Данил Корецкий - Маяк в Борсхане Страница 7

Было холодно, дул пронизывающий ветер, похожие на китов подводные корабли ежились у пирсов под мелким колючим дождем. Но высокий стройный капитан второго ранга не обращал внимания на непогоду: шел, выпрямив спину, не сгибаясь и не отворачивая лица от противных промозглых струй. Он был в парадной форме: в вороте черной шинели виднелся белый шарф, на левом боку болтался желтый кортик. Через несколько минут он вошел в обшарпанное трехэтажное здание с многочисленными антеннами на крыше, поднялся на второй этаж и разделся в приемной.

– Проходите, Василий Петрович вас ждет, – сказал моложавый капитан-лейтенант, распахивая полированную дверь.

– Поздравляю, капитан второго ранга, – начальник штаба пожал Сергееву руку. – В тридцать четыре года стать командиром тяжелого подводного крейсера удается не каждому! Да и вообще командиром. Офицеров много, лодок мало… А таких, как «Россия», – всего шесть. Так что гордись!

– Служу России, товарищ контр-адмирал! – четко произнес новый командир.

– Да уж послужи, послужи… – официальные нотки исчезли из голоса Веремеева. Ему исполнилось пятьдесят три, но выглядел он значительно старше. Тридцать два календарных года службы на Северном подводном флоте здоровья не прибавляют, тем более что не всегда он сидел в штабе. Изможденное лицо, нездоровая желтая кожа, запавшие глаза с красными прожилками… Если снять форму с большими шитыми звездами – получится типичный пенсионер, никому не нужный и не интересный. А это время не за горами… Поэтому он по-хорошему завидовал молодому и перспективному кавторангу, у которого все впереди.

Хотя чему завидовать? Постоянному напряжению нервов? Жизни, проведенной в тесных железных отсеках? Как сардина в банке… Скоро безвкусный воздух из системы замкнутого цикла, фон реактора и стрессы сотрут с его лица румянец, высосут соки, низкие люки согнут позвоночник, и молодой красавчик станет похож на состарившегося до срока Веремеева… Сказать бы ему по-свойски: увольняйся, парень, беги в Москву или Питер, заводи собственный бизнес, дыши полной грудью и живи в свое удовольствие! Но сказал он совсем другое:

– Примешь лодку, подпишешь акт, познакомишься с личным составом!

Контр-адмирал вернулся в свое кресло и перешел на обычный человеческий тон, которым разговаривает старший с младшим.

– На все про все – два дня.

– Два? – растерянно спросил Сергеев. – Всего?

Обычно на это уходит две недели, а может, и больше.

– Два, крайний срок – три, – подтвердил начальник штаба. – Потому что через двадцать дней тебе предстоит быть вот здесь…

Веремеев развернулся вместе с креслом и направил лазерную указку на большую карту мира за спиной. Красная точка вспыхнула на синей глади Атлантического океана северо-западнее Африканского континента.

– Чтобы выполнить очень важное и ответственное задание: произвести испытательный запуск новой БР[9]. Времени у тебя немного, надо успеть забункероваться, а главное, принять на борт экспериментальное изделие…

«Вот дела-а-а!» – Сергеев машинально почесал затылок. Он не ожидал, что служба в новой должности начнется так бурно.

– Это еще не все, – контр-адмирал заметил растерянность молодого командира. – Есть обстоятельства, осложняющие запуск. Поэтому перед выходом будет дан специальный инструктаж об их преодолении.

– Почему не сейчас? – напряженно спросил кавторанг.

Веремеев пожал плечами.

– Похоже, пока никто об этом не знает.

И тут же взбодрил нового командира:

– Чего раскис? Кто обещал, что будет легко? Должность – это не только радость, но и большая ответственность. Если справишься – получишь досрочно каперанга! А потом, глядишь, и контр-адмиралом станешь!

– А если не справлюсь?

Веремеев тяжело вздохнул.

– Тогда никем не станешь. Тогда мы с тобой уйдем на пенсию. И еще человека три. Только других вариантов нет: заменить тебя некем. Экипаж на «России» слаженный, штурман, старпом, командиры боевых частей – опытные и надежные офицеры. Все у вас получится! А сейчас – давай на лодку. Представим тебя экипажу – и впрягайся в работу!

За 20 дней до дня «Ч».

Российская военная база в Анголе. Утро

В семь часов мы уже, как ни в чем не бывало, пили необыкновенно вкусный и ароматный кофе.

– Ну, как? – довольно прищурился Колосков. Вчерашний вечер почти не оставил следов на его лице. Может, только прожилки на носу выделялись сильнее.

– Это Хаим сам, по своему разумению. Из обыкновенной дешёвой молотой робусты! Я когда попробовал, то весь свой запас этих грёбаных растворимых помоев отдал обезьянам. В смысле, поощрил личный состав в честь двадцать третьего февраля.

– Так он у вас самородок! Прирожденный бариста!

– Кто?! – насторожился полковник.

– Бариста – это кофейный бармен.

– Ну и шо? И зачем такие слова? – Колосков осуждающе нахмурился. – Лишь бы тень на плетень навести? Или показать, что ты такой умный?

– Да нет, – смутился я. – Извини. Случайно вырвалось.

– Ну, ладно, – успокоился Колосков. – Только знаешь, как я этого твоего самородка воспитывал? Он перед тем как в сортир зайти, руки мыл с мылом. А когда выходил – прямым ходом на кухню. Объясняли ему – и завпищеблоком, и советники, и наши командиры, и ихние. «Мол, до туалета можешь мыть, можешь не мыть, это твое личное дело. Ну, а после – мой обязательно, это закон гигиены, он всех касается. Ты же за продукты берешься, за посуду, микробы переносишь…» Он слушает, кивает, соглашается. Потом руки вымоет, пойдет, оправится, и опять к продуктам!

Полковник сделал паузу, чтобы до меня лучше дошла безвыходность ситуации.

– И орали на него, и палкой по заднице поддавали, и пистолетом грозили – все бесполезно! Но российская-то армия поражений не терпит! Я взялся и сразу перевоспитал! Скажи как, если ты такой умный? Ну, скажи! Тут твоя сображалка, небось, не сработает!

Я пожал плечами.

– Подумаешь, загадка… Воспитательное упражнение номер два – и все дела!

Колосков осекся и посмотрел на меня с изумлением.

– Точно! Как узнал-то? Простоял пять минут со стаканом, так у него мозги враз просветлились! Он теперь не только руки моет – в душ после туалета несётся!

– Это хорошо, вы прирожденный воспитатель, – льстиво сказал я. – Ну, мне пора!

– Давай, быстрей вертайся, – буднично сказал полковник. – Отпускники возвращаются – значит, и повод есть!

И на старом, раздолбанном вертолете я полетел в каменный век.

Глава 2

Съесть в полнолуние

За 20 дней до дня «Ч».

Джунгли Борсханы. Вечер

– Зачем белый чужак пришел в наш мир? Зачем хотел убить народ нгвама?

Я с трудом понимал смесь искаженного португальского и плохого английского, но, судя по тону вопросов, они не сулили мне ничего хорошего. Из-под шапки спутанных курчавых волос меня снизу вверх зло буравили черные колючие глаза, выпучивающиеся при каждом выкрике; плоский нос широким равносторонним треугольником выдавался над большим, красным внутри, ртом, обрамленным выпуклой верхней губой и тонкой нижней. Все лицо было густо намазано черным, только вокруг глаз оставались незакрашенные круги. Он был похож на бойца группы дальней разведки в маскировочной окраске. Или на спецназовца в черной маске. Но продетое сквозь носовую перегородку перо, загнутое с двух сторон вокруг рта, портило впечатление, а такие же перья, продетые сквозь кожу на висках и головной убор – вроде шляпной тульи из дерева, с торчащими в стороны разноцветными перьями и меховой макушкой, окончательно уничтожало это сходство.

– Я друг твоего народа… Я никому не причиню зла…

Короля, конечно же, делает окружение, но даже без взгляда на почтительную свиту в насупленном человеке, который стоял сейчас напротив меня, можно было узнать вождя. Правда, какие-то особо пышные и дорогие наряды не способствовали такому узнаванию – кроме краски на нём почти ничего не было. «Почти», потому что его мужское достоинство было упаковано в длинную конусообразную деревянную трубку, широкий конец которой привязан к мошонке, а узкий, посредством веревочной петли, подвешен на шею. И всё! Вот такой аскетичный и гламурный стиль…

– Зачем принес бомбу, если друг? – жезлом, украшенным пучком ярких разноцветных перьев, вождь указал на трубу в брезентовом чехле.

Разбирательство происходило на небольшой, поросшей короткой травой поляне, очевидно, предназначенной для всяких ритуальных мероприятий, в данном случае – судилища. Под кроной баобаба возвышалось большое кресло из черного вулканического камня, даже не кресло, а трон – с высокой спинкой, увенчанной человеческим черепом и павлиньими перьями. По обе стороны кресла-трона были сложены кучки сухого хвороста, к счастью, слишком маленькие, чтобы на них кого-то сжигать.

Посередине поляны, на вытоптанном пятачке стояла жертва долга – Дмитрий Полянский, окруженный тремя конвоирами, почти упиравшимися двумя копьями и стволом «АК» ему в спину и бока, чуть в стороне лежал зачехленный маяк, на котором сидели два бесхвостых то ли павлина, то ли индюка. Передо мной стоял вождь со свитой, а по периметру толпились зрители – как я только что узнал, это был народ нгвама, который я, якобы, хотел уничтожить.