Наталья Корнилова - Чужая душа Страница 15

– Значит, вы хотели пожелать хозяйке спокойной ночи?

Она зыркнула на меня еще свирепее:

– Знаете что, девушка. Вы, наверно, девушка, хотите выгородить этого Ельцова, раз Валька-дура, его мать, вас наняла. И ваш этот, Шульгин, тоже хочет его выгородить. Много небось заплатили вам, а? – И, не дожидаясь моего ответа, она продолжала: – Только помяните мое слово – он, этот Ельцов, и убил. Ведь все деньги ему завещаны. Завещание на него, что же еще надо? Ему, да. Она ему и денег давала, и прыгала вокруг него на задних лапках. А он и рад стараться. Вот она и получила, Танька-то. Не надо было с молодым в постель ложиться.

– Что, простите?

– А что есть, то я и сказала.

– Вы думаете, что они были…

– Да любовники они были, я уверена! Ведь этот Леша такой же лживый и двурушный тип, как мамаша его, Валька жирная. Она и в молодости была такая… брехливая и ненастоящая. Еще когда мы в одном общежитии с ней жили, она у нас еду воровала. Танька-то не верила, а я Вальку досконально изучила.

Я кивнула и спросила:

– Когда он пришел, ему открывали дверь вы? Или у него ключи есть?

– Этого еще не хватало! Ключи ему! Связку хренов ему в жопу, а не ключи! – перешла на совсем уж непарламентские выражения старуха.

– Значит, открыли вы?

– А я уже говорила, – упрямо заявила старуха. – Милиционер и следователь меня уже спрашивали. А теперь вот вы, который раз. Одно и то же, одно и то же, а толку никакого.

– Однако…

– Да ладно уж, скажу. Я ему открывала. Я ему все высказала. Я ему сказала строго, по всей правде: «Околачиваешься тут! Наследство близкое ноздри свербит?»

– А Ельцов что?

– Да разве он мне ответит? (Я мысленно с ней согласилась: не ответит. Уж больно грозна старуха.) Припустился бегом к Татьяне наверх. Я его в тот день больше и не видела. Эта квартира – она ведь как аэродром. Можно целый день бродить, да так и не встретить никого ни разу.

Я согласно кивнула.

– Прекрасно. Если вы его в тот день больше не видели, то и не знаете, когда он уходил.

– А что мне его видеть? – Римма Маратовна осклабилась, показывая белоснежную вставную челюсть. – Что тут больно знать-то, милочка? Я и так все давно знаю. А что? Уходил, Татьяну Оттобальдовну пристрелил, да и умотал к своей этой… потаскухе.

«Решительно все не любят Ксению», – подумала я. Впрочем, надо уточнить.

– Но, быть может, помимо Алексея был еще кто-то? Время позднее, да мало ли что? У вас ведь проблемы со слухом, так что могли и не…

– Да, плохо слышу. И нечего в дверь названивать.

– Но каким образом тогда?..

– А вот сейчас покажу! – перебила меня Римма Маратовна. – Сейчас, сейчас. Бим! Биммм!

При этих басовых раскатах я было подумала, что домоправительница в силу почтенного возраста и перенесенного потрясения несколько повредилась в уме.

Но я ошибалась.

В гостиную вбежал жирный французский бульдог, перекатывающийся на кривых коротких лапах, и рыкнул, подбегая к Римме Маратовне. Я вообще не люблю собак, начиная с нашего пса Счастливчика, состоящего из одних кожных складок, зубищ и неуемного аппетита. Но на фоне появившейся скотины наш Счастливчик казался просто идеалом собаки – друга человека.

Тварь воткнулась носом в толстую ногу домоправительницы, фыркая и тяжело дыша. Такое впечатление, что псина пробежала несколько миль, а не преодолела несколько метров по роскошной квартире. При этом она порыкивала и шумно дышала. Впрочем, обитатели этой квартиры вообще издают крайне неприятные звуки.

– Вот, это Бим, – отрекомендовала бульдога домоправительница. – Наш пес, он охраняет дом на случай чего…

Бим свирепо посмотрел на меня и повалился на ковер. Мне немедленно захотелось покинуть эту квартиру.

Римма Маратовна проговорила:

– Он всегда лает, когда кто-то приходит или даже по телефону. Вообще не любит шума. («Только сам его производит», – подумала я.) Днем он спит, а ночью ходит по дому. Все подряд жрет, скотина. И ежели бы после ухода Ельцова пожаловал еще кто-то, тем более незнакомый, Бим поднял бы шум, а то и мог бы в ногу вцепиться гостю.

– Ну и что?

– А на Ельцова Бим не залаял бы. Вот так!

– Белый Бим Черное ухо, – мрачно сказала я.

– Што?

– Ничего, Римма Маратовна. Я просто спрашиваю, почему он не лает, по вашему утверждению, на Ельцова?

– Потому что знает его хорошо. Это ведь Ельцов подарил Бима Татьяне Оттобальдовне. Бим сначала жил у Ельцова, а потом только – у нас. Вот так. Я подозреваю, что наверняка с умыслом подарил. Какую-то выгоду от этого Бима ждал. А я Бима перевоспитала.

Договорив это, Римма Маратовна осуждающе уставилась на меня. В ее глазах ясно читалось: ну сколько можно донимать пожилую женщину всякими глупыми вопросами?

Откровенно говоря, я не знала, как вести беседу дальше. Инквизиторский вид Риммы Маратовны путал все мысли. Было сильное желание позвонить боссу и посоветоваться, но я не стала. Поэтому я спросила первое, что пришло в голову под этим все более давящим суровым взглядом почтенной домомучительницы:

– Скажите, Римма Маратовна, а вот фамилия Куценко вам незнакома?

– Это кто такой? Нет, не знаю.

Ее лицо искривилось. Я вздрогнула и подумала, что мне удалось определить главное: гражданка Ищеева говорит неправду. Говорит неправду совершенно определенно, как врал у себя в кабинете покойный Георгий Станиславыч, когда плел мне про Ельцова. «Не знаю такого», – сказала Ищеева. А я, между прочим, вовсе не упоминала, кто это Куценко – мужчина или женщина.

Тем более что мне уже известно о степени родства между этой суровой дамой и убитым несколько часов назад Куценко.

Почему она скрывает?

– Это директор женского помывочного комплекса номер тридцать, – быстро проговорила я, снова воздерживаясь от прямого указания на пол Куценко, зато голосом подчеркивая, что комплекс женский. – Римма Маратовна, там…

Я хотела сообщить о смерти Георгия Куценко и посмотреть, какое впечатление это произведет на старуху и не пробьет ли это брешь в ее железной обороне. Кроме того, я хотела упомянуть о поездке Татьяны Оттобальдовны Таннер на работу к Куценко. Начинания были похвальными, но я не успела развить свою мысль.

Римма Маратовна прянула на меня всем своим внушительным корпусом и проговорила:

– Я уже все сказала! Мне некогда, извольте уходить!

Я еще барахталась:

– Вы не знаете? А почему вы решили, что Куценко – он, а не она? Ведь эта фамилия не определяет пола.

– Что? Что вы такое несете, милочка? Сколько можно гнусить! И так всем честным людям ясно, что Татьяну Оттобальдовну убил Лешка Ельцов, и убил из-за денег, как последняя продажная тварь! Что вам еще от меня надо, а?

– Вы, между прочим, Римма Маратовна, прописаны в этой квартире, – еще пыталась защищаться я. А потом все-таки решила уколоть злобную домработницу через толстую кожу побольнее: – И, по всей видимости, квартира вам останется. Ее стоимость, спешу вам сообщить, около миллиона долларов. Представляете? Это составляет доход обычной российской пенсионерки за несколько веков. Так что формально вы тоже имеете приличный мотив…

Старуха взрезала воздух своим могучим телом.

– Во-о-он от-сю-да!!! – неистово заорала она, и моим первым побуждением было выхватить свою верную «беретту» и наставить на это «доброе» лицо. – Воннн, я сказала, жалкая ищейка… уродина! Вынюхиваешь? Выслеживаешь? Би-и-им, взять ее-о-о!! – взвизгнула она, и неописуемая гримаса ярости исказила сухие черты длинного лица состарившейся лошади-тяжеловоза. – Взять эту шалашовку, Би-и-и-иимм!

Бим буквально подлетел в воздух, подчиняясь приказу своей хозяйки, и припустил ко мне. Я успела откинуть его ногой, отчего собаку отбросило к стене, и тут же едва успела уклониться от брошенного в меня кувшина, запущенного уже Риммой Маратовной.

Ищеева, кажется, мгновенно и совершенно потеряла контроль над собой, ее трясло от ярости.

Увидев, что меня даже не зацепило, а собака воет у стены с переломанными ребрами, домоправительница заревела, как идущий на взлет авиалайнер «Ту-144», и я тут же слетела вниз по лестнице. Я вылетела в прихожую и рывком распахнула дверь. Мне повезло: я успела выскочить из квартиры раньше, чем меня настиг очередной метательный снаряд, на этот раз тяжеленный цветочный горшок с таким количеством земли, что ее хватило бы, чтобы похоронить меня прямо там, на лестничной клетке.

Но, слава богу, весь удар приняла на себя дверь, содрогнувшаяся под мощным таранным воздействием.

«Ненормальная! – лихорадочно промелькнуло в голове. – Опять мне попалась немного сдвинутая представительница старшего поколения. Конечно, проблема отцов и детей – дело важное, актуальное и болезненное, но зачем же горшками кидаться?»

Но ведь, в самом деле, не драться же с ней, не пускать в ход все свое умение!

Я вышла на лестничную клетку, тяжело оперлась на подоконник и, стараясь отдышаться, глянула в окно. Было очень душно. Московское лето давило не хуже взгляда Риммы Маратовны.