Александр Эртель - Две пары Страница 17

В избе, кроме Митревны, сидевшей подгорюнившись около печки, никого не было. Но стол был покрыт чистою скатертью, на нем лежала коврига пшеничного хлеба и стоял штоф водки с зеленоватым стаканчиком. Митревна, не отымая ладони от щеки, медленно встала, низко поклонилась Сергею Петровичу и на тихие слова мужа тотчас же вышла, принесла нарезанную ветчину на деревянной тарелке, с поклоном поставила ее против Сергея Петровича и снова уселась около печки.

– Ну, что ж, Сергей Петрович, выпей с дорожки-то!

Иван Петров налил стакан и, поднявшись с места, поднес его гостю. Сергей Петрович взял стакан и сразу вылил себе в рот, торопясь проглотить и обжигаясь. «Черт знает, какая гадость!» – подумал он, с усилием сдерживая гримасу, и тут же вспомнил, что, по обычаю, ему не следовало пить первому. «О, черт возьми!» – рассердился он на себя и вдруг ему захотелось как можно скорее отделаться.

– Я к тебе по делу, Иван Петров, – сказал он, отодвигая тарелку с ветчиной и облокачиваясь на стол. – Ты знаешь, я дарю Федору свою чересполосную землю в Ягодном.

– Так-с.

– Это очень выгодно для Федора и вообще это отлично устраивает его судьбу. Ты как думаешь?

– Наше дело сторона, Сергей Петрович. В своем добре всякий волен… А наших тут делов нету.

– Нет, ты понимаешь, что я хочу сказать? Я хочу, чтоб он женился на твоей дочери.

– Как так, чтоб женился? – нахмурившись спросил Иван.

– У нас девка, чай, не безродная какая, – оскорбленным тоном вмешалась Митревна, быстро выпрямляясь и недружелюбно взглядывая на Сергея Петровича, – у ней отец с матерью есть. Вламываться в чужие дела кабыть не пригоже.

– Но какие вы странные!.. Я вовсе не вмешиваюсь. Вы меня не поняли… Я просто сватаю за Федора.

– Помолчи, – коротко сказал Иван Петров жене и обратился к Сергею Петровичу: – У нас девка на выданье, об этом что говорить. Ты ли сватаешь, другой ли кто, – мы милости просим. Только тут не подходящее дело, Сергей Петрович.

– Чем же не подходящее?

– Малый нам неизвестен.

– Принесла откуда-то нелегкая, прости господи, из-за тридевять земель… – вступилась было Митревна.

– Помолчи, Агафья, – остановил ее Иван.

– Но как же неизвестен, когда сам же ты собирал о нем справки?

– Какие такие справки?

– Да сколько он зарабатывает, какого поведения и тому подобное.

– Это я верно, что спрашивал у вашей милости. Но только отдавать за чужака мы не согласны.

– Какой же чужак? Ведь я русским языком говорю тебе, что дарю, – слышишь ли? – дарю ему землю в Ягодном.

– Что ж земля, Сергей Петрович? Землю можно продать – и поминай как звали.

– Невозможно продать. Я дарю только с тем, что он женится на Лизе и вся его семья переселится сюда.

– На этом много благодарны. Но как же теперича семейские его – согласны переселяться?

– Разумеется, согласны… Еще бы!.. То есть, собственно говоря, от них еще не получено ответа, но как же сомневаться? Ты сообрази: даровая земля, чернозем!

– Так-с… – И Иван Петров с непроницаемым выражением на лице побарабанил пальцами.

– Двадцать одна десятина! – кипятился Сергей Петрович, вскакивая с лавки. – Вода! Лес! Грибов одних сколько!

– Землю мы знаем.

– Ну, согласись сам, как же отказываться от такой земли? Ведь это надо быть дураками, идиотами!

– А, значит, касательно переселения ответа еще не было?

– Да что тебе в ответе, Иван?.. – И, оскорбленный недоверчивостью Ивана, взволнованный ожиданием отказа и желанием спасти от неминуемого крушения свои и Марьи Павловны планы, Сергей Петрович решительно произнес: – Наконец Федор прямо заявляет, что если отец на переселение не согласится, он идет к тебе в зятья.

– А как же насчет земли? Земля, значит, останется ни при чем?

– Но ты сам желал взять его в зятья… О земле тогда речи не было! – воскликнул Сергей Петрович.

– Ежели без земли, мы и здесь женихов найдем, – сухо ответствовал Иван.

– Чтой-то ты, Петрович, в самом деле? – опять вмешалась Митревна. – Чтой-то Лизутка-то у нас… Перестарок какой?.. Гляди, с людьми сколько годов хлеб-соль водили… Кум Степан пороги все обил. Аль неволя за первого встречного отдавать?

– Твое дело впереди, помолчи.

– И сватаются-то не по-людски, – не унималась Митревна. – Барское ли дело в сватах ходить?

– Хорошо, – сказал Сергей Петрович, страшно сконфуженный ядовитым замечанием Митревны и давно уже утративший необходимую трезвость мыслей под влиянием стакана отвратительной водки и отвратительной неловкости своего положения, – хорошо: если вы согласны отдать Лизу за Федора, я дарю землю… Я даже сделаю так: сделаю дарственную запись на имя Лизы, то есть хозяйкой земли будет Лиза. Но это в таком случае, если Федоров отец не согласится на переселение. Надеюсь, теперь все отлично?

Иван подумал.

– Как, Агафья, а? – спросил он.

– Что ж как? Мне замуж нейти. Спроси девку. Ноне матерей-то не больно слушаются.

– Ин, поди, спроси ее… Где Лизутка-то?

Митревна, вздыхая и бормоча какие-то неблагосклонные слова, удалилась из избы.

– Ну, сват, выпьем, что ли! – сказал развеселившийся Иван. – Девку ты у меня выхватил вот как… Из рук выхватил. И не чаял я быть ей за Федором… Ну, судьба! Недаром говорится: «Суженого-ряженого конем не объедешь». – И прибавил с легкою насмешливостью: – Да как ведь и свату-то такому отказать!

В согласии Лизутки, по-видимому, никто не сомневался; и действительно через несколько времени вошла заплаканная Митревна и объявила, что Лизутка «из родительской воли не выходит» и что Федор ей «не противен».

Сергей Петрович выехал из деревни совершенно отуманенный. Голова его была тяжела как свинец и кружилась. Во рту стоял противный вкус сивухи. За всем тем он довольно отчетливо припомнил подробности сватовства и даже струсил, что наобещал от имени Федора то, на что Федор никогда его не уполномочивал. «Невозможно же, черт возьми, чтоб отказались от даровой земли!» – утешал он сам себя, подъезжая к хутору, и в нем возникло было легкомысленное намерение скрыть от Федора, что он должен идти «в зятья». К счастью, он вспомнил, что Иван Петров, провожая его, обмолвился такими словами: «Как-никак, а надо бы с малым переговорить… чтоб без сумления!» Приехав, он тотчас же позвал Федора и нетвердым языком сказал ему:

– Ну, поздравляю. Можешь венчаться, когда захочешь.

– Как же, Сергей Петрович, соглашаются? – спросил просиявший Федор.

– Э, брат, это история, тово… сложная история. Одним словом, землю я дарю. Или пускай переселяются, или ты идешь в зятья, и я землю дарю твоей невесте… Вот как, брат! Дарю, дарю во всяком случае.

– Как так в зятья, Сергей Петрович?! – воскликнул встревоженный Федор.

– Ну, уж, брат, в зятья! Ничего не оставалось делать. Этот твой будущий тестюшка такая, я тебе скажу, шельма… И старичишка еще язвительный вертелся тут… Как его? Арефьев, что ли?

– Да ведь невозможно, Сергей Петрович.

– Вздор, вздор. Одним словом, поздравляю. И дарю землю.

– Э-эх, братцы мои! – Федор с сокрушением почесал затылок.

– Да не откажетесь же вы от даровой земли, черт бы вас всех подрал! – с негодованием закричал Сергей Петрович.

– Так-то так…

– Ну, стало быть, нечего и разговаривать. Ступай! Хлопочешь тут за вас, стараешься…

– Я бы, вы сами знаете… – оправдывался Федор. – Я уж и не знаю, как благодарить вас, Сергей Петрович, – и, подумав мгновение, тряхнул волосами и сказал: – Ну, значит, дело сделано, семь бед – один ответ… Будь по-вашему, Сергей Петрович.

Марья Павловна гуляла, когда приехал Сергей Петрович. Возвратившись и услыхав, чем кончилось дело, она хохотала как безумная и была необыкновенно рада. Она теперь твердо убедилась в благополучном завершении своего великодушного плана и не могла понять, отчего Сергей Петрович все-таки беспокоился.

– Но Федор же согласился?

– Н-да, но знаешь, есть в нем какой-то червь… то есть, понимаешь ли, червяк какой-то.

– Притом это ведь в решительном случае? От земли, ты говоришь, не откажутся?

– Помилуй, даровая земля… Грибы… Утки!

– Да и я думаю: совершенно неестественная вещь крестьянину пренебречь землей. Везде такое малоземелье, и притом, ты говоришь, болото там, где они живут?

– Совершенное болото! Понимаешь ли, кочки этакие и травка, травка… Это сделано… Тпфу! Доказано статистикой… нижегородскою статистикой.

Возбужденный вид Сергея Петровича и его заплетающийся язык очень подходили к веселому настроению Марьи Павловны; целый вечер она смеялась над ним и, шаловливо путая ему прическу, повторяла:

– Сват, сват!.. Настоящий сват!

Весь август, а затем и половина сентября прошли, а между тем Федору не приходило ответа. Насчет свадьбы все было решено, обо всем Иван Петров переговорил с Федором основательно. Вместо обычного в таких случаях «пропоя» они скромно распили полштоф в кабаке. Но с Лизуткой Федор виделся уже гораздо реже: Митревна почти не отпускала ее от себя. Правда, по воскресеньям Лизутка, как и прежде, выходила «на улицу», но там около нее неотступно торчала меньшая сестренка и по приходе домой обо всем рассказывала матери. Ближе к осени в Лутошках пошли слухи о других свадьбах. «На улице» стали иногда «обыгрывать» женихов и невест; у иных невест собирались уж вечёрки. И хотя во дворе Лизутки вечерок не собирали, а следовательно, Федор и не мог бывать на них, но ему пришлось все-таки выслушать от девок песни, с которыми провожают жениха с вечерок. Играли они ему и «Розан, мой розан, виноград зеленый», и «Вьянули ветры по полю, грянули веслы по морю», а затейница и песенница Фрося припомнила старую забытую песню: «Не разливайся ты, тихий Дунай»…