Петр Северцев - Хакер и ведьма Страница 26

Я достал очередной, уже, видимо, десятый по счету за время нашей беседы «Соверен», и продолжил:

– Действие началось тогда, когда средства массовой информации получили сообщение о начале деятельности таинственного общества «Люцифер». В редакцию это сообщение доставляет какой-то молодой человек. Скорее всего просто с улицы. Его, первого попавшегося, попросила об этом Кобелева. Далее двое неравнодушных людей, эксперты информационного центра Полина Каменец и Борис Нырялов решают обратиться за помощью к частному детективу, то есть ко мне. Они обсуждают все это в присутствии нашей ведьмы, которая сообщает мне в этот же день о готовящихся событиях. Далее ее племянник, десятилетний мальчик, доставляет такое же послание жертве, Аркадию Нижегородцеву. В этот же день она звонит Нижегородцеву и договаривается о встрече с ним вечером. Я в это время был в его квартире и разговаривал с ним, но тогда не придал этому звонку должного значения. Затем происходит несколько непонятное с точки зрения ритуала действие по осквернению двери квартиры священника Зубова. Но это, скорее всего, было сделано для того, чтобы подозрение во всем этом пало на тебя. Надпись на французском, с одной стороны, может означать родной язык любимого писателя убийцы, а с другой – то, что она хотела подставить тебя – ты ведь хорошо его знаешь. Женщины, а особенно ведьмы, очень ревнивые существа… Но к твоей персоне я еще вернусь… Затем меня предупреждают о второй готовящейся смерти, и меня как сыщика, и саму жертву, по почте. Чтобы осуществить убийство православного иерарха, Кобелева знакомится с ним под видом знатока лекарственных трав. Она использует тот факт, что архиерей проводил свои личные встречи с глазу на глаз, и мало кто в епархиальном управлении знал, с кем он встречается. И, наконец, пытаются устранить и меня. Предупреждают также по всей форме – муляж на машину и такое же послание домой. Принес его мальчик, который показался тебе знакомым – возможно, ты его видела раз или два в обществе Кобелевой… Она, скорее всего, осуществила бы свое намерение, если бы я к тому времени не знал, кто виноват во всех этих трагических событиях…

– Мне непонятно еще несколько вещей. Зачем нужно было использовать этот жуткий электрический крест? Нельзя разве было обойтись чем-нибудь попроще?

– Проще или сложнее – этого вопроса для маньяков не существует. Почему пришла в голову идея об электрическом кресте, пока никто не знает. А может быть, никто и не узнает. Кобелева отказывается отвечать на вопросы следствия, и, скорее всего, ее признают невменяемой и поместят в психиатрическую больницу до конца жизни. Психиатры, с которыми я говорил, утверждали: есть что-то в том, что экстрасенса убили с помощью креста, а владыку отравили ядом, типичным оружием ведьм. Меня же, как обычного человека, намеревались убить обычным топором. Но это лишь предположения. Думается, она сама решила, что должно быть именно так, и никак иначе. Почему именно так – никто не знает… Психика человека – вещь сложная и, видимо, непостижимая до конца.

– Ну, а гробики на твоих «Жигулях»?

– То же самое. Все должно быть сделано именно так, а не иначе. Если ритуальное действие не выполнено, остальное теряет смысл, исчезает ощущение магии. А именно она, по мнению Кобелевой, могла помочь решить ее проблемы.

– Но есть же какой-то рациональный момент в ее действиях?

– Как ни странно, есть. Этими дьявольскими фенечками она старательно хотела подчеркнуть, что во всем происходящем виноваты какие-то силы, какое-то тайное общество, отводя подозрение от себя. Потом, зачем осквернять дверь священника Петра Зубова? Затем, чтобы подозрение пало именно на тебя, как в убийстве Нижегородцева, так и в этом случае. Она же знала о характере твоих отношений и с Нижегородцевым, и с Зубовым. Ты же у нас почти монахиня… И каждому любовнику рассказываешь о своих старых победах…

– Ты обещал вернуться подробнее к моей персоне, – после некоторой паузы, образовавшейся в нашем полуразговоре-полумонологе, напомнила Лариса.

– Конечно, – ответил я. – Это самое удивительное во всем деле. Ты была так или иначе завязана на всех четырех смертях разных людей, которые случились месяц назад и которые причудливым образом связаны между собой. Совпадало практически все: мотивы, отсутствие алиби, некоторые косвенные улики. И бывшую подругу Лену Скворцову ты не любила, и с Нижегородцевым у тебя были отношения, и Зубова ты чаем поила для повышения потенции, и инициалы твои в ежедневнике Гермогена стояли… К тому же друг твой в спецслужбах работает. А там есть такие мастера устраивать неожиданные инфаркты с помощью специальных ядов! И, наконец, у тебя были все основания обозлиться на весь мир из-за своего больного ребенка – вспомни ключевую фразу преступления!

– Да, большое тебе спасибо за сына… Без тебя я бы еще целую вечность лечила его от гепатита!

– Ничего не стоит… Только сэкономишь на мандаринах…

– Кстати, я не единственная, кто тебе благодарен. Вчера видела Виктора Скворцова. Он передавал тебе привет и благодарность за то, что ты раскрыл это дело, отведя от него все подозрения.

– Это дело, между прочим, принесло мне массу выгод, как материальных, так и духовных, – гордо заметил я. – Мало того, что я получил деньги от двух заказчиков, так и пропуск получил в Царствие Небесное. Обещали же мне его, в конце концов, Борис Нырялов и Полина Каменец! Они у меня, кстати, недавно были, рассказали о последних новостях в епархии…

– И что же нового?

– Сразу после того, как вина маньячки-одиночки Кобелевой была вполне доказана ее собственными показаниями и стало ясно, что никакие серьезные люди за этим не стоят, разочарованию секретаря епархиального управления отца Романа не было предела. Хорошо хоть я успел получить с него деньги за расследование до того, как он покинул город. Для него окончательно стало понятно, что без поддержки своего патрона Гермогена он не сможет сохранить должность секретаря епархиального управления. Кстати, как говорил мне Нырялов, по мнению высокого церковного начальства, смерть владыки стала возможной в связи с разгильдяйством и ненадлежащим положением дел с охраной архиерея. А за это в епархии отвечал отец Роман.

– Откуда он вообще взялся и не причастен ли он каким-нибудь образом к смерти владыки? После его бегства многое говорили…

– Никоим образом. Обычный авантюрист. И бог знает, сколько бы все это продолжалось, если бы не трагическая смерть Гермогена. Самое удивительное, однако, во всей этой истории то, что, по некоторым данным, на наш престол собираются прислать действительно того самого человека, о котором Роман Владимирович говорил мне как о бывшем агенте спецслужб. Дожили, блин…

– Ничего удивительного, – констатировала Лариса. – В этой стране я уже ничему не удивляюсь. Сам факт того, что какая-то Марья Петровна по утрам может выключить из розетки систему обеспечения жизни и подключить вместо нее свой пылесос, а врачи в течение месяца даже и клювом не пошевелили, говорит о многом…

Лариса вздохнула и посмотрела на часы.

– Мне, наверное, пора, – извиняющимся тоном сказала она.

– Что, идешь поднимать настроение и еще кое-что своему контрразведчику? – с обидой в голосе спросил я.

– Нет, мы с ним расстались после той самой истории, когда я ночевала у тебя. Я сейчас с тем, кому плохо.

– А кому сейчас плохо?

– Димке Шалину. После этой истории он совсем стал загибаться. Помимо физических болячек, на него теперь накинулись и душевные. Он ощущает себя виновным за все то, что натворила Лина. Со мной ему все же легче… Он, кстати, в последний момент догадался, что с Линой происходит нечто неладное и стал следить за ней. Мы встретились с ним возле твоего дома. Я, памятуя о твоих предупреждениях насчет времени, пришла около девяти. Вот почему мы тогда так неожиданно и, как выяснилось, вовремя появились у тебя.

Лариса улыбнулась, надела туфли и, поцеловав меня на прощание, скрылась за дверью.

Я испустил тяжелый вздох. Выглянув в окно, понял, что весна кончается. Уже совсем зеленые деревья, и очень скоро можно открывать пляжный сезон. Природа медленно, но верно дрейфует к одному из полюсов стабильности – лету. А стабильность и порыв чувств – вещи не очень совместимые.

После достаточно бурно проведенной весны я почувствовал некое успокоение, некую самодостаточность. Я подумал, что извечная дилемма: «Водка или женщины» сейчас решена явно в пользу первой. Поскольку она олицетворяет стабильность, а женщины могут чувствовать себя уверенными только в неопределенности. Более того, они сами ее умело создают. И вообще все они – ведьмы, в той или иной степени!

Придя к такому выводу, я набрал номер Фимы Липовского и, услышав его голос, произнес:

– Закуской обеспечен под завязку…

– Все понял. Буду через час, – ответил он мне и положил трубку.