Галина Гордиенко - Хозяйка ночи Страница 5

Гуля смотрела удивленно, и Анка сама не поняла, как рассказала о вчерашней встрече. И о том, что веточку незнакомка даже не ломала. Она упала с дерева, едва дама в черном протянула руку, упала именно на ладонь.

Любому понятно, палочка эта не простая – волшебная. Так что сегодняшние Гулины падения – пустяк. Пусть теперь ходит и оглядывается, кто знает, что с ней случится завтра!

– Но почему? – пролепетала Гуля.

Она смотрела на недавнюю подругу почти с ужасом: Анкины глаза как-то неприятно блестели, они, казалось, даже потемнели. Уже не голубые, как вчера, а темно-серые, почти черные. Да и ресницы, брови, волосы… это свет так неудачно падал или Анка их подкрасила?

– Ты еще спрашиваешь?! – возмутилась Анка. – Выложила на сайте гадскую заметку, и я даже знаю – зачем…

– И зачем?

– А чтобы Котова у меня отбить!

– Отбить? Как это? Вы же и не встречались с ним никогда, он тебе просто нравился, о чем и сам не знал…

– Ага, значит, признаешься?!

– В чем?

– Что под чужим ником пакостила мне?

– Но это не я!

– Ты!

– Не я.

– А больше никто и не знал о моем плюшевом мишке!

– Все равно – не я…

Анка покраснела от злости на глупое Гулькино упрямство и кивнула на рюкзак.

– Котовский?

– Ну… да.

– И в школу пришли вместе?

– Случайно вышло… – Гуля виновато покраснела. – Я упала, а он…

– Мимо проходил? – съехидничала Анка.

– Да. И помог подняться. И мы пошли в школу. Так… получилось. Не идти же нам разными дорогами специально… чтобы тебя не раздражать.

Глаза у Анки сузились от злости. Гуля инстинктивно отодвинула стул подальше и тоскливо подумала, что никогда так не ждала звонка – быстрее бы урок. Или хоть бы Миша пришел, отвлек Курбанову.

Анка внезапно протянула руку и сорвала пластырь, Гуля поморщилась: больно. Осторожно коснулась мгновенно засаднившей ранки и побледнела – снова кровь.

– Это ты тоже заполучила, когда упала? – Анка брезгливо отбросила пластырь под стол.

– Д-да…

– Врешь!

– Да тебе-то что?!

– А интересно! Должна же я знать – сработало мое проклятие или нет?

– Ань, ты с ума сошла!

– И не думала.

– Ты веришь в сказки!

– А ты – нет?

Гуля отрицательно покачала головой и опустила глаза, скрывая внезапный страх.

Вдруг в мельчайших подробностях вспомнилось сегодняшнее утро. Заныла обожженная горячим чаем нога, заболели стесанные об асфальт ладони.

Гуля размазала кровь на лице, машинально дотронувшись до ранки, оставленной острой льдинкой. И вздрогнула, на секунду показалось: она снова слышит хрустальный перезвон – то ли чей-то смех, то ли стон.

«Это не может быть правдой, – твердо сказала себе Гуля. – Обычное совпадение! Но Анка…»

Бывшая подруга смотрела так, будто препарировать Гулю хотела. Может, она и не шутила, та ледяная палочка оказалась не просто веткой, и тогда… да нет, глупости!

Гуля прижала к ранке бумажный носовой платок и печально сказала:

– Я думала – ты добрая…

Анка изумленно моргнула. Лицо ее вдруг изменилось, став почти прежним, даже глаза посветлели. Пугающий Гулю мрак у зрачков растаял, оставив после себя тончайшие сети странного плетения, больше всего напоминающие осенние паутинки в лесу.

Но тут прозвенел долгожданный звонок, в класс зашли Миша с Ванькой Кузнецовым. Анка поймала быстрый взгляд, брошенный Котовым на Гулю, и мгновенно обозлилась: он смотрел на эту узкоглазую уродину так…

Она обернулась, и Гуля в страхе отпрянула: Анкины радужки быстро темнели, наполняясь уже знакомым грозовым мраком. Странные сполохи высвечивали контуры непонятно откуда взявшейся сетки у самых зрачков, и та все больше напоминала паучью паутину.

Анка небрежным щелчком отправила на пол Гулину тетрадь и прошипела:

– Сделай так, чтобы он вернулся на прежнее место, к Ваньке, иначе…

Анка шла к своей парте так, чтобы непременно пересечься с Котовым. Столкнулась с ним и пропела:

– Привет, Миш!

И удивилась: почему-то сейчас она совершенно не стеснялась его, страх показаться смешной куда-то пропал. Анка вдруг подумала: смешной она больше не будет, никогда.

Над Анкиной головой одобрительно звенели невидимые льдинки, этот звук необъяснимо успокаивал и вселял уверенность в себе.

Мишка кивнул. Равнодушно обошел Анку и сел на свое новое место.

Анка оборачиваться не стала, и так отлично слышала, как Котов спросил Гульку:

– Ты как?

– Нормально…

– А зачем пластырь сорвала? И кровь размазала!

– П-правда?

– Ну да. Тебе умыться надо или хотя бы протереть лицо платком. Зеркальце есть?

– Нет.

– Странная ты. Обычно у всех девчонок есть – подкраситься там, то-се…

– Я… не крашусь.

– И почему я не удивлен? – хмыкнул Котов. – Ладно, сейчас у Ленки попрошу, у нее точно есть, сам видел.

Анка села на место, злость переполняла ее, мешая дышать. Сейчас казалось: вручи ей дама в черном волшебную палочку сегодня, Гулькины несчастья не ограничились бы простым падением на улице. Анкина ненависть «зарядила» бы эту обледеневшую веточку не в пример сильнее!

Вчера она больше грустила из-за Гулькиного предательства, зато сегодня… сегодня бессовестная Гулька спокойно сидит рядом с Котовым и наверняка над нею подсмеивается!

Анка судорожно вздохнула: самое обидное, свело их вместе именно Гулькино падение, то есть она сама, Анка. Пожелала, называется, неудачи! Кто бы ее так проклял!

Или глупости все это?!

Глава 3

Несчастья продолжаются

Мишу раздражала смуглая узкоглазая девчонка с нерусским именем. Раздражала невозможность выбросить ее из головы, забыть о ней хотя бы после школы, на занятиях в секции или во время прогулки с собакой. Раздражало непонятное чувство тревоги, поселившееся в Мише ни с того ни с сего. Раздражала странная уверенность, что с девчонкой происходит что-то нехорошее, что она нуждается в защите, что с ней случится несчастье, оставь Миша ее одну.

Конечно, он сразу же отмел тот бред, что несла Гуля о какой-то волшебной палочке, подарке странной незнакомки в черном. О проклятии или сглазе, насланном якобы Анкой Курбановой, – вот уж глупость так глупость. Только наивные девчонки могут верить в такую чушь, но не он.

Миша даже не слушал толком, что лепетала испуганная Гуля, понимая – впечатлительная девчонка поверит во все, что угодно.

С другой стороны, на Мишин взгляд, концентрация несчастий превышала все разумные пределы. Притом, что еще недавно Гуля жила абсолютно спокойно.

Могло это что-то значить?

Вряд ли.

Выходит – дело случая.

Проклиная себя, Миша как на работу шел по утрам к Гулиному дому – проводить ее до школы. А после уроков вел домой или в «музыкалку». Хорошо занятия в музыкальной школе заканчивались чуть позже его занятий в секции бокса.

И все же Миша не мог уберечь Гулю от нелепых несчастных случаев, девчонка словно притягивала их.

Дня три назад, например, когда они возвращались из школы, на Гулю с крыши упала сосулька. Огромная, острая, тяжелая. Промедли Миша долю секунды, Бекмуратова наверняка бы погибла.

Видел Миша как-то: сосулька тоньше и легче этой пробила крышу припаркованной у его дома машины.

Правда, непонятно – с чего сосульке вообще срываться с крыши? Оттепелей не было, напротив, мороз все крепчал, к концу декабря в город, наконец, пришла настоящая зима.

А позавчера Миша оставил Гулю у дверей в магазин – мама просила купить молоко. Оставил под козырьком, на крыльце, чтобы никаких случайностей в виде машин, сосулек или слежавшегося снега с крыши.

Зря, конечно, оставил, нужно было затащить с собой. Но у входа на улице поставили елку, и Гуле хотелось посмотреть на нее – всю в игрушках и огнях. Девчонка – что с нее взять?

В результате какой-то отморозок сорвал с ее плеча сумку и успешно сбежал. А Гулька нет чтобы криком привлечь внимание прохожих – может, вора и задержали бы? – стояла, изумленно раскрыв рот.

Потом Бекмуратова доставала сотовый из кармана позвонить ему, Мишке, хотя толку-то – поезд уже ушел. Естественно, уронила на ступени, телефон разлетелся на запчасти. На аккумулятор тут же наступил пожилой тучный дядька, широкий как шкаф…

Не девчонка – тридцать три несчастья!

Миша даже ругаться не стал – какой смысл? Ладно, сама цела осталась.

Гуля по дороге домой все пыталась ему доказать – раньше ничего подобного с ней не происходило, только в последнее время.

И невнятно лепетала о проклятье. И о волшебной палочке, подаренной Аньке странной дамой в черном, Курбанова назвала ее «Хозяйкой ночи».

Миша не слушал Бекмуратову. Но на этот раз не из-за пренебрежительного отношения к таким понятиям, как сглаз или колдовство. Его преследовало странное, иррациональное ощущение, что вокруг что-то происходит. Что-то очень нехорошее.