Джон Голсуорси - Из сборника Оборванец

Голсуорси Джон

Из сборника 'Оборванец'

Джон Голсуорси

Из сборника "Оборванец"

ДВА ВЗГЛЯДА

Перевод Г. Злобина

Старый директор кладбища "Тиссы" медленно вышел из дома, чтобы посмотреть, все ли готово.

Он видел, как в этот квадрат земли, находящийся в его ведении, уходили многие, кому он имел привычку кланяться при встрече, и многие, кого даже он не знал. Для директора смерть была каждодневным событием, и все же предстоявшие похороны, еще одни в нескончаемой повести жизни и смерти, почему-то волновали его, остро напоминая о быстротечности времени.

Двадцать лет прошло с тех пор, как умер его лучший друг, доктор Септимус Годвин, циник и романтик одновременно, человек, чей ум вошел в пословицу, о чьем неотразимом обаянии столько говорили. А теперь вот хоронят его сына!

С тех пор, как умер доктор Годвин, директор не видел вдову умершего, потому что она сразу уехала из их города, но он хорошо помнил эту высокую стройную женщину с темными волосами и блестящими карими глазами. Она вышла замуж за Септимуса Годвина лишь за полтора года до его смерти и была много моложе своего супруга. Директор помнил, как она стояла у могилы на похоронах мужа и как его поразило тогда выражение ее лица. Оно говорило о... да, странное это было выражение!

Директор и сейчас думал об этом, шагая по узкой тропинке к могиле старого друга. Это было самое красивое место на кладбище, и отсюда открывался вид на беловатый склон холма и реку внизу. Он подошел к небольшому участку вокруг могилы, огороженному свежевыкрашенной решеткой. Все здесь было в полном цвету. Венки у калитки ожидали нового покойника. Все было в порядке.

Старый директор своим ключом открыл склеп. Сквозь толстый стеклянный пол был виден внизу гроб отца. Ниже будет покоиться гроб сына.

- Не можете ли вы сказать мне, сэр, что собираются делать с могилой моего старого доктора? - спросил позади него тихий голос.

Старый директор обернулся и увидел перед собой пожилую даму. Он не знал ее, но лицо ее было приятно: щеки цветом напоминали увядшие розовые лепестки. Под широкой шляпой виднелись серебристые волосы.

- Сегодня здесь будут похороны, мадам.

- Вот как! Неужели его жена?..

- Сын, мадам. Двадцатилетний юноша.

- Его сын? В котором часу похороны?

- В два пополудни.

- Благодарю вас. Вы очень любезны. Приподняв шляпу, он смотрел вслед женщине. Его

беспокоило, что он видит здесь человека, которого не знает.

Похороны прошли очень торжественно, и, обедая в тот вечер у своего приятеля, врача, старый директор спросил:

- Не заметили ли вы седую женщину, которая бродила здесь днем?

Доктор, высокий рыжебородый мужчина, подвинул для гостя стул поближе к огню.

- Да, видел.

- А вы обратили внимание на выражение ее глаз? Очень странное выражение. Как будто... ну, как бы это сказать? В общем, очень странное! Кто она? Я видел ее на кладбище еще утром.

Доктор покачал головой.

- Мне выражение ее глаз не кажется странным.

- Что вы хотите этим сказать? Ну, объясните же! Доктор, по-видимому, колебался. Затем, взяв графин, наполнил бокал собеседника и ответил:

- Хорошо. Вы, сэр, были лучшим другом Годвина, и я расскажу вам, если хотите, о его смерти. Помните, вы в то время были в отъезде...

- Говорите, это останется между нами.

- Септимус Годвин, - продолжал доктор неторопливо, - умер в четверг около трех часов, а меня позвали к нему в два. Когда я пришел, он был очень плох, но по временам сознание возвращалось к нему. У него была... но вы знаете подробности, так что я не стану о них говорить. В комнате, кроме меня, была его жена, а в ногах умирающего лежал его любимый терьер. Вы, наверно, помните, он был каких-то особенных кровей. Я пробыл там не более десяти минут, как вошла горничная и что-то шепотом сказала хозяйке. Миссис Годвин сердито ответила:

- Видеть его? Идите и скажите, что ей не стоило бы приходить сюда в такое время.

Горничная вышла и скоро вернулась: посетительница хотела хоть на минуту увидеть миссис Годвин. Но миссис Годвин ответила, что не может оставить мужа. Горничная казалась испуганной и вышла, но скоро опять вернулась.

- Дама сказала, что ей непременно нужно видеть доктора Годвина. Это вопрос жизни или смерти!

- Смерти? Какое бесстыдство! - возмущенно воскликнула миссис Годвин. Передайте, что, если она немедленно не уйдет, я пошлю за полицией.

Бедная девушка посмотрела на меня. Я вызвался сойти вниз и поговорить с посетительницей. Она была в столовой, и я сразу узнал ее. Не буду называть имени, скажу только, что она из знатной семьи, которая живет в ста милях отсюда. Она слыла красавицей. Но в тот день лицо ее было искажено отчаянием.

- Ради бога, доктор! Есть какая-нибудь надежда? Я был вынужден сказать, что надежды нет.

- В таком случае я должна увидеть его! - воскликнула она.

Я умолял ее подумать о том, что она просит. Но она протянула мне перстень с печаткой. Это очень похоже на Годвина, не правда ли? Этакий байронизм.

- Он прислал мне этот перстень час назад, - сказала она. - Мы давно условились, что, если он пришлет его, я должна прийти к нему. О, если бы речь шла только обо мне, я бы не настаивала. Женщина может вынести что угодно. Но ведь он умрет с мыслью, что я не захотела прийти, что мне все равно! А ради него я готова жизнь отдать.

Ну, сами понимаете, просьба умирающего священна. Я обещал, что она увидит его. Попросил ее пойти со мной и подождать за дверью, пока Годвин придет в сознание. Никто в жизни меня так не благодарил, как она. Я вошел в спальню. Годвин все еще был без сознания. У его ног тихо скулил терьер. В соседней комнате плакал ребенок-тот самый юноша, которого мы сегодня хоронили. Миссис Годвин по-прежнему стояла у кровати умирающего мужа.

- И вы ее услали из комнаты?

- Мне пришлось сказать ей, что Годвин действительно пожелал видеть эту женщину. Но миссис Годвин крикнула: "Я не хочу, чтобы эта негодяйка была здесь!" Я умолял ее успокоиться и напомнил, что муж умирает.

- Но ведь я его жена! - воскликнула она и выбежала из комнаты.

Доктор замолчал, устремив взгляд на огонь. Затем, пожав плечами, продолжал:

- Я утихомирил бы ее гнев, если бы мог. Но с умирающим не спорят. Страдание даже для нас, докторов, священно. За дверью были слышны голоса обеих женщин. Одному небу известно, что они наговорили друг другу. А здесь неподвижно лежал Годвин, красивый, как всегда, его черные волосы подчеркивали бледность лица. Потом я увидел, что к нему возвращается сознание. Снова послышались голоса женщин, сначала - его жены, резкий и презрительный, затем - другой голос, тихий, отрывистый. Годвин приподнял руку и указал на дверь. Я вышел и сказал женщине: "Доктор Годвин желает вас видеть. Пожалуйста, возьмите себя в руки".

Мы вошли в комнату. Жена последовала за нами. Но Годвин опять потерял сознание. Обе женщины сели.

Как сейчас вижу: они сидят по обе стороны кровати, закрыв лицо руками, и каждая молча, угнетенная присутствием соперницы, как бы отстаивает свое право на разбитую любовь. Гм! Представляю, сколько они тогда выстрадали! А за стеной все время плакал ребенок одной из них, который мог бы быть ребенком другой. Доктор замолчал. Старый директор повернул к нему свое белобородое румяное лицо с таким выражением, как будто он шел ощупью в темноте.

- Как раз в это время, помню, - вдруг снова заговорил доктор, зазвонили колокола соседней церкви святого Джуда, возвещая конец венчания. Звон привел Годвина в чувство. Со странной и жалкой улыбкой, от которой сжималось сердце, он смотрел то на одну, то на другую женщину. А они обе смотрели на него. Лицо жены - бедняжка! - было сурово и как будто высечено из камня, она сидела, не двигаясь. Что касается другой, то я просто не мог заставить себя взглянуть на нее.

Годвин поманил меня и зашептал что-то. Но слова его потонули в перезвоне колоколов. Минуту спустя он был мертв.

Странная штука - жизнь! Вы просыпаетесь утром, твердо стоя на ступеньке, потом - толчок, и вы летите вниз. Человек угасает, как свеча. И счастье, когда вместе с вашей жизнью гаснет жизнь только одной женщины...

Женщины не плакали. Жена осталась у постели покойного, другую я проводил к экипажу. Значит, сегодня она тоже была здесь... Я думаю, теперь вам понятно выражение ее глаз, которое привлекло ваше внимание.

Доктор замолчал. Директор молча кивнул. Да, теперь ему был понятен взгляд этой незнакомки - глубокий, неуловимый, странный. Теперь ему понятно выражение глаз жены Годвина на похоронах двадцать лет назад! И, печально глядя на огонь, он сказал:

- Они обе как будто торжествовали. - И медленно стал растирать руками колени, чтобы согреть их, как это часто делают старые люди.

ПОРАЖЕНИЕ

Перевод Г. Злобина

Вот уже четверть часа она стояла на тротуаре после концерта, который стоил ей шиллинг. Обычно не допускают мысли, что у женщин ее профессии бывают какие-нибудь добродетели, особенно, если они, подобно Мэй Белински, как ей угодно было теперь именовать себя, - настоящие немки. Но эта женщина любила музыку. Она частенько позволяла себе принять "музыкальную ванну", когда устраивались концерты-гулянья; вот и сейчас она потратила половину всех своих наличных денег, чтобы послушать несколько пьес Моцарта и бетховенскую симфонию.