Марсель Прево - Молох Страница 7

– Хорошо ли вы прогулялись, Больберг? Что с вашей, подагрой? – спросила она.

– Очень благодарна вашему высочеству. Я почти не могу ходить, ваше высочество это отлично знаете. Только, чтобы повиноваться приказанию вашего высочества, я сделала несколько шагов по парку. Я кое-как дотащилась до скамейки и посидела там полчаса.

– Отлично, это принесет вам большую пользу, Больберг!

– Разрешите мне предложить вопрос господину доктору?

– Разумеется.

– Господин доктор, почему вы для укомплектования богемского сервиза привезли из Карлсбада полухрусталь вместо хрусталя первого сорта?

– Ей-Богу же, сударыня, – ответил я, – я сделал все, что мог. Сожалею о своей неловкости, но у меня нет специальных знаний о хрустале!

– Да оставьте вы в покое господина Дюбера! – с досадой сказала принцесса. – Вы несносны, Больберг!

– Ваше высочество изволите одеваться? – спросила неумолимая старая дева.

– Да, да! Идите и ждите меня в туалетной! Идите!.. До скорого свидания, мсье Дюбер, спасибо за интересный урок. Этот Мишле так увлекателен!

Больберг угрюмо вышла из библиотечной. Я направился к другому выходу, Эльза следовала за мной на расстоянии одного-двух шагов… И в дверном пролете повторилось то самое прародительское движение, которым уже столько веков человеческие уста облекают в плоть и кровь глагол «любить»!

Глава 4

Выйдя во дворцовый двор, я увидал придворного интенданта, графа Липавского. Он направился ко мне. Это был человек лет пятидесяти, маленький, полный и очень живой. Он был очень умен и умел сочетать любезность и обходительность с тонкой язвительностью.

– Господин доктор, свидетельствую вам свое почтение! – сказал он мне. – Вы прямо с урока от нашей очаровательной повелительницы? Довольны ли вы вашей ученицей?

– Принцесса отличается поистине восхитительным умом и прилежанием! – торжественно ответил я.

– Очень хорошо! Очень хорошо! В самом деле, весь двор замечает, что со времени вашего прибытия у ее высочества пробудился интерес к французскому… языку… конечно, вы меня понимаете? До свидания, счастливый доктор! – И он поспешно удалился, не давая мне ответить ему что-либо.

На башенке дворца часы пробили три четверти одиннадцатого.

«Отлично! – подумал я. – У меня имеется в распоряжении около двадцати минут до урока наследному принцу!»

Я был очень доволен этим досугом, так как мог на свободе подумать о случившемся. Насмешка интенданта омрачила мою веселость, и мне было бы очень не по себе, если бы пришлось тут же встретить принца Макса. Я направился вторым двором и оранжереями к парку. Сначала я попал в сад, где принцесса своими трудолюбивыми немецкими руками занималась разведением цветов. Расположенный на вершине холма, этот садик сразу открывался во всю длину. Он примыкал к парку, который разделялся на две весьма различные части. Одна была устроена во французском стиле и относилась к времени принца Эрнста, когда каждый немецкий государь хотел иметь свой Версаль. Вторая представляла собой английский парк; это и было любимым местом наших прогулок с принцессой Эльзой.

Я подумал, что будет недурно помечтать немного в гроте Марии-Елены, и направился туда прямой дорогой, через кусты французской части парка.

В то время как я проходил позади одного из зеленых гротов, мне послышался звук двух голосов, которые я сейчас же узнал. Один – хрипловатый – принадлежал мальчику, для которого кончается переходная ломка возраста; другой – девичий – был чист и звонок. Это были наследный принц Макс, мой ученик, и Грета, которые болтали самым фамильярным образом.

«Какой черт помог им познакомиться? – подумал я. – И каким образом эта огонь-девчонка Грета пробралась в парк?»

Я потихоньку подошел и заглянул в одно из мест зеленой стены, где ветви кустов были достаточно редки, чтобы можно было видеть происходившее внутри. Я увидел, что Макс и Грета сидят рядом на круглой скамье. Над ними смеялся каменный фавн, обросший мохом и исщербленный временем. У Греты в руках был букет роз, и я вздрогнул, подумав, что она нарвала их в цветниках принцессы. Сидя ко мне спиной, она внимательно слушала Макса, одетого в голубой мундир с серебряными позументами.

– Так вот, – рассказывал Макс, – когда я кончаю урок разговора с господином доктором…

– Каким доктором?

– Вашим братом, доктором Дюбером.

– Да он вовсе не доктор! По-французски «доктор» значит «врач». Не надо, говоря по-французски, употреблять немецкие обороты.

– Так вот, когда ваш брат, господин Дюбер, кончает заниматься со мной, – послушно поправился Макс, – я отправляюсь в замок к графу Марбаху, который обучает меня военному делу.

– А кто этот граф?

– Он служит при дворе. Граф по рождению пруссак, он участвовал в экспедиции против гереро в Африке и вернулся оттуда с болезнью печени. Там его чуть не взорвало на воздух миной, и с тех пор при малейшем звуке взрыва с ним делается припадок. Он и охотиться-то еле-еле может. На службе Марбах не мог оставаться, и мой отец взял его сюда.

– Чему он вас учит?

– Военному строю, тактике, логистике, потом верховой езде. Он отлично ездит верхом. Но все-таки, – понижая голос до шепота, словно боясь быть услышанным, прибавил мальчик, – это вовсе не то, что ваш брат. У графа прусские манеры…

– А что это значит «прусские манеры»?

Принц боязливо оглянулся по сторонам. Надо было что-нибудь ответить, но он удовольствовался неопределенным жестом и сказал после короткой паузы:

– Словом, я больше люблю вашего брата.

– Я думаю! – расплываясь от счастья, сказала Грета. – Вы найдете немного учителей вроде моего брата. Прежде всего, это – человек общества.

– А! – наивно отозвался принц Макс. – Он – дворянин?

– Дворянин!.. Во Франции со времен революции дворянство ровно ничего не обозначает. Существуют люди, воспитанные хорошо и воспитанные дурно, люди из хороших семей и из плохих… Мы с братом из хорошей семьи. Прежде, когда отец был жив, мы общались со всем лучшим, что только есть в Париже, и, если бы мой отец не умер в прошлом году, брата не было бы здесь.

– А я, – сказал Макс, поднимая на Грету выразительные серые глаза, – я очень доволен, что господин Дюбер здесь… И доволен, что и вы тоже здесь!

Грета ничего не ответила. Она сунула розовый носик в букет, причем мне показалось, что это движение не было лишено кокетства.

– Сколько вам лет? – спросила она юного принца.

– Тринадцать. А вам?

– Четырнадцать. Всего только месяц, как четырнадцать.

– Вы живете в Париже?

– Нет. После смерти папы я учусь в пансионе близ Парижа.

– Вы никогда не видели двора?

– Двора?

– Я спрашиваю, не бывали ли вы когда-нибудь в таком месте, где имеются принц, принцесса, майор, придворный интендант, фрейлины, этикет – ну, словом, все то, что составляет двор?

– Нет, – с гримаской ответила Грета. – Во Франции нет двора. Я видела праздники в Елисейском дворце. Это не очень забавно, почти то же самое, что праздники в министерствах. Я предпочитаю посольские балы.

– Это должно быть очень нарядно – Елисейский дворец, министерства, посольства?

– Очень.

– Наряднее, чем здесь?

– О, да!

– Наряднее и богаче, чем залы, которые я вам только что показывал через открытые окна?

– Это нельзя сравнивать, – ответила Грета после некоторого размышления. – Здесь для замка не очень красиво… не очень роскошно… устроено с недостаточным вкусом, по-моему. Но, тем не менее, все это имеет известный вид. Да, здесь хорошо! Чувствуется апломб, все так, как и должно быть!

Я видел, что этот комплимент, несмотря на всю свою умеренность, заставил лицо Макса вспыхнуть радостью.

– Дело в том, – сказал он, и его голос слегка дрожал при этом, – дело в том, что наш род очень древний. Ротберг не велик, это самое маленькое государство во всей Германской империи. Но мы очень хорошего рода: один из моих предков был германским императором в те времена, когда Гогенцоллерны были еще простыми авантюристами, искателями приключений на больших дорогах!

– В самом деле? А как звали вашего предка?

– Гюнтер.

– Он долго правил?

– Нет. Он умер скоропостижно через три месяца после своего избрания. Подозревали отравление.

Дети молчали, словно их юные умы поддались чарам прошлого… И мысли Греты, вызванные этим, логически привели ее к следующему вопросу:

– Если между Францией и Германией будет война, вам придется сражаться против моего брата?

– Войны не надо, – важно ответил Макс. – Здесь, при дворе, говорят, что французы хотят войны. Правда ли это?

– Во Франции, – ответила Грета, – говорят, что войны хотят немцы.

– Здесь кое-кто тоже жаждет ее… Майор Марбах твердит, что этим надо кончить. Но я не хочу войны.

– Это почему?

– Говорят, что я похож на своего предка, принца Эрнста. Он отлично сражался в Семилетнюю войну и все-таки ненавидел войны. Он любил искусство и философию. Он мечтал сделать из Штейнаха, в те времена связанного с Ротбергом, второй Веймарский двор… А теперь Штейнах – прусский раб, навсегда оторванный от Ротберга. Ротберг стал просто мужицкой деревушкой, в которой имеется несколько летних вилл и замков. Ведь мы обязаны исключительной милости, что имеем свои почтовые марки, освобождены от прусского гарнизона: мы так же независимы, как саксонский король или принц-регент баварский. Но я отлично понимаю, что нашу независимость нам оставляют просто как курьез. Да и что такое независимость, раз ее даже нельзя защищать?