, в которой он сегодня собирался принимать экзамен, было целых три мужика. Тьфу, профессор аж расстроился, вспомнив о них. Да какие это мужики, прости господи, без слёз не взглянешь на этих мужиков. Один Чаплыгин чего стоит. Ага, врач будущий. Такому врачу только кузнечиков лечить, даже лягушек ему нельзя доверять, а ему людей доверят, вконец расстроился профессор.

   Профессор запустил в аудиторию первую пятёрку студентов. Он даже несколько удивился, что этот самый Чаплыгин оказался в первой пятёрке. Вот же, вспомнишь о чёрте, он тут как тут. С чего это этот организм попёрся вперёд, даже озадачился профессор. Может, хочет получить по-быстрому свой неуд и убраться свои видики смотреть и пиво пить. А потом за него будут хорошие люди просить: поставь ему трояк, ну, пожалуйста. Вот же горе. А может он озверел, этот Чаплыгин. Или вконец ополоумел. Вон он сидит с тупым выражением на физиономии, тьфу. Даже что-то пишет. Шпаргалки даже не достаёт. Да, блин горелый, я даже отвернусь, списывай родимый. Может хоть со шпаргалок пару умных мыслей напишет. Нет, зараза, даже не чешется. Шпарит что-то на листочке, наверное, вдохновение бреда словил, лишенец. Вот же напасть какая: теперь ещё этот бред слушать надо будет. И никуда не денешься.

   Первыми вызвались отвечать студентки, которые, в общем, учились более-менее нормально. Профессор слушал, как они тараторили ответы на вопросы, и косил взглядом на Чаплыгина. Вот же зараза, уставился своим дурным взглядом в пространство и сидит. Профессор даже своё плохое настроение выместил на хороших студентках, подкинув им по нескольку каверзных вопросов. Те мялись и запинались на ответах, и это ещё самые толковые, с грустью подумал Профессор. Поставив в зачётки трём студенткам по "хорошо", Ковалевский пододвинул к себе зачётку Чаплыгина. Ужас. Одни трояки. Даже четвёрочки какой завалящей не нашлось за весь период обучения. Да ты, Чаплыгин, у нас уникум. Зато склонен к стабильности и постоянству, ага. Постоянству в серости. Ладно, делать нечего, и профессор позвал отвечать очередного студента, того самого Чаплыгина, от которого уже тошно.