Джон Кольер - Сборник новелл На полпути в ад Страница 10

Фуараль подходит, тот оборачивается.

- Здесь никто не живет? - спрашивает.

- Нет, - сказал Фуараль.

- А кто хозяин? - полюбопытствовал чужак. Фуараль не знал, что и ответить. Потом все-таки признался, что он и есть хозяин.

- А мне вы дом не сдадите? - спросил чужак.

- Для чего? - спросил Фуараль.

- Как то есть! - сказал чужак. - Чтобы жить.

- Зачем? - спросил Фуараль. Чужак тогда выставил руку, загнул большой палец и говорит, нарочито медленно.

- Я, - говорит, - художник, живописец.

- Ага, - говорит Фуараль.

Чужак загибает указательный палец.

- Я, - говорит, - смогу здесь работать. Мне здесь нравится. Нравится обзор. Нравятся те два ясеня.

- Ну и хорошо, - говорит Фуараль. Тогда чужак загибает средний палец.

- Я, - говорит, - хочу прожить здесь шесть месяцев.

- Ага, - говорит Фуараль.

Чужак загибает безымянный.

- Прожить, - говорит, - в этом доме. Который, с вашего позволения, выглядит на желтой земле точно игральная кость посреди пустыни. Или он больше похож на череп?

- Ого! - говорит Фуараль.

А чужак загибает мизинец и говорит: - За сколько франков - вы разрешите мне - жить и работать в этом доме шесть месяцев?

- Зачем? - говорит Фуараль.

Тут чужак аж затопотал. Вышел целый спор; наконец Фуараль взял верх, сказав, что в здешних краях никто домов не снимает: у всякого свой есть.

- Но мне-то надо снять этот дом, - сказал чужак, скрежеща зубами, чтобы картины здесь рисовать.

- Тем хуже для вас, - сказал Фуараль. Чужак разразился воплями на каком-то неведомом наречии, едва ли не сатанинском.

- Ваша душа, - сказал он, - видится мне крохотным и омерзительно кругленьким черным мраморным шариком на выжженном белом солончаке.

Фуараль сложил в щепоть большой, средний и безымянный пальцы, а указательным и мизинцем ткнул в сторону чужака: пусть его обижается.

- Сколько вы возьмете за эту лачугу? - спросил чужак. - Может, я ее у вас куплю.

И Фуараль с большим облегчением понял, что это, оказывается, простой, обычный, жалкий идиот. У него и штанов-то нет, чтоб как следует прикрыть задницу, а он зарится на этот прекрасный крепкий дом, за который Фуараль просил бы двадцать тысяч франков, было бы у кого просить.

- Ну! - сказал чужак. - Так сколько же? Фуаралю надоело зря время терять, и он былне прочь напоследок слегка позабавиться, вот они сказал: Сорок тысяч.

- Дам тридцать пять, - отозвался чужак. Фуараль от души расхохотался.

- Хорошо смеетесь, - заметил чужак. - Я бы такой смех, пожалуй, нарисовал. Изобразил бы, как сыплются свежевырванные с корнями зубы. Ну и как? Не отдадите за тридцать пять? Задаток могу прямо сейчас.

И, вытащив бумажник, этот полоумный богатей зашуршал одним, двумя, тремя, четырьмя, пятью тысячефранковыми билетами перед носом Фуараля.

- Останусь буквально без гроша, - сказал он. - Но на худой-то конец я ведь могу его перепродать?

- С божией помощью, - сказал Фуараль.

- А что, стану-ка я сюда ездить, - сказал тот. - Боже ты мой! Да за шесть месяцев я здесь столько понарисую - на целую выставку. В Нью-Йорке все с ума свихнутся. А я снова сюда и наработаю еще на одну выставку.

Фуараль, ошалев от радости, даже и не пытался что-нибудь понять. Он стал неистово нахваливать свой дом: затащил покупателя внутрь, показал ему печку, выстукал стены, заставил заглянуть в трубу, в сарай, в колодец...

- Ладно, ладно, - сказал чужак. - Отлично. Все отлично. Побелите стены. Подыщите мне какую-нибудь женщину - прибираться и стряпать. Я поеду обратно в Париж и вернусь с вещами через неделю. Слушайте: занесите в дом тот вон стол, два-три стула и кровать. Остальное я сам привезу. Вот ваш задаток.

- Нет, нет, - сказал Фуараль. - Все надо сделать честь по чести, при свидетелях. Потом вот приедет законник, он выправит какие надо бумаги. Пошли со мной в деревню. Я позову Араго, он человек надежный. Еще Гиза, он очень надежный. И Винье, он надежный, как могила. Разопьем бутылку старого вина, у меня есть, я поставлю.

- Прекрасно! - сказал ниспосланный богом юродивый.

В деревню и пошли. Явились Араго, Гиз, Винье, надежные, как каменная стена. Задаток был уплачен, вино откупорено, чужак заказал еще, в дом набилась куча народу. Кого не пустили, те стояли снаружи, слушали доносившийся хохот. Можно было подумать, будто в доме свадьба или какое-нибудь безобразие. Фуаралева старуха и та выходила постоять в дверях, показать себя людям.

Спору нет, было в этом сумасшедшем что-то умопомрачительное. Вечером, после его ухода, они основательно потолковали о нем между собой.

- Слушаешь его, - сказал коротышка Гиз, - и точно пьян, ни гроша не потратив. Вроде и понятно, и непонятно - как по воздуху летишь; и смех берет.

- А мне как маслом по сердцу смазали: вдруг показалось, будто я богач богачом, - сказал Араго. - И не то что вот у меня, скажем, схоронено свое в дымоходе, а как если бы... ну, как если хоть сори деньгами - не переведутся.

- Мне он нравится, - сказал коротышка Гиз. - Мы с ним друзья.

- Это ты чепуху мелешь, - сказал Фуараль. - Он же полоумный. А дела с ним у меня.

- Я подумал, пожалуй, он и не такой уж полоумный, когда он сказал, что твой дом глядит из земли как старый череп, - сказал Гиз, неспроста небось отводя глаза.

- Может, даже и не обманщик? - спросил Фуараль. - Если хочешь знать, он еще сказал, будто дом похож на игральную костяшку посреди пустыни. Так как же, череп или костяшка?

- Я, говорит, из Парижа, - сказал Араго. - И прямо тут же: я, мол, американец.

- Да, да. Что и говорить, самый настоящий обманщик, - подтвердил Кес. Может статься, мошенник из мошенников-недаром разъезжает по всему свету. Но, к счастью, вдобавок полоумный.

- Вот и покупает дом, - сказал Лафаго. - Были б мозги при нем, он бы - этакий-то обманщик - забрал его себе, и все тут. А так покупает. За тридцать пять тысяч франков!

- Человек полоумный, будь он семи пядей во лбу, все равно что вывернутый мешок, - сказал Араго. - А если он вдобавок набит деньгами, то...

- ... то деньги так и сыплются, - продолжил Гиз.

Чего же лучше-то. Все с нетерпением поджидали чужака. Фуараль побелил дом, прочистил дымоходы, повсюду прибрал. И уж будьте уверены, хорошенько все обыскал на случай, если покойный тесть три года назад где-нибудь что-нибудь схоронил, а тот дурень об этом как-нибудь прослышал. С парижанами, с ними держи ухо востро.

Чужак возвратился, и его пожитки целый день перевозили на мулах от шоссе, где они были сгружены с машины. К вечеру все собрались в доме - свидетели, помощники и прочие. Оставались сущие пустяки - получить денежки.

Фуараль намекнул на это деликатней деликатного. Чужак заулыбался, без всяких проволочек сходил в комнату, куда свалили его скарб, и живо принес какую-то книжечку, всю из маленьких billets, вроде тех лотерейных, какие пробуют вам всучить в Перпиньяне. Он оторвал верхний билетик.

- Пожалуйста, - сказал , он, протягивая билетик Фуаралю. - Тридцать тысяч франков.

- Не пойдет, - сказал Фуараль.

- Что еще за новости? - удивился чужак.

- Таких бумажечек я навидался, - сказал Фуараль. - И написано на них, друг мой, было не тридцать, а триста тысяч. Только потом тебе говорят, что они не выиграли. Нет, мне бы лучше деньгами.

- Это и есть деньги, - сказал чужак. - Все равно что деньги. Предъявите это, и вам выдадут тридцать тысячефранковых кредиток, таких самых, какие я вам дал в тот раз.

Фуараль слегка опешил. В здешних краях принято рассчитываться под конец месяца. Опасаясь сорвать сделку, он положил бумажонку в карман, распрощался и пошел в деревню следом за остальными.

Чужак освоился и вскоре со всеми перезнакомился. Фуараль, у которого на душе кошки скребли, исподволь выспрашивал его. Оказалось, что он и правда из Парижа - там он жил; и в самом деле американец - оттуда родом.

- А во Франции, значит, родственников нет? - спросил Фуараль.

- Никаких родственников.

Так-так-так! Ну, Фуараль надеялся, что с деньгами все обойдется. Однако дело-то было не только в деньгах. Никаких родственников! Тут не мешало поразмыслить. Фуараль отложил это дело на потом, чтобы толком обмозговать как-нибудь ночью, когда сон на глаза не пойдет.

В конце месяца он взял свою бумажонку и отправился за деньгами. Дуралей сидел под ясенем почти нагишом и знай себе разрисовывал кусок холста. И что бы, вы думали, он взялся рисовать? Да паршивые оливы Рустана, с которых на людской памяти ни оливки не сняли!

- В чем дело? - сказал полоумный. - Я занят.

- Вот, - сказал Фуараль, протягивая бумажку. - Мне деньги нужны.

- Ну и какого же дьявола, - спросил тот, - вы пристаете ко мне, а не получаете свои деньги?

Фуараль еще ни разу не видел его таким сердитым. Хотя вообще-то известно: тронь весельчака за мошну - и куда все веселье делось?

- Послушайте-ка, - сказал Фуараль, - это дело очень серьезное.

- Нет, уж лучше вы послушайте, - сказал, чужак. - Вот эта штука называется чек. Я дал его вам, а вы с ним ступайте в банк. В банке вам дадут деньги.