Робин Слоун - Аякс Пенумбра 1969 Страница 2

– Расскажите.

– Видите ли, – приезжий озирается, предполагая, что за ним уже выстроилась очередь, но сзади никого. Он снова поворачивается к продавцу. – Это займет некоторое время.

– Магазин работает круглосуточно, – говорит продавец с невеселой улыбкой. – Кроме времени у нас ничего нет.

– Мне следует начать с начала.

– Вам следует начать с главного, – продавец откидывается на стуле, скрещивает руки. – Как вас зовут, дружище?

– Ой. Да, конечно. Меня зовут Аякс Пенумбра.

Аякс Пенумбра

Как достается такое имя – Аякс Пенумбра? А вот как: твои родители, Пабло и Мария Пенумбра, бегут из Испании, где всего через несколько месяцев вспыхнет большая гражданская война. Отец везет чемодан, набитый книгами, мать везет тебя.

Рождаешься в Англии. От Марии, школьной учительницы, наследуешь отрывистый смех, кривую ухмылку. От Пабло, вечно нищего поэта, тебе достается высокий рост и имя, как у греческого героя. Как выясняется, нравом ты, пожалуй, больше похож на соперника Аякса – Одиссея. Конечно же, отец рассматривал и этот вариант, но Мария наложила на него вето. Мальчик по имени Одиссей Пенумбра, сказала она, не доживет и до седьмого класса.

Первые годы жизни странствуешь: из Англии в Канаду, оттуда – в Америку. Точнее – в Гейлсберг в штате Иллинойс, где Мария получает должность в средней школе, а со временем и до директора дорастает. Пабло учреждает литературный журнал под названием Migraciones. За все твое детство он набирает в общей сложности семьдесят три подписчика.

Родители у тебя со всевозможными причудами. Они не празднуют дней рождения, ни разу в жизни ты не получал подарка десятого декабря. Вместо этого тебе дарят книги на годовщины их авторов. Вот наступит 27 января, и на нижней ступеньке лестницы будет ждать завернутый в яркую бумагу пакет. С запиской:

«Моему дорогому мальчику по случаю 93-летия Льюиса Кэрролла».

«Алиса в Зазеркалье».

АЯКС ПЕНУМБРА. В маленьком Гальваник-колледже, прозванном Гарвардом Северо-западного Иллинойса, твое имя вписано в студенческий билет большими буквами с ровными пробелами, а рядом на фотокарточке изображено создание, состоящее исключительно из шеи, ушей и зубов. Твоя широкая и глупая улыбка. Глядя на нее, ты жалел, что не сдержался. Не постарался выглядеть серьезнее.

Стоя перед тобой и прочими новичками, президент Гальваника гордо возвещает, что вы станете первыми, кого расселят по комнатам в общежитии посредством компьютеризированного процесса.

Поначалу кажется, что компьютер дал жуткий сбой. Твой сосед Клод Новак – балаболка из Чикаго, а ты – провинциальный интроверт. Он коренаст и эмоционален, ты – долговяз и замкнут. Он курит, ты скрытен. Клод выглядит чужаком в колледже, расположенном среди кукурузных полей, а ты и сам похож на эти бледные стебли.

Но стоит вам распаковать вещи в первый же день, и компьютерная логика налицо: вы оба загрузили свои чемоданы прежде всего книгами, втиснув всякое добро вроде штанов и башмаков в зазоры между томами. В этот первый день вы, наклонив головы, стоите рядом и разглядываете вашу общую коллекцию на шаткой этажерке в комнате общаги. Твой вклад – по большей части Шекспир, Данте, Гомер: сказывается отцовское влияние. Клод, наоборот, приволок исключительно фантастику. На обложках нарисованы глянцевые космические корабли, сверкающие человекоподобные роботы и крохотные марсиане с зеленой кожей.

Всю ночь не спите, зачитавшись.

Клод приехал ради компьютера. Гальваник владеет одной из самых мощных машин на Среднем Западе – недавним слегка экстравагантным подарком от богатого выпускника. При этом преподавателей и студентов здесь не наберется в общей сложности и трех тысяч. Клод произвел расчеты – разделил процессорные циклы на число обитателей кампуса – и решил, что именно Гальваник, а не Иллинойсский университет, обеспечит ему больше всего машинного времени.

Почти все дни и многие ночи он проводит во втором подвале Макдональд-Холла, где, по слухам, и стоит эта неповоротливая махина. Клод зовет туда и тебя. Вы спускаетесь на два лестничных пролета и крадетесь по холодному темному коридору. Впереди распахнута дверь на подпорках, изнутри веет стужей. На дощечке у входа обозначен номер B3, но снизу прилеплен знак, написанный волнистым почерком Клода, который гласит, что здесь находится ОСНОВАНИЕ.

Внутри ты впервые сталкиваешься с компьютером лицом к лицу. Это вовсе не та хитроумная громадина, как ты предполагал, а скорее скопище высоких коробок. Все они похожи на суперсовременные кухонные устройства и покрыты гладкими панелями, играющими серебристо-серым и огненно-алым блеском. За стеклянными окошками медленно крутятся бобины размером с обеденные тарелки. Повсюду одинаковая увесистая эмблема – IBM. Холод в комнате страшный – возможно, он идет от одного из этих приборов. Клод восседает на крохотном столике в центре всей этой груды; он утеплился, надев лыжную маску и зимнюю куртку.

– Эй, чувак! – кричит он, закручивая маску вокруг головы. Странное зрелище, но уж не более диковинное, чем сам факт: вот сидит твой сосед и пользуется компьютером.

Пользоваться компьютером – прямо-таки нечеловеческое занятие.

Клод разворачивает пластиковый стул, ставит его рядом со своим к столу.

– Ты как раз вовремя.

Он разбирает толстую стопку вощеных желтоватых перфокарт – на каждой из них жирным шрифтом написано:

НЕ ГНУТЬ, НЕ ТЯНУТЬ, НЕ МЯТЬ.

Ты сидишь, растирая озябшие руки.

Клод вставляет перфокарты в небольшой приемник, бегло и уверенно жмет на тугие кнопки. Карты начинают исчезать, компьютер их заглатывает по одной, клацая и урча.

Ты спрашиваешь:

– Ч-что это он… делает?

– В основном уравнения Навье-Стокса. Ой, прости, ты про другое – ну да. Компьютер считывает карты, выполняет команды, и я получаю ответы… там.

Он указывает на принтер, заряженный бумагой на жирном барабане. Это устройство уже извергло несколько метров ответов, сваленных теперь на цементном полу.

– И что эти ответы… показывают?

– Я занимаюсь погодой. Сейчас это горячая тема в компьютерной науке… Климатические модели, радиоактивные осадки и прочее. Во-о-от. Загружаю данные сегодняшних наблюдений – температура, скорость ветра, все такое… Сначала, конечно, надо нормализовать координаты… а потом я ввожу свою прогностическую модель – вот тут и начинаются уравнения Навье-Стокса, – он говорит очень быстро и очень возбужденно, – ну-у-у… и выясняю, будет ли завтра дождь, – постукивает пальцем по столу: тук, тук-тук-тук. – В Москве.

После этого ты еще много раз приходишь в комнату B3, всегда захватывая с собой зимнюю куртку. Компьютер тебя напрягает; когда Клод предлагает самому понажимать на тугие кнопки, ты смущаешься. Но смотришь и слушаешь, как он рассказывает – быстро, возбужденно – о том, какие задачи сможет решать еще более мощный компьютер.

– Экономические прогнозы, – говорит он. – Моделирование дорожного движения. Шахматы!

Приезжаешь в Гальваник изучать английский язык и литературу, а в первый семестр узнаешь, что колледж предлагает более специализированные программы для студентов с более… специализированными интересами. Курсы не перечислены в каталоге – по крайней мере, напрямую. Нет, они таятся среди программ английского отделения, пронумерованные простыми числами и снабженные столь тоскливыми названиями – типа Английский 103, «Диаграммы предложений», – что ни одному нормальному студенту в голову не придет туда записаться без очень веской причины.

Курс собирается в большой, украшенной резными серыми фигурами библиотеке колледжа на верхнем этаже, откуда на кукурузные поля смотрят окна-бойницы, пропускающие не слишком много света. Преподаватель – сипящий амбал по имени Лэнгстон Армитедж. Он объясняет, что заведует кафедрой оккультной литературы. Прочие студенты охотно кивают, а ты в замешательстве. Ты записался сюда, потому что и впрямь любишь рисовать диаграммы предложений.

В первый день второго семестра идешь к секретарю факультета и меняешь специализацию. Той весной на первом занятии группы Английский 211, «История указателя» – а фактически Оккультная литература 211, «Опасные книги» – Армитедж объясняет, что в библиотеке Гальваника больше уникальных, непереводимых и/или непостижимых томов, чем в любом другом собрании на свете. На втором занятии он отправляет тебя в книгохранилище. Там есть книги, сделанные из серебра и кости. Есть книги с кровью на страницах – в переносном и в прямом смысле слова. Книги из перьев. Книги в нефритовых обложках. Книги, которые звенят, как колокольчики, когда берешь их с полки. Книги, светящиеся в темноте.

Клод Новак заканчивает учебу всего через три года. Прохладным летним утром ты идешь с ним на маленькую железнодорожную станцию Гальваника. Вы еле тащите, взявшись с двух сторон, его чемодан, битком набитый фантастикой. Клод едет в Калифорнию, где его ждет аспирантская программа Стэнфордского университета по вычислительной технике – одна из первых в стране. Пока поезд не подошел, он выдергивает из чемодана книгу и дарит ее тебе. На обложке изображена бледная бурлящая галактика. «Основание» Айзека Азимова – Клод часто говорил об этой книге.