Джордж Элиот - Мельница на Флоссе Страница 10

В других отношениях истинный Додсон еще не проявлялся в Томе, который также мало ценил своих родных со стороны матери, как и сама Магги, и обыкновенно убегал на целый день с большим запасом съестных припасов, если он только успевал заблаговременно узнать о приезде своих дядей и теток, из чего его тетка Глегг выводила самые мрачные заключение касательно его будущности. Магги было горько, что Том уходил всегда потихоньку, не делая ее участницею своей тайны; но, ведь, известно, что слабый пол является такою обузою в случае побега.

В среду, накануне дня, когда ожидали дядей и теток, разносились по всему дому разные аппетитные запахи, напоминавшие сдобные булки, еще не вынутые из печи, желе, пребывавшее в горячем состоянии, к которым присоединялся еще аромат подливок, так что невозможно было увлекаться слишком каким-нибудь грустным чувством: целая атмосфера была пропитана надеждою. Том и Магги делали частые нападения на кухню и, как мародеров, их убеждали удалиться на время, позволяя им уносить с собою порядочную добычу.

– Том, – сказала Магги, когда они сидели на ветках калины, убирая пирожки с вареньем: убежишь ты завтра?

– Нет, – отвечал Том медленно, оканчивая свой пирожок и посматривая на третий, который приходилось разделить между ними. – Нет, не убегу.

– Отчего же, Том? не от того ли, что Люси приедет?

– Нет, – отвечал Том, открывая свой ножик и держа его над пирожком, свеся голову на одну сторону в недоумении (это была трудная задача разделить очень неправильный полигон на две равные части). – Что мне Люси? Она девочка, в чехарду играть не может.

– Ну, так потому, что будет пьяный Кек? – сказала Магги, напрягая свое воображение и наклоняясь к Тому, которого глаза были устремлены на нож.

– Нет, глупая, он будет хорош и на другой день. Остаюсь для пудинга. Знаю, какой будет пудинг: с абрикосовым вареньем… Ай, мои пуговочки!..

За этим восклицанием ножик опустился на пирожок, который был теперь разделен пополам; но Том, по-видимому, не был доволен результатом, потому что он поглядывал сомнительно на обе половинки. Наконец, он сказал:

– Закрой глаза, Магги.

– Зачем?

– Нет тебе дела зачем. Закрой глаза, говорю я тебе.

Магги повиновалась.

– Теперь, Магги, которую хочешь половинку: правую или левую?

– Я возьму ту, из которой вытекло варенье, – сказала Магги, оставаясь с закрытыми глазами, в угождение Тиму.

– Ведь ты не любишь ее, глупая. Возьми, ешь ее, если она тебе по справедливости досталась, а без того не дам. Правая или левая? ну, выбирай! А-а-а! – сказал Том в отчаянии, когда Магги открыла глаза.

– Закрой глаза и не смотри, или ничего не получишь.

Самопожертвование Магги так далеко не шло. Право, я опасаюсь: для нее было важнее одобрение Тома за то, что она уступала ему лучший кусок, нежели его собственное наслаждение этим куском. Итак, она совершенно закрыла глаза, ожидая, пока Том – спросил, «говори, которая рука», потом сказано: «левая».

– Твоя, – сказал Том, огорченным тоном.

– Которая половинка без варенья?

– Нет, бери, – сказал Том твердым голосом, решительно передавая лучший кусок Магги.

– О, пожалуйста Том, возьми его! мне все равно; я люблю лучше. другую половинку; пожалуйста возьми эту!

– Не возьму, – сказал Том, почти сердито, принимаясь за свой кусок.

Магги, полагая, что бесполезно было бы продолжать спор, принялась за свою долю и села ее с большим удовольствием и быстротою. Но Том кончил первый и посматривал на Магги, как та доедала последние кусочки, чувствуя в себе достаточно аппетита, чтобы проглотить и ее долю. Магги не замечала, что Том смотрел на нее: она качалась на ветке калины, вся поглощенная в наслаждение вареньем и праздностью.

– О, жадная тварь! – сказал Том, когда она проглотила последний кусок. Он сознавал, что он поступил справедливо и думал, что она должна бы принять это в уважение и вознаградить его. Он отказался прежде от ее куска; но естественно является другой взгляд, как проглотишь свою собственную долю пирожка.

Магги побледнела.

– О, Том! зачем же ты не попросил у меня?

– Стану я просить у тебя твоего куска, жадная! Могла бы подумать сама и без того; ведь ты знала, что я тебе дал лучший кусок.

– Да, ведь, я отдавала его тебе – ты сам это знаешь, – сказала Магги обиженным тоном.

– Да, да, я не таков, как Стаунсер, не сделаю того, что несправедливо. Он всегда берется за лучший кусок, если не дашь ему туза; а выберешь лучший кусок с закрытыми глазами, так он по оберет руки. Когда я иду на дележ, так у меня дележ справедливый; я только не жадничаю.

И с этим грозным innuendo Том спрыгнул с ветки и швырнул камень, крикнув: «гой Яну!» который, пока пирожки поедались, посматривал с необыкновенным вниманием ушей и чувств, вероятно, проникнутым горем. Добрая собака все-таки приняла приглашение Тома с необыкновенною живостью, как будто он обошелся с нею необыкновенно великодушно.

Но Магги, особенно наделенная глубоким сознанием горя, которое отличает человеческое создание и ставит на почтительном отдаление от самого меланхолического шимпанзе, оставалась на своей ветке, сильно чувствуя незаслуженный упрек. Она готова была отдать все на свете, чтоб только доля ее была цела, чтоб только сберегла она ее для Тома. Пирожок, Конечно, был очень вкусен; чувство вкуса Marra не было притуплено, но она охотнее обошлась бы без него, только бы Том не называл ее жадною и не сердился бы на нее. Он сам сказал, что ему ненужно ее куска, и она села его не думая: чем же она тут виновата? Слезы текли так обильно, что Магги ничего не могла видеть за ними, по крайней мере, в продолжение десяти минут; но потом чувство обиды успокоило желанию примирение, и она спрыгнула с ветки, чтоб посмотреть, где Том. Его уже давно не было на лужайке, за гумном, куда мог он деться, и с Яном? Магги вбежала на высокий вал, у большего остролистника, покуда открывалось ей все пространство до самого Флоса. Она завидела Тома; но сердце ее не екнуло, когда она увидела, как он был далеко и что с ним был другой сотоварищ, кроме Яна, – негодный Боб Джекин, которого служебное, если не естественное назначение, пугать птиц в настоящее время было упразднено. Магги чувствовала, что Боб был злой мальчик, не сознавая совершенно почему, разве только потому, что мать Боба была страшно толста и жила в чудном круглом домике, у реки; и раз, когда Магги и Том зашли было туда, на них бросилась пестрая собака, которая без умолку лаяла и мать Боба вышла и закричала таким пронзительном голосом, накрывшим лай, убеждая их не бояться, что Магги подумала, будто она бранит их – и сердце ее забилось от ужаса. Магги предполагала, что в круглом домике водились змеи на полу и летучие мыши жили в спальне; она видела, как Боб раз снял свою шапку и показал в ней Тому небольшую змею, а в другой раз у него была горсть молодых летучих мышат; вообще, это был не совсем регулярный характер, смахивавший слегка на чертенка, судя по его дружбе с змеями и летучими мышами; а к довершению всего, когда Том сходился с Бобом, он не думал про Магги и никогда не позволял ей идти вместе с ними.

Должно сознаться, что Том любил сообщество Боба. Могло ли быть иначе? Боб знал сейчас по яйцу от какой оно было птицы-ласточки, снегиря или золотого подорожника; он отыскивал все гнезда ос и умел расставлять разные силки; он лазил по деревьям, как белка, и обладал чудною способностью отыскивать ежей и ласток, и он отваживался на шалости предосудительные, как, например, ломать изгороди, швырять камни в овец и бить кошек, заходивших incognito.

Подобные достоинства в низшем, с которым можно было обращаться, как с слугою, несмотря на превосходство его познаний, необходимо увлекали Тома, и каждые праздники для Магги не проходили без дней печали, которые он проводил с Бобом.

Поправить этого было невозможно: он ушел теперь, и Магги оставалось только в утешение сесть у остролистника или блуждать вдоль изгороди, и стараться переделывать свой маленький мир в своем воображении по своему вкусу.

Жизнь Магги была беспокойная, и в этом виде она принимала свой опиум.

Между тем Том, забыв про Магги и жало упрека, оставленное им в ее сердце, спешил вместе с Бобом, которого он встретил совершенно случайно, на большую ловлю крыс в соседнем гумне. Боб был совершенный знаток в этом деле и говорил об этой ловле с энтузиазмом, которого не может себе представить разве только человек, совершенно лишенный всякой мужественности или, к сожалению, ничего непонимающий в травле крыс. С виду, в котором подозревали сверхъестественное зло, Боб, вовсе не казался таким отъявленным негодяем: его курносое лицо, окаймленное мелкими рыжими кудрями, не лишено было даже приятности; но его панталоны всегда были завернуты выше колена, для удобства, чтобы по первому призыву отправиться в брод; и его добродетели, если таковые существовали, Конечно, блистали под рубищем; а в этом наряде, по уверению желчных философов, предполагающих, что хорошо-одетое достоинство чересчур вознаграждено, добродетели обыкновенно остаются непризнанными (может быть, потому, что они редко встречаются).