Владимир Гриньков - Санитар Страница 40

– Мне оружия не выдали.

Подбельский глаза поднял и так на Пашу взглянул, что тот понял – не то сказал.

– Ты и без оружия парень что надо, – усмехнулся Подбельский угрюмо.

Показал рукой – иди.

Паша вышел из номера и нос к носу столкнулся с Виталием Викторовичем. Тот его и поджидал, похоже, потому что сказал сразу же:

– Твое место здесь, – и на кресло показал рукой.

Кресло уже пустое было. Охранник с красными глазами получил-таки возможность забыть о бдительности на время.

– Чужого никого сюда не пустят.

Начальник охраны сейчас о том говорил, что вокруг еще есть охрана и Паша не один здесь.

– Но ты не зевай и ни одного человека не пропускай к Подбельскому без его или моего разрешения.

Паша кивнул молча.

– Не дремать, не курить, не отлучаться.

Виталий Викторович показал на кнопку в стене:

– Нажмешь, если я понадоблюсь.

Сухо разговаривал. Недобро как-то.

– Я только спросить хотел, – произнес Паша.

Глаз не опускал. А чего ему бояться этого человека?

– Вы всегда так разговариваете со мной…

– Как? – быстро спросил начальник охраны, сухости в голосе не убавив нисколько.

– Будто мной недовольны.

– Не я тебя брал на работу, Барсуков.

– И что же с того?

– Ничего. Мне тебя в охрану дали – я с тобой работаю.

– А сами меня не взяли бы, да? – осенило Пашу.

– Это не имеет значения.

А по глазам было видно – не взял бы.

– Еще будут вопросы?

– Нет, – сказал Паша.

Виталий Викторович развернулся и через несколько мгновений исчез, некоторое время только слышны были удаляющиеся шаги. Паша подошел к двери неслышно, остановился. Он знал – за дверью находится Подбельский. Совсем рядом. Сердце сжалось. Это всегда случалось, когда Паша волновался.

59

Никто не появлялся на этаже, на котором Паша дежурил. Унылую, обволакивающую тишину Паша вдруг ощутил почти физически и даже вздрогнул, так ему муторно стало. Повел взглядом вдоль длинного коридора. На улице вечерело, и под своды здания подкрадывался сумрак. Краски поблекли, и все вокруг приобрело сероватый оттенок.

Паша у кресла встал и прошелся бесшумно по мягкой дорожке. У двери, за которой Подбельский должен был находиться, остановился, вслушиваясь, но не донеслось ни звука. Он задумчиво разглядывал кнопку в стене – нажми, и появится Виталий Викторович, разрушит своим появлением воздвигнутую каким-то злым магом ватную стену тишины. Паша до кнопки дотронулся легонько пальцем, но нажимать не стал, погладил осторожно, будто это было живое существо. И едва руку от кнопки убрал – услышал шаги на лестнице. Кто-то поднимался на второй этаж – неспешно и грузно. Паша у двери в номер Подбельского встал вполоборота и замер, не опуская глаз с входа на лестницу.

Появился Виталий Викторович, но не один, за ним следом шел высокий немолодой мужчина, одет он был модно, но неряшливо как-то, узел галстука опустился вниз и был в сторону сдвинут, и едва Паша успел подумать, что никак эти краснопиджачные не научатся толком одежду носить, как вдруг распахнулась дверь и Подбельский вывалился оттуда с блаженно-радостным выражением лица, обхватил незнакомца руками и забормотал добродушно:

– Юра! С приездом!

От новоприбывшего на Пашу пахнуло дорогим одеколоном и хорошим коньяком. Насчет коньяка Паша не ошибся, потому что Юра забасил что-то в ответ, и стало видно, что он сильно нетрезв. Виталий Викторович стоял с каменным выражением лица.

– Юра, заходи, – сказал Подбельский и в глубь номера показал рукой. – Я здесь теперь обретаюсь.

– Вот так хоромы у тебя, – хохотнул гость. – Целый дворец. А я до сих пор в своей пятикомнатной теснюсь.

Они вошли в номер, и Подбельский дверь закрыл. Он так себя вел, будто никого здесь больше и не было – ни Паши, ни начальника охраны. Виталий Викторович развернулся и ушел, не сказав ни слова, а через несколько минут появился вновь, но уже с картонной коробкой в руках, из которой торчали горлышки бутылок и какая-то снедь. В номер он вошел без стука, но дверь, войдя, за собой прикрыл плотно, и опять у Паши в душе заскребли кошки. Из номера теперь до него доносились приглушенные звуки разговора, но это не помогло Барсукову избавиться от ощущения собственной ненужности. Это угнетало его и не давало распрямиться. Виталий Викторович еще пару раз уходил и возвращался, но Паше ни слова не сказал и не взглянул даже ни разу. В этом спектакле Паше, похоже, досталась роль человека из массовки. Роль без слов, просто стоять истуканом.

В очередной раз из номера выходя, Виталий Викторович дверь прикрыл неплотно. Так торопился, что не закрыл ее и ушел, а Паша, мимо проходя неслышно, уловил обрывок фразы:

– …дела серьезные пошли, Юра…

Голос принадлежал Подбельскому. Паша у косяка остановился и замер. В нем сейчас проснулось почти детское любопытство.

– Может, ты преувеличиваешь? – Это уже Юра басил.

– Куда уж там преувеличивать – киллера подослали.

– Чего хотят от тебя? Подмять?

– Подмять, да. Это моя территория, Юра. Я здесь хозяин. И я об этом знаю, и они об этом знают. И нам не ужиться.

– Они не хотят делиться? Или ты сам не хочешь этого?

– Никто этого не хочет. Предложили мне в долю войти…

– О!

– Да чепуха это все, Юра! Я поторговался для блезиру, даже выторговал себе половину – но все обман, я же вижу. Они еще одного киллера готовят, наверное, и им время нужно.

– Первым ударь! Что ж они, шакалы, на твоей территории…

– Да знаю я это все! Но мне самому времени хоть немного надо. Сейчас затаились все, Хохряков, сволочь…

– Кто такой Хохряков?

– Мэр наш. Как запахло жареным, в тень ушел. Ждет, чья возьмет, с победителем и будет дело иметь. И все они так. И милиция, и…

– Ни от кого нет помощи?

– Ни от кого, Юра.

Звякнуло стекло о стекло.

– Будем! – Голос Подбельского.

Слышно было – выпили.

– Но я сомну их, – сказал Подбельский и вдруг засмеялся. – Во мне сейчас азарт прямо охотничий разыгрался. Знаешь, как у зверей? У каждого своя территория. И если чужой вторгся – война. Потому что двоим здесь не жить. Или я, или ты. Да? Насмерть, только так. Потому что территория – это твоя жизнь. Добыча, пища. И если ты вожак и во главе стаи…

– Ты заигрался, Дима.

– А-а, брось. Я с ними справлюсь. И всем докажу, что я, Подбельский, здесь, на этой территории, имею право…

– Ты Валентину отправил?

– С детьми. Каждый вечер им звоню.

– И сам поезжай.

– Нет, Юра. Уехать – значит сдаться.

Паша едва успел от двери отпрянуть – вдруг услышал на лестнице шаги. Встал в отдалении от двери, с каменным лицом. Виталий Викторович прошел мимо, даже не взглянув по обыкновению. Дверь за собой на этот раз прикрыл плотно.

60

Гость от Подбельского уехал за полночь. На ногах держался нетвердо и был мрачен почему-то, Подбельский его по плечу похлопывал и говорил:

– Тебя в самолет не пустят, если букой будешь.

– Пусть попробуют только, – еще больше помрачнел Юра. – Я их всех на пенсию досрочную поотправляю.

Спустились вниз, но на улицу Подбельский не вышел, простился с гостем в вестибюле, и они долго стояли, обнявшись. Как-то картинно все выглядело – в сумраке, при полупогашенных лампах, молчаливые охранники застыли безмолвными тенями, и в центре – двое обнявшихся мужчин. И только когда Юра отпрянул резко и решительно, Паша увидел слезы – их и не было почти, лишь блеснуло что-то в глазах и исчезло тут же. Юра развернулся и пошел прочь, уже вышел даже из коридора, но вернулся вдруг и пьяно крикнул, через порог не переступая:

– Я всех поубиваю в этом городишке, Дима, если с тобой случится что-то!

Подбельский дернулся, будто хотел за гостем своим броситься следом, а тот уже по ступенькам вниз сбежал и в машину садился.

Подбельский развернулся и пошел к лестнице. Паша следом за ним тенью скользнул и опять коньячный аромат уловил – ну почему они все так коньяк любят пить? И едва Паша подумал об этом, как Подбельский спросил у него, не оборачиваясь:

– Коньячку хочешь?

Паша оглянулся даже – его ли спрашивают, и когда понял, что его, ответил коротко:

– Я не пью.

– И я не пью.

Подбельский в свой номер вошел, дверь открытой оставил, и так получалось, что и Паша должен войти.

В номере было душно. Открытые бутылки на столе, остатки закуски.

– Садись, – сказал Подбельский и самолично разлил коньяк по стопкам.

Одну взял себе, вторую к Паше придвинул. Спросил:

– За что пьем?

– За удачу, – ответил Паша, подумав.

– Чью?

– Вашу.

Подбельский нахохлился как-то за столом, выглядел он усталым.

– Ладно, – сказал. – Давай за мою удачу.

Выпили.

– Знаешь, я благодарен тебе, – сказал Подбельский. – За тот случай.

Он о покушении неудавшемся говорил. Паша плечами пожал, давая понять, что уже забыто все.

– Не страшно?

– Что именно? – не понял Паша.