Марк Харитонов - Учитель вранья Страница 2

Тут оба нечаянно задумались. Если это было враньё, значит, писавший умел врать. А если умел – почему бы не поучить и других?

– Вранью не надо учить, – сказал Тим.

– Да, – опять быстро согласилась Таська. – Как будто я и так не умею.

– А то умеешь, – сказал Тим. Он хотел сказать что-то другое, но не стерпел всегдашнего Таськиного хвастовства.

– А что, не умею?

– А что, умеешь?

Между прочим, у них почему-то всегда так получалось. И спорить вроде не о чем, и не собирались они спорить, но сама собой уже готова была вылезти ссора – как будто всё время дремала где-то рядышком и от звука их голосов просыпалась.

– А вот и умею! – кричала Таська и прыгала на одной ноге и поворачивалась вокруг себя. Её мороженым не корми, только дай поспорить.

– А вот и не умеешь, – нахмурясь, отвечал Тим.

– Умею!

– Не умеешь.

– Умею! Меня, если хочешь знать, за мое враньё даже били.

– Это кто? – насторожился Тим. Потому что про битьё сестры ему полагалось знать. Какая ни есть, а защищать её он должен.

– А, мальчишки в Москве, – махнула рукой Таська, показывая, что, во-первых, это пустяки, а во-вторых, выдавать она никого не собирается.

– И что ты им врала?

– Разное. Например, как я была в кино с таким широким экраном – в два километра. А Мишка говорит: там же ничего не увидишь. А я говорю: там давали такие специальные автомобильчики, чтобы ездить и смотреть, где самое интересное. А Сашка стал спорить, что самое интересное не угадаешь… Ещё про дождь. Как у нас на даче был такой сильный дождь, что я в нём плавала. А Мишка говорит: враньё, ты плавать-то не умеешь. А я говорю: умею, и по всякому, даже кроликом. А Сашка стал смеяться, что кроликом, я его толкнула… ну и вот…

Да, можно было дальше не объяснять. Тим подумал, что он хорошо понимает этих мальчишек. Таську иногда прямо хотелось стукнуть. Только враньё тут было ни при чём.

– Это называется не врать, – сказал он, – а фантазировать.

Таська чуть-чуть помолчала: просто не могла сразу повторить трудное слово.

– Хорошо, – сказала она, – а сегодня утром Скуке Зелёной про погреб – это было враньё?

И тут Тим просто не нашёл что ответить.

Скука Зелёная

Скуку Зелёную на самом деле звали тётя Лена. Хотя была она им не тётя, а сестра, двоюродная или, кажется, троюродная. Или даже больше. Она приехала в Москву из Астрахани поступать в институт и пока жила у них на даче. К экзаменам готовилась.

Таська, увидев её, даже притихла – так она вначале понравилась. Глаза зелёные, ресницы, как бабочки, платье в крупных цветах – настоящая принцесса. Но красивей всего были косы – золотистые, длинные-предлинные. Таська ни у кого таких не видела. Вечером она подсмотрела, как Елена Красивая (так она её про себя назвала) причёсывалась в сумерках: распущенные волосы лились, словно золотой водопад, под гребешком вспыхивали звёздочки и слышалось лёгкое потрескивание. Таська решила, что больше никогда не даст себе подстригать волосы, отрастит до самой земли.

Она потом даже нарисовала, как это будет выглядеть. Чтобы волосы не волочились по земле, как шлейф королевского платья, она придумала подвязывать вместо бантиков воздушные шары – пусть плывут сзади в воздухе. Вот так:

Тиму на волосы и ресницы было, конечно, наплевать. Но ему тётя Лена вначале тоже понравилась, хотя и по другой причине. Она привезла с собой книги с замечательными названиями: «Физика» там была, и «Алгебра», и какие-то ещё. Тётя Лена читала их даже за едой. С ней можно было, наверно, поговорить о чём-нибудь научном. Тим разок-другой даже пробовал подступиться.

Один раз они сидели на веранде после обеда, с неба капало, и Тим спросил:

– Тётя Лена, а что такое дождь?

Он, конечно, сам знал, а спросил просто так, чтобы завести разговор. Та едва подняла взгляд от страницы, морщась, как будто хотела разглядеть в воздухе комара, который помешал ей своим гудением.

– Дождь, – сказала рассеянно, – это такие осадки.

И уткнулась в книгу опять с таким видом, что можно было не сомневаться: про осадки лучше теперь не спрашивать.

В другой раз он попробовал при ней пищать ультразвуком. Если кто не знает: так называется самый тонкий, совершенно неслышный звук. Им пищат летучие мыши, ещё дельфины. Они друг друга слышат, а человек их – нет. Но если этому звуку научиться, можно ведь будет летучих мышей и дельфинов подманивать, даже, наверное, объясняться с ними, ведь правда? И Тим придумал: надо вначале пищать тонко-тонко, как только можешь, только ещё потоньше, потом ещё, чтобы уже совсем не слышно было, только сам чувствуешь, что всё-таки пищишь. Это и будет ультразвук.

Он, конечно, не надеялся, что тётя Лена его услышит, но подумал: может, она хотя бы обратит на него внимание, спросит, что это он делает. Он объяснит, а она удивится, что он знает уже такие вещи. В общем, поговорят.

И тётя Лена действительно стала смотреть на него пристально. Смотрела, смотрела и вдруг спросила:

– Почему у тебя правый карман такой оттопыренный?

Тоже годилось для начала: в кармане у Тима был настоящий метеорит. Немного похожий на каменный уголь, но с железом внутри. Тим его нашёл во дворе. Но только он вынул метеорит, чтобы показать, как тётя Лена замахала руками:

– Выбрось немедленно эту грязь, она же пачкается.

Тим, конечно, ничего выбрасывать не стал, просто вышел и перепрятал метеорит в потайное место. Но вот в тот вечер он впервые назвал тётю Лену Скукой Зелёной. Сперва про себя, потом при Таське.

И между прочим, Таська даже спорить не стала.

Зато папа с мамой обрадовались, что теперь есть на кого оставить детей и они смогут на два дня съездить вместе в Ленинград. Тим и Таська случайно услышали, как они говорили об этом со Скукой Зелёной. Та испуганно отвечала, что не справится, что она за детьми следить не умеет (и Тиму представилось, как она при этом делает руками, словно ей хотят всучить невымытый метеорит). А папа и мама уговаривающими голосами объяснили ей, что с этими детьми справляться не надо. Они привыкли к самостоятельности. Они даже сами ходят за хлебом в магазин к станции. Им только еду разогревать, чтоб не зажигали сами газ. Да напоминать, чтоб не играли возле погреба.

Ну вот, теперь про погреб. Этот погреб находился в глубине двора и имел вид земляного холма с деревянной дверью. Холм порос лопухами и травой. На двери висел ржавый замок, но сама дверь была такая трухлявая, что легко снималась с косяка вместе с петлями и гвоздями. Тим однажды попробовал. В щель между досками видны были полусгнившие ступени. Они вели вниз, под землю. И там, в тёмной подземной глубине, виднелась как будто ещё одна дверь.

Раньше, когда не было холодильников, говорил папа, там хранили продукты. Потому что под землёй даже летом прохладно. Теперь погреб обветшал и грозил обвалиться. Его давно собирались убрать и засыпать. А пока не только не разрешалось заходить внутрь, но даже играть поблизости в прятки. Чтобы не провалиться, объяснил папа. Но когда его спрашивали, глубоко ли там и далеко ли вырыто под землёй, он отвечал, что сам никогда туда не заглядывал.

А Тим с Таськой иногда всё же заглядывали, хотя бы одним глазом в щель, и любили смотреть долго, пока глаз не привыкал к темноте. Тогда можно было в глубине различить не только таинственную дверь без замка, но и узоры зеленоватой плесени, и подрагивающие тени, точно кто-то, замерев, ждал, пока они перестанут смотреть.

И вот как раз сегодня вышла такая история.

Утром они поссорились. Тим проснулся позже сестры и увидел, как она наливает своему зайцу питьё из маленькой банки. На банке был наклеен рисунок: череп и скрещенные кости. Вот:

Вы бы, например, сразу догадались, что это значило: там яд. Тим готовил средство против комаров и чего только не намешал туда: соду, и соль, и акварельные краски, и кое-каких порошков из аптечки.

– Что ты делаешь, это же яд! – Он вскочил и поскорей отнял банку.

– Отдай, это мой компот! – захныкала Таська.

– Не видишь разве знак: череп и кости?

– Это не череп и кости, а груша с листиками. Это грушевый компот. Отдай!

Тим присмотрелся: ну как можно было спутать? Ведь отравиться могла.

– Несчастная, – сказал он взрослым голосом, пряча банку за спину. – На Луну бы от тебя убежал.

– А я бы от тебя на Солнце, – тут же с готовностью подхватила Таська.

– На Солнце! – усмехнулся Тим её детской глупости. – Знаешь, какое Солнце раскалённое? Сгоришь.

– А я возьму ведёрко воды.

– Ой, не могу! Ведёрко воды на целое Солнце!

– А я возьму миллион миллиметров вёдер воды. И сверху песочком присыплю!

И сама уже прыгала на одной ножке и крутилась, довольная.