ПО НЬЮ-ЙОРКСКОМУ ВРЕМЕНИ - Петр Немировский Страница 80

          Вдруг посмотрела в зеркало. И увидела там другую Лизу – молодую, счастливую. 

ГЛАВА  ДЕСЯТАЯ

Утром Алексей ехал в Федеральный криминальный суд. Задание, которое он получил, и радовало, и смущало. Радовало, потому что хозяин газеты решил, наконец, повысить ему зарплату. Прекрасно, тем более сейчас, когда нужно подыскать другую квартиру – чтобы не у кладбища, и мебель прикупить, и шубку Лизе, и ботики.

А смущало потому, что предстояло заняться судебным репортерством, и процесс, похоже, намечался громкий. И никто еще, ни одна душа не знала, сколько этот суд продлится, чем закончится и что будет дальше.

К фасадной стене здания суда прирос бронзовый орел. Раскинув мощные крыла, держал в когтях масличную ветвь и пучок стрел. И всем своим видом этот грозный птах давал понять: в США с властью шутить не стоит.

Алексей поднялся на второй этаж, в судебный архив. Там за столами посетители просматривали документы, делали записи.  

          – Чем могу вам помочь? – спросил клерк.

– Мне нужны материалы одного дела. Я – журналист, вот удостоверение.    

Вскоре Алексей получил увесистую папку дела под семизначным номером. На первом листе в верхнем углу стояло: «Соединенные Штаты Америки против Станислава Николаевича Маханькова». Далее указывалось, что судья отказал в ходатайстве адвокатов об освобождении их клиента под залог в миллион долларов. Из чего следовало, что этот самый Станислав Николаевич сидит в тюрьме и ждет суда.

Слушания должны были начаться со дня на день, в судебном зале уже шел отбор присяжных. 

          Появлению этого загадочного Станислава Николаевича в Нью-Йорке с его дальнейшим заключением в тюрьму предшествовали некоторые любопытные события, на первый взгляд, мало связанные между собой.     

ххх

А все началось с того, что однажды утром к одному высотному зданию в Манхэттене подъехал вэн. Из машины вышли фотограф, оператор и какой-то тип с веревкой в руках. Они позвонили в квартиру владельца дома, а потом все вместе поднялись на крышу.  

          Невысокий мраморный Ленин стоял на постаменте, указывая рукой в сторону Уолл-стрит. Оператор обошел Ленина вокруг, почесал затылок и промолвил: «О`кей». Фотограф вытащил из кофра фотоаппарат, а третий тип набросил на шею мраморному Ленину веревку и натянул ее. Защелкал фотоаппарат. Вскоре группа покинула крышу, предварительно расплатившись с владельцем дома за использование скульптуры, которую тот когда-то, потехи ради, купил в Чехии, привез и установил на крыше своего дома.      

          Скоро по всему Нью-Йорку висели плакаты: в кровавом зареве мрачно светился лик мраморного Ленина с удавкой на шее. Надписи предупреждали, что российская коммунистическая империя еще окончательно не повержена и может возродиться.   

          В это же время на Капитолийском холме, в Конгрессе, за плотно закрытыми дверями конгрессмены выслушивали высокопоставленных агентов ФБР. Агенты говорили о новой мафии – русском спруте, который после развала советской империи распускает свои щупальца по всей Америке. Агенты уверяли, что этого монстра нужно задушить в зародыше, чтобы не повторилась история 30-х и 60-х годов, когда власть в США едва не перешла в руки итальянской мафии. Агенты ФБР предоставляли доказательства, просили у Конгресса новые средства и широкие полномочия. Конгрессмены соглашались и средства, не скупясь, выделяли.          

          Потому что никто тогда не знал, чего ждать от новой и вечно непонятной России: реставрации коммунизма – там, в России, или русских гангстеров – здесь, в Америке? Тревожные, порою необъяснимые события с вихрями, песнями и стрельбой происходили в Москве и в Петербурге. И сложно было разобраться американским конгрессменам, как же теперь относиться к России, которая десятки лет была врагом.

          Приблизительно в это же время из одного лагеря на Дальнем Востоке вышел на свободу известный рецидивист, вор в законе – Станислав Николаевич Маханьков, отсидевший в тюрьме десять лет вместо полагавшихся пятнадцати. Досрочно освобожденный, он прибыл в Москву, поблагодарил братву за башли, которые они правильно дали правильному человеку в правительстве, и пожелал собрать воровской сходняк. На сходке порешили: оформить документы и отправить уважаемого вора в законе Станислава Николаевича в далекую Америку, в Нью-Йорк. Для наведения там порядка.    

          В Нью-Йорке Маханьков основал несколько липовых фирм, на счета которых потекли из России доллары. Сомнительные, скажем, доллары. Заработанные на торговле оружием и наркотиками. Собранные у обманутого населения. Выбитые у российских бизнесменов вместе с их ровными белыми зубами.   

          Маханьков обладал всеми способностями, необходимыми для наведения порядка. И, разумеется, авторитетом. Очень скоро владельцы русских магазинов и ресторанов в Нью-Йорке согласились платить деньги только его братве и никому другому. Все происходило спокойно, по-деловому: коротко остриженные парни в кожаных куртках подходили к владельцу магазина или ресторана и тихо, но внятно произносили: «Если Станислав Николаевич курирует это дело, то изменить уже ничего невозможно». Этой волшебной фразы с упоминанием имени Маханькова было достаточно, чтобы владелец кабака, вытирая холодный пот со лба, бормотал: «Да-да, я понимаю, изменить ничего невозможно…» С теми, кто почему-то сразу не соглашался, Маханьков разбирался проверенным способом – отдавал приказ убить телохранителя, как предупреждение хозяину. 

Коренные брайтонские бандиты быстро смекнули, что за грозовая туча приплыла из далекой России. Им, старожилам, уголовной красе и гордости Брайтона, пришлось без боя сдать улицы «маленькой Одессы на Гудзоне». Ведь брайтонские бандиты обладали только собственными мышцами и пистолетами. А за Маханьковым стоял великий и могучий российский криминальный мир. 

Последним пунктом его триумфального шествия в Нью-Йорке должна была стать Уолл-стрит. Конечно, не улица и не сама фондовая биржа, а те российские инвесторы, которые, правдами и неправдами переправив в Америку миллионы долларов, вкладывали их в биржевые акции.

Но и с инвесторами Маханьков действовал по-старинке грубо, забывая, что Уолл-стрит – не зона. А там ведь и федеральные агенты, и службы надзора, и скрытые камеры.

Час его пробил. Маханькова накрыли утром, в бруклинской квартире. Пронюхавшие об этом аресте журналисты собрались возле его дома. Станислав Николаевич шел в наручниках в сопровождении двух задумчивых агентов ФБР, сохраняя завидное присутствие духа. Вдруг резко взмахнул ногой, попытавшись выбить камеру у одного тележурналиста. Его отвезли в тюрьму, а журналист помчался продавать заснятые кадры телеканалу SBC, где их потом прокручивали тысячи раз.        

Такие вот, на первый взгляд, не связанные между собою события неожиданно сплелись в единый клубок и затянулись тугими узлами. Заинтересованных лиц оказалось слишком много, ставка за свободу или заключение подсудимого была