Ирина Щеглова - Адрес мечты Страница 2

– Хочешь, я буду забирать тебя сразу после уроков?

Ванька взглянул на нее, снова опустил голову, задумался.

– Хочу. – Для убедительности он кивнул упрямой лобастой головой.

– Хорошо. – Катя тоже кивнула, и между ними сразу же установились доверительные отношения. Ванька подобрел, пошел быстрее и начал рассказывать обо всем, что случилось сегодня. Рассказывал он обстоятельно и подробно. И хотя Катя могла бы передать его рассказ слово в слово, потому что Ванькины дни мало чем отличались один от другого, но она все-таки терпеливо слушала, где надо угукала, где надо ахала или хмыкала. Это нехитрое действо позволяло ей думать о своем, потому что брат увлекался, не шалил, шагал рядом, крепко держа ее за руку.

Больше всего на свете Катя любила, оставшись в одиночестве, размышлять о чем-нибудь таком, важном для нее. А важного было много, ведь все время что-то происходило с ней или вокруг нее. Постоянно приходилось делать выбор, подчас непростой, принятие того или иного решения требовало времени, сосредоточенности, надо было как-то упорядочить собственные мысли, сделать выводы, вытащить главное из того хаоса, что частенько возникал в голове. Вот как, например, сегодня. Катю будоражили написанные несколько строчек стихотворения. Она не любила, когда ее прерывали. Еще бы! Ты, можно сказать, отвлеклась от всего, сосредоточилась, абстрагировалась, ушла в творческий процесс, а тебе. – «Пойди почисть картошку!» Конечно, и картошку тоже кто-то должен чистить. Но должно же быть у человека время для того, чтобы подумать, выразить себя, свои мысли. А иначе что получается? Мы рождены для того, чтоб есть, пить, спать, ходить в школу, работать, по выходным ездить на дачу, потом снова работать… «И так без конца до конца». – Кате пришла на ум строчка из полузабытой песенки, пропетой героем мультика про Синюю Бороду. Она невольно усмехнулась. Ванька дернул ее за руку.

– Кать, ты чего?! – требовательно спросил он.

Катя взглянула на брата и улыбнулась:

– Нет, ничего…

– А почему не отвечаешь?

– Извини, я не расслышала…

– Уши надо мыть, – проворчал Ванька, и добавил: – Кефиром.

Катя рассмеялась.

Они уже подошли к дому. Брат отпустил ее руку и побежал в подъезд. Катя направилась следом.

Глава 2

Мусорное ведро

Кто-то нажал дверной звонок. Катя выглянула из комнаты. Мимо пронеслась мама, с таким лицом, что Кате сразу стало понятно – будет скандал. Не спрашивая «кто?», мама резко распахнула входную дверь.

Спрашивать незачем. Это папуля явился. Наконец-то! Пальто нараспашку, на лице блаженная улыбка, а на часах двенадцатый час ночи. Пьян.

И мама уже успела позвонить и на работу, и на мобильный, и знакомым. Она бы и в милицию позвонила, такое уже было. Но в милиции ее бы вежливо послали. Там сидят ко всему привычные люди, подумаешь, чей-то муж где-то задержался!

Между тем папа, улыбаясь во весь рот, произнес:

– А, роднули мои, девочки, папулю встречаете…

– Нажрался, – констатировала мама и шумно вздохнула, с характерным всхлипом. «Сейчас будет плакать», – с тоской подумала Катя, наблюдая за родительской сценой.

– А папа немножко выпил. – Он попытался разуться, но не получилось с первого раза. Еще бы, он и стоял-то с трудом.

«Вмешаться или нет?» – размышляла Катя. Пока она размышляла, мама метнулась на кухню, выскочила оттуда с мусорным ведром и сунула папе.

– Вынеси мусор! – выкрикнула.

Он взглянул в ведро и рассмеялся. Он смеялся и смеялся, а мама развернула его и вытолкала из квартиры. Стала спиной к двери, прижалась, взглянула на Катю невидящими глазами.

– С ума сошла? – тихо спросила Катя. – Куда ты его отправила?

– Пусть хоть что-нибудь сделает! – бросила мама.

– Что?! Вынесет мусор в полночь?! – сорвалась Катя.

– Да! – выкрикнула ей в лицо мама.

«По-моему, я тут единственный нормальный человек, – думала Катя. – Как же надоело-то все!»

Они стояли в прихожей и прислушивались к звукам подъезда. Тишина!

Мамино лицо покрылось красными пятнами, губы дрожали.

– Катерина, верни его…

Катя открыла было рот, но тут же захлопнула. Молча накинула пальто на домашний халат, сунула босые ноги в ботинки и, отстранив маму от двери, вышла на площадку. За спиной раздались всхлипывания.

«Надоели, надоели, надоели!» – бубнила Катя, сбегая по ступенькам.

– Когда же это все кончится! – в сердцах произнесла она, выходя из подъезда в холодную ноябрьскую ночь.

– Ну и где его искать? – спросила она у ночи.

И сразу же увидела отца неподалеку от подъезда. Недалеко ушел. Стоял на четвереньках у перевернутого ведра и пытался одновременно подняться и собрать мусор. Он все еще смеялся. Шапка свалилась с головы и откатилась в сторону. Катя шумно выдохнула, решительно подошла к отцу, помогла подняться.

– Дочурка, – обрадовался он, – а я тут, видишь… елки-палки, куда она меня послала…

Катя нахлобучила на него шапку, развернула к подъезду и подтолкнула в спину:

– Иди домой, я сейчас.

Он пошел, держась за стену дома.

Катя собрала рассыпавшийся мусор и направилась к ящикам.

Помойка располагалась аккурат между домами, можно сказать, посреди двора, не слишком эстетично, зато всем одинаково близко.

Катя успела сделать несколько шагов, когда из-за угла вывалила толпа парней, вооруженных цепями и битами. Они бежали молча, но в тишине ночного двора их топот буквально оглушил Катю. Она застыла со своим ведром, не в силах сдвинуться с места, просто отойти в сторону, чтоб не быть растоптанной обезумевшим стадом бизонов.

Толпа перла прямо на нее, Катя смотрела и видела все, как в замедленной киносъемке.

«Убьют», – возникло в голове. Но и эта мысль не помогла, не оторвала от земли, не сдвинула.

Первый пронесся мимо, его глаза казались белыми от бешенства. Он даже не заметил ее. Зато второй, который тоже не заметил, выбил злосчастное мусорное ведро, и оно покатилось громыхая под ноги другим бегущим.

Катя стояла истуканом, только инстинктивно втянула голову в плечи.

Один из бегущих внезапно остановился, поднял ведро, сунул Кате, пробормотал какие-то извинения и бросился догонять остальных.

Топот стих.

«Отомри же, дура!» – приказала себе Катя. Страх опустился в колени, и у нее чуть не подломились ноги.

– Фух! – выдохнула она и побрела к помойке.

Тело стало почти невесомым.

«Это от страха, – догадалась Катя, – выброс адреналина и все такое…»

Возвращаясь домой, она наконец обрела способность рассуждать спокойно.

«Куда они бежали? Опять где-то драка… Человек двадцать, не меньше… Район на район? Чего делят-то? Ужас, какие придурки! Снова кого-нибудь покалечат…»

В прошлом году, она помнила, тоже была большая драка между микрорайонами. Мальчишка какой-то домой дополз и на пороге умер. Мать открыла дверь, а он там… Ужас!

И ведь городишка крохотный, плюнуть некуда. Что за дикая агрессия? Откуда? Зачем?

Катя открыла дверь, вошла, отнесла ведро на кухню. Мама рыдала где-то в комнате, отец плескался в ванной.

– Мам, не надо его сейчас воспитывать, – попросила Катя, отводя глаза от заплаканного маминого лица.

– Уйди с глаз моих! – крикнула мама.

Катя пожала плечами и ушла к себе, заперлась, надеясь, что родители как-то сами угомонятся.

И слушала мамины крики, доносившиеся из-за стены, еще часов до двух.

«Неужели нельзя подождать до утра? – думала Катя, ворочаясь на своем диване. – Какой смысл воспитывать пьяного?»

Она любила родителей. Отца даже больше, чем маму. И никакой он не алкаш, хоть мама частенько так о нем отзывается. Просто что-то у них происходит, непонятное и неприятное. Что-то такое, из-за чего отец не торопится домой после работы, а предпочитает быть где-то еще. И Катя догадывалась где. Она слышала обрывки разговоров, когда мама жаловалась подругам на жизнь, слышала и родительские скандалы, мамины упреки и отцовские уклончивые ответы. Больше всего она пугалась, когда отец не выдерживал и тоже начинал повышать голос: «Не нравится, давай разведемся!» Это «разведемся» било по нервам и отравляло жизнь. Катя злилась на родителей, злилась на себя, на свое неумение все исправить, поговорить, доказать… Да и что там доказывать, если Катя понимала отца. Да, вот такая вот она ужасная. А может, именно потому и понимала, что была во всем похожа на него. Да и что тут понимать-то? Он в свои тридцать девять выглядел гораздо моложе тридцатишестилетней мамы. А маму после рождения Катиного брата изрядно разнесло, она стала раздражительной и, вместо того чтобы стремиться похудеть, ела еще больше. А может, все наоборот, может, она и выглядит так и ведет себя так, словно хочет отцу сделать назло. Кто их знает, этих взрослых. Только ведут они себя как дети, честное слово!

А ведь Катя помнила их совсем другими. Раньше они любили друг друга, умели договориться, старались больше времени проводить вместе. Почему же все это ушло? Катя сравнивала их с другими родителями, сравнивала свою семью с семьями подруг, где, как ей казалось, все было благополучно. Вот у Ирки, например, родители вообще не ссорились, хотя мама тоже растолстела, но отцу на это было наплевать, или он не замечал. А у Милки в семье вообще была тишь да гладь, внешне, во всяком случае.