Джиральди Чинтио - Итальянская новелла Возрождения Страница 8

В произведениях Фиренцуолы нашли отражение эти противоречия его мировоззрения, которые в свою очередь объяснялись противоречиями переходного периода в жизни итальянского общества — периода начавшейся феодализации буржуазии.

Свое главное произведение «Беседы о любви» Фиренцуола построил по образцу «Декамерона». Он подробно описывает времяпрепровождение кружка молодых людей и самый ход бесед; тщательнее, чем Боккаччо, выписывает портреты и раскрывает психологию «королевы» общества — Констанцы Амаретты (возлюбленной Фиренцуолы), Чельсо (в его лице выведен сам автор) и других членов кружка. В задачу Фиренцуолы входили утверждение и защита новых моральных и эстетических норм, рождающихся в аристократизирующемся буржуазном обществе. Новым эстетическим вкусам здесь подчинено все, даже пейзаж. Говоря о Флоренции, Фиренцуола прославляет не столько самый город с его церковью Санта-Мария дель Фьоре и другими замечательными памятниками городской культуры, сколько ее загородные виллы, сады и лесистые окрестности — все, что было мило сердцу аристократа-землевладельца.

В поведении мужчин, входящих в собравшееся на вилле общество, заметны элементы чисто рыцарского служения даме.

Вместо здоровой чувственности новелл Боккаччо у Фиренцуолы на все лады прославляется платоническое томление, вместо энергичной борьбы за свое счастье, которую можно наблюдать у предприимчивых горожанок или отважных и самоотверженных героинь типа Гисмонды в «Декамероне», в «Беседах о любви» предписывается смирение перед вынужденным браком, которое якобы компенсируется платонической любовью к избраннику сердца. Так, Констанца Амаретта не желает расторгнуть брак с нелюбимым мужем, хотя сердце ее отдано Чельсо (Фиренцуоле).

Избранное общество относится подчеркнуто пренебрежительно к низшим слоям, к слугам и старается узаконить такое отношение как одно из средств утверждения своей кастовой замкнутости и аристократического самосознания.

В языке «Бесед» также обращает на себя внимание изощренность, помпезность, стремление автора щегольнуть своей эрудицией в области древней литературы, философии и истории, а также собственной «философией» и научными изысканиями, которые большей частью оказываются наивными и несостоятельными. Фиренцуола был блестящим стилистом, самый трудный и сложный период развивается у него легко и непринужденно, но это не могло изменить общего впечатления искусственной изощренности и помпезности стиля «Бесед».

В новеллах (правда, не во всех) Фиренцуола заметно меняется, оставаясь, конечно, и здесь блестящим прозаиком и тончайшим наблюдателем. Гуманист, эрудит и философ-моралист забывал здесь и древних авторов и свою философию, утонченный стилист становился живым и непосредственным рассказчиком-новеллистом. В новеллах концентрировалось здоровое и светлое, оптимистическое мироощущение, свойственное Фиренцуоле; его платоническая философия рассеивалась, как дым. Изящное, но слишком рассудочное и нередко нарочитое остроумие «Бесед» сменялось задорной шуткой, острым словом в народном духе. Менялся и самый язык.

Фиренцуола был одним из немногих, кто настаивал на непрерывном обогащении литературного языка за счет современной разговорной речи народа. Он считал, что «в повседневном употреблении заложено правило и сила хорошей речи», и призывал «пользоваться теми словами, которые повседневно на устах у людей». Сам он как писатель следовал этим положениям прежде всего в новеллах, в которых мы находим яркий и сочный язык, замечательные образцы умелого и любовного использования народных пословиц, поговорок, ходячих выражений, что свидетельствовало о хорошем знании устного народного творчества.

Фиренцуола продолжал антиклерикальную линию итальянской новеллы, отражавшую отношение народа к церкви и монахам. С тонкой иронией, подчас не уступающей иронии самого Боккаччо, рассказывает Фиренцуола о галантных похождениях приходских священников, капелланов, братьев-миноритов, но заканчиваются его новеллы скорее в резкой, манере Саккетти: «бродяжье отродье», которому, по словам честного горожанина из новеллы IV, следовало бы «свиней пасти да на конюшне быть, а не христиан наставлять по церквам», подвергается беспощадному осмеянию и наказанию.

В новелле VI уничтожающему публичному поношению подвергается сребролюбивый монах фра Керубино, замутивший своими бреднями голову одной умирающей вдове с целью прибрать к рукам наследство, хотя это совершенно обездоливало ее сыновей.

Фиренцуола разоблачает ханжество духовенства и чисто по-боккаччевски оправдывает «блудных сыновей» и дочерей — молодых монахов и монахинь, которые, подобно сестре Аппелладже, находят наиболее эффективное средство против искушения плоти и умеют заставить умолкнуть ханжеские голоса настоятельниц и настоятелей, ибо те, как выясняется, давно уже пользуются тем же средством (новелла VII).

Продолжая линию Боккаччо и Саккетти, Фиренцуола в новеллах прославляет находчивость, предприимчивость, смелость, ум простых людей. Он склонен прислушиваться к суждениям и оценкам простолюдинов даже тогда, когда речь заходит об эстетических критериях, о красоте, которая в «Беседах» расценивается как «величайшее благо». Фиренцуола заявляет, что «крестьяне, которые исполнены природной рассудительности, тоже знакомы с совершенством красоты».

Разумом Фиренцуола был на стороне аристократического общества, но похоже на то, что это давалось ему не без внутренней борьбы и не без известного насилия над собой. В новеллах он предоставлял себе большую свободу. Впрочем, как уже сказано, не все новеллы Фиренцуолы одинаковы и однотипны. На иные уже ложился отпечаток назревавшей феодальной реакции; например, в новелле VIII можно отметить ряд элементов, характеризующих новеллу последующего периода: описание чудовищных примеров нравственной испорченности, кровавые преступления и — в противовес всему этому — идеализированные образы, воплощения высокой морали.

Фиренцуола не закончил своих «Бесед»: из шести задуманных им «дней» целиком был написан только первый. Но и в своем настоящем виде это произведение явилось живым и ярким отражением переломного периода в развитии тосканского (и всего итальянского) общества. Оно обозначило также одну из важных вех в эволюции итальянской новеллы эпохи Возрождения.

Феодальная реакция, начавшаяся в Италии в XVI веке, ослабила страну и способствовала ее закабалению иноземными завоевателями; к середине XVI века почти вся Италия оказалась под испанским игом.

Получив надежную опору в лице Испании, папство развернуло черное знамя католической реакции и перешло в решительное наступление против реформаторских течений, передовой научной мысли и прогрессивного искусства. Очень немногие писатели осмеливались продолжать демократическую линию в литературе. Одним из них был поэт, драматург и новеллист флорентиец Граццини.

Франческо Граццини-Ласка (1503–1584) был сыном нотариуса флорентийской синьории. Тенденциозно настроенные биографы той эпохи называли его «человеком низкого происхождения» и отказывали ему в эрудиции, хотя на самом деле Граццини обладал большими познаниями в области литературы, филологии, истории и философии. Был он простым аптекарем, даже не приписанным к цеху, но при этом играл видную роль в культурной жизни Флоренции. Граццини являлся одним из основателей трех последовательно сменявших друг друга «академий», созданных с целью нормализации итальянского литературного языка. Деятельность, последней из этих «академий» — «Академиа делла Круска» — имела большое значение, хотя и носила в основном пуристский характер, то есть сводилась к очищению, «просеиванию» литературного словаря (crusca по-итальянски значит отруби), В стенах этих «академий», которые представляли собой нечто вроде клубов, каждый член ее наделялся особым прозвищем. Граццини именовали Ласка, то есть голавль (на его академическом гербе был изображен голавль, стремительно хватающий мотылька).

Граццини настаивал на связи литературного языка с народной разговорной речью, и это служило поводом для постоянных его столкновений с академиками-пуристами. Он был костью в горле у своих многочисленных литературных противников, склонявшихся на сторону реакции. Имя Граццини связано с преувеличенно-комической, так называемой бурлескной поэзией, в которой наиболее отчетливо проявлялись в это время оппозиционные настроения, критиковалось духовенство и аристократия. Он писал остро политические бурлескные стихотворения и издавал поэтов этого направления: цирюльника Буркьелло, врача медичийской тирании, едко высмеивавшего в своих сонетах изысканный платонизм аристократической культуры; Франческо Берни, бесстрашно нападавшего на папу Климента VII и других.