Андрей Курков - Садовник из Очакова Страница 6

Игорю вспомнилось, как блеснул огонек в глазах старушки, когда она про само убийство Фимы рассказывала. Лежал Фима, говорила она, посреди гостиной на спине. Из груди нож торчал, а рядом толстенная пачка рублей, перевязанная бечевкой, лежала. И записка: «На роскошные похороны».

Пообещала старушка следующим утром этот дом показать.

Вернувшись в комнату, Степан, ни слова не говоря, разделся, лег и сразу захрапел. А вот ему, Игорю, со сном в эту ночь не везло. И приходилось ему под храп Степана думать и вспоминать прошедший день и прошедший вечер.

Под утро он всё-таки задремал. Задремал ненадолго, потому что очень скоро, словно в самое ухо, закричали вдруг птицы, и глаза его сами открылись, словно от испуга. Оказалось, Степан открыл окошко пристройки, за которым под восходящим солнцем прогревалось звонкое осеннее утро.

Кивнув вместо «здрасте», Степан вышел во двор в одних трусах. Во дворе звякнуло ведро, полилась вода из колонки, а потом громко зафыркал садовник и вбежал тут же обратно в пристройку, мокрый по пояс.

Побрившись, Степан снова вышел во двор, но тут же вернулся с двумя крупными яблоками. Одно бросил Игорю.

– Держи завтрак! – сказал и смачно с хрустом откусил кусок от своего яблока.

Минут пятнадцать спустя их окликнул со двора знакомый голос старушки. Ни паспортами, ни их именами вчера она не интересовалась. Поэтому, постучав в окошко, просто сказала: «Эй, любезные!»

«Любезные» вышли. Степан навесил на дверь пристройки замок, закрыл его и дважды проверил.

– Это на улице Косты Хетагурова, – говорила Анастасия Ивановна по дороге. – Тут недалеко. Там сейчас контора какая-то. То ли пенсионный фонд, то ли еще что-то.

Пройдя мимо маленького магазинчика, они повернули налево. Впереди показались двухэтажные кирпичные дома. Дальше был пустырь со сгоревшей деревянной хатой, а за пустырем, за невысоким железным заборчиком, стояло неприглядного вида одноэтажное строение с высоким цоколем. Двойные деревянные двери коричневого цвета подчеркивали неприветливую казенность заведения. По обе стороны от дверей висели таблички: «Организация ветеранов труда г. Очакова» и «Общественная приемная депутата Николаевского облсовета Волочкова А. Г.».

– Вот он, – остановилась старушка. – Всё такой же! – В ее голосе прозвучали слезливые нотки. – Там раньше, при Фиме, четыре больших комнаты было с печками, а теперь, небось, комнат десять! Я как-то туда заходила, к ветеранам. Думала, помогут надбавку к пенсии получить. – Она печально махнула рукой. – Да, а лет, наверно, пять назад тут же и Егорова еще живого видела, участкового этого, который Фиму засадил! Помер уже, должно быть…

Степан сосредоточился, посмотрел на Анастасию Ивановну внимательно.

– Участковые обычно долго живут, – проговорил он задумчиво. – Может, проверить надо… Вы его адрес знаете?

– Адреса точного не знаю, а дом помню. Это туда вот, – она махнула рукой вдоль улицы. – В сторону моря. Забор у него раньше красный был…

– Может, давайте к нему сходим? – предложил Степан. – Нам всё-таки нужно бы с ним поговорить, если он живой.

Минут пять еще пришлось им уговаривать Анастасию Ивановну, прежде чем она сдалась и повела их к дому Егорова.

Дверь в маленьком оштукатуренном домике за красным забором открыла веснушчатая девочка лет шести.

– Дедушка дома? – спросила ее старушка.

– Деда! – закричала девочка, обернувшись назад. – Тут к тебе!

В коридор выглянул невысокий сухонький старичок в синем шерстяном спортивном костюме с эмблемой «Динамо». Первым делом он уставился несколько напуганно на двух стоящих на пороге мужчин и только потом заметил рядом с ними низенькую, ссутулившуюся под тяжестью прожитой жизни Анастасию Ивановну. Выражение его лица смягчилось.

– Настя, что ли? – спросил он, не сводя глаз со старушки.

– Да вот, упросили меня к тебе отвести постояльцы мои, – кивнула она на Степана и Игоря. – Зайти можно?

Старик кивнул.

Провел их в комнату, по дороге пытаясь прихлопнуть ладонями летавшую в коридоре моль. Усадил за стол, покрытый плюшевой скатертью.

– Чем обязан? – спросил, сам усевшись напротив.

– Тут такое дело, – начал объяснять Степан. – Фима Чагин был то ли моим родственником, то ли другом отца… Вот я и хотел это выяснить… Поэтому в Очаков приехал.

– А я тут при чем? – удивился старик.

– Ну, вы же его в тюрьму садили, значит, что-то о нем знали! – сказал Степан. – Например: с кем он дружил? Ведь дружил же он с кем-нибудь тут?

– Дружил?! – переспросил старик. – Может, и дружил. Не знаю. А занимался он… как бы это пояснить?! Да всем занимался! Краденое продавал, гостей подозрительных принимал. Его дом был чем-то вроде «почты до востребования». Оставляли ему на хранение всякое и на год, и на два… Платили, понятно, за это. В милицию на него сообщали, с обысками к нему приходили, но никогда ничего не нашли. Так и жил себе, пока не убили. Может, чаю выпьете?

Анастасия Ивановна оживилась и за всех кивнула.

Пробовал Степан во время чаепития еще что-нибудь разузнать, но старик больше ничего нового не рассказал.

– Видимо, и мой отец у него бывал, – размышлял вечером Степан, когда сидели они уже в своей комнатке на кроватях. – Жил и, наверно, оставлял что-нибудь на хранение… Значит, всё-таки из воров он был…

На следующий день они вдвоем сходили на базар, где Степан купил ломик-гвоздодер и два фонарика. Расплачивался за покупки Игорь. Расплачивался неохотно – уж очень специфические они делали покупки.

Предчувствие его не подвело. Этим же вечером, прихватив гвоздодер и фонарики, повел его садовник на улицу.

– Погуляем сначала, присмотримся, – говорил он полушепотом по дороге. – А потом заглянем туда, в дом Чагина. Иначе зачем приехали?!

Темное южное небо висело над головами, в носу щекотал запах моря, где-то громко работало радио, передававшее турецкие песни на турецком языке.

Пройдя несколько раз мимо дома Чагина, они наконец зашли во двор и притаились за деревом справа от порога.

– За это ж посадить могут! – испугался Игорь, понимая, что будет дальше.

– За что?! За то, что я хочу разобраться в своем детстве? Мы же никаких сейфов отсюда выносить не будем! – попробовал успокоить его Степан.

Минут двадцать прислушивались они к тишине. За все это время лишь одна машина проехала по улице. Город засыпал рано.

Степан умело сорвал гвоздодером навесной замок, поддел дверь снизу этим же гвоздодером и приподнял ее так, что язычок встроенного замка выскочил из паза и она открылась.

Степан быстро прошел внутрь. Игорь за ним. Прикрыли за собой дверь и сразу оказались в кромешной тьме.

Степан включил свой фонарик, а Игорь – свой.

– Милиция – не дурная, – зашептал Степан. – Если они сюда с обысками приходили, то наверняка и под полом искали, и на чердаке. В печках, должно быть, тоже копались… Только вроде печек тут больше нет…

Степан водил лучом фонарика по стенам, по чугунным, покрашенным в белый цвет батареям. Подошел к дверям с вывеской «Общественная приемная». Игорь и не заметил, как дверь приемной открылась, и Степан оказался внутри, уже освещая фонариком стены и пол следующего помещения.

– Так, – сказал он. – Надо все по-научному делать, а то мы и до утра не разберемся! Стой здесь, а я открою все двери и потом начнем по часовой стрелке…

Игорь выключил свой фонарик и замер в темноте, только слушая, как щелкали, открываясь, поддетые ломиком-гвоздодером двери.

Вскоре Степан вернулся, дотронулся до плеча Игоря и кивком приказал следовать за ним. Они прошлись по всем комнатам, освещая фонариками полы, стены, неказистую офисную мебель советского образца. Снова вернулись в приемную депутата Волочкова.

– Значит, так, – размышлял вслух Степан. – Чердаки и полы отбрасываем. Печек нет. Остаются стены. Простукивать умеешь?

– Это как? – спросил Игорь.

– Как доктор! Костяшками пальцев стучишь, и если звук глухой – идешь дальше, а если вдруг звонче, словно пустота там, останавливаешься и зовешь меня! Стучим вместе. Я по правой от двери стороне, ты – по левой!

В темной тишине принялись они простукивать стены: вверх до приземистого потолка и вниз, до стыка с половой доской. Уже в третьей комнате, справа от массивного угрюмого сейфа, показалось Игорю, что стенка под ударами костяшек его пальцев зазвучала по-другому.

– Степан! – окликнул он шепотом. – Тут, кажется, что-то есть.

Степан подошел, перепроверил.

– Да она тут, кажется, вся пустая, – с сомнением произнес. – Я пойду, с другой сторону простучу!

Из смежной комнаты он вернулся приятно озадаченным.

– Толстоватый простенок выходит! – сказал он, сжимая в правой руке ломик-гвоздодер. – Ну, с богом!

Он с напряжением на лице ткнул ломиком в стенку, и ломик, сначала упершись во что-то, тут же прошел глубоко внутрь, словно провалился в пустоту.